Наора покраснела и быстро встала со стула, но старик тут же бросил иглу и замахал на нее руками:

— Что вы, что вы! Я же не про вас! Вам — можно. Я же вижу… Сядьте, пожалуйста, и не обижайтесь на старика.

Наора поколебалась, но старик, похоже, действительно разволновался не на шутку, и она села.

Повисла неловкая пауза. Судя по часам, до окончания уроков оставалось совсем немного.

— А я вот подрабатываю на досуге, — снова заговорил старик. Видно было, что ему хочется загладить неловкость. — Да и что делать–то одинокому? Вот и шью–клею. Люблю я это дело. И людям польза, и мне приработок малый. — Он поднял на Наору глаза, словно ожидая.

— Да, понимаю, — ответила она. — У меня вот тоже сейчас денег немного скопилось, а работы пока нет. Я ведь актриса, — зачем–то призналась она, — а только без места сейчас — сезон кончается, никто меня не возьмет до осени. Вроде бы и не нуждаюсь, а все же скучно без дела сидеть.

Старик улыбнулся:

— Вот я же говорю, что вы барышня правильная. Мало ведь кто так сейчас рассуждает, особенно из барышень. Им бы… — начал было он, но осекся. — Вы уж простите меня еще раз, — сказал он обезоруживающе. И вдруг оживился: — А хотите, я вас к месту пристрою? В библиотеку нашу? Это здесь, недалеко… Будете помогать там книжки реставрировать. И не обременительно, не тяжело для барышни, а платят там достаточно. Книжки тоже дают читать, — подмигнул старик озорно. — Вы ведь, небось, читать тоже любите?

— Люблю, — ответила Наора.

— Вот и будете читать в свой достаток! — обрадовался старик. — Вы не думайте, что раз библиотека Политехнического музеума, так там одни учебники да штудии хранятся. О–о–о! — потряс старик поднятым пергаментным пальцем. — У нас самая большая библиотека во всей Столице! Да что в Столице — во всей Империи, а значит, почитай и во всем мире поднебесном!

— А можно? — Наоре предложение старика пришлось по душе.

— Почему нельзя? — важно ответил тот. — Я поговорю с кем надо, так что не сомневайтесь! Вы подойдите ко мне как–нибудь на днях, если не передумаете, я всегда здесь… — Он замолчал и прислушался. Часы на колокольне с курантами отбили четверть. Старик глянул на часы, уточняя, произнес: — Ну вот и перемена подошла. Вы, барышня, обождите тут, я его позову.

— Нет, нет! — заволновалась Наора; кровь снова застучала в ушах. — Не говорите ему ничего, хорошо?

— Ну, как знаете. — Старик пожал плечами, взял со стола большой колокольчик и пошел по коридорам, громко возвещая сквозь звон: — Перемена, господа студенты! Перемена!..

Наора крепко сжала тут же вспотевшие ладони, потом вспомнила о ненужном уже письме и выдернула его из стеллажа. Да так и замерла, забыв о нем…

Кажется, не успел привратник во второй раз тряхнуть колокольчиком, а старинное здание уже наполнилось гулом голосов и топотом ног — теми особенными возбужденными и жизнерадостными звуками, какие производят вырвавшиеся из тишины аудиторий толпы молодых людей.

Наора нервно встала. Сейчас, трепетало ее сердце, сейчас…

Она судорожно искала глазами знакомое лицо среди мелькающих молодых людей в одинаковых куртках. Она даже стала опасаться, что не заметит, не увидит его.

И тут же увидала.

Хастер сбегал по широкой лестнице со второго этажа, оживленно разговаривая с кем–то и помахивая зажатой в руке толстенной тетрадью. Судя по всему, он был весело возбужден и вполне доволен жизнью. Наора невольно закусила губу. А чего она хотела? Чтобы Хастер был меланхолично бледен, осунулся, с кругами под глазами, молчаливо задумчив и вообще погружен только в себя. А как же иначе…

Наора смотрела на него уже минуту, и боялась, что вот–вот он возьмет да и уйдет, а он ведь ее даже не заметил… Веселые его глаза смотрели куда угодно, только не туда, куда следовало.

Сердце Наоры замерло: Хастер, прощаясь, помахал рукой другу, который выскочил на улицу, и его взгляд едва не скользнул по ней, но… он быстро отвернул голову — видимо, его окликнули — и присоединился к небольшой компании на лестнице, откуда тут же донеслись громкие взрывы хохота.

Хастер стоял почти что лицом к ней, но вместо нее смотрел на отчаянно жестикулирующего парня перед собой, и Наора напряженно следила за ним. Ну же! Ну!! Заметь же, наконец!!! Что же, так и не заметит ее?!! Другие же замечали: оглядывались, пробегая мимо привратницкой, поднимали брови, легонько присвистывали, усмехались, даже окликать пробовали… А он…

Хастер слушал, как Ортис Лагар размахивая руками втолковывает ему, что все эти механические чудовища, которые проректор называет — ха! — вычислительными машинами будущего — три ха–ха! — устарели, едва появившись на свет, морально устарели, потому что они ведут в тупик, из которого человечество не сможет выбраться сотни лет, который, если двигаться путем, указываемым отцом Бахари, вместо развития прогресса, затормозит его или вовсе отбросит назад, что надо смотреть не на шестеренки и рычаги, а на магнетизм и давно и успешно применяемое в Таласе гальваническое электричество…

Хастер слушал и кивал, потому что хотя и не был уж вовсе согласен с приятелем, но что–то в этом было рациональное. Впрочем, Ортис всегда слыл заоблачным мечтателем и не мог предоставить никаких конкретных доказательств, хотя бросался в споры рьяно и был побиваем в них железными аргументами того же отца Бахари, который хоть и ценил способности и даже несомненный математический дар Ортиса, но не одобрял его мечтаний. Хастер бы и сейчас с удовольствием поспорил бы… Но что–то не давало ему сосредоточится, что–то мешало ему, Что–то мимолетное, но такое важное… И продолжая слушать и кивать, Хастер рассеянно поводил глазами вокруг, в поисках источника этого странного раздражения.

— …Вот где будущее! — вещал Ортис, потрясая своей тетрадью. — Не здесь, — он притопнул по мрамору коридора, — а там, в Таласе… Да что с тобой, Тенедос? Хастер, я ведь с тобой разговариваю!.. Да ты с ума…

Договорить Ортис не успел. Потому что Хастер грубо отпихнул его в сторону и ринулся вниз, к привратницкой.

Наора увидела, и сердце ее замерло.

Хастер остановился в шаге от нее.

— Ты?

Наора кивнула. Вот и все. А она боялась, хотела проверить его, дурочка. А чего же тут проверять?

Вот он. Ее Хастер.

Она улыбнулась, не отводя взгляда от его горящих глаз.

Они молчали.

Говорили глаза.

«Ты здесь! Ты любишь меня!..»

«Да! Да, да, да…»

Он на мгновение закрыл глаза и выдохнул:

— Наконец–то!

Пальцы Наоры смяли такое ненужное письмо в ненужном конверте и медленно разорвали бумагу напополам.

Потом еще раз.

И еще…

КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА