— Прошу вас, сударь, проходите.

Хастер еще не решил, как себя вести в данной ситуации. Он бы с удовольствием подождал здесь, у двери, — или вообще где–нибудь в другом месте — пока что–нибудь прояснится, но тут в дверях комнаты–столовой возник еще один знакомый силуэт, и голос, такой неожиданный здесь и сейчас, что Хастер даже вздрогнул всем телом, произнес:

— Проходи, проходи, вьюнош, не стесняйся! — Силуэт в дверях качнулся, исчез; где–то там звякнуло стекло о стекло, ритмично забулькало, и Шут Императора вышел в гостиную и подошел почти вплотную к Хастеру. В одной руке у него была игриво блеснувшая от огня камина большая стопка, в другой бутерброд. Смотревшие в упор глаза Шута тоже блестели: то ли в них бегали чертики, то ли плясали огоньки каминного пламени.

— Что опешил, ублюдок? Давай–ка дерни водочки! — скомандовал Шут и замер с вытянутой к Хастеру рукой.

Хастер посмотрел поверх сунутой под самый нос налитой всклинь стопки прямо в эти огоньки–чертики, но увидеть за ними что–то было невозможно. Что ж, дернуть водочки в такой ситуации не худшее предложение. Главное — вовремя сделанное.

Хастер протянул руку, на мгновение ощутил горячие сухие пальцы, принял из них стопку и дернул. Выдохнув, он сунул в рот протянутый бутерброд и зажевал.

— Вот и славно! — объявил Шут радостно. — Вот и с Новым годом! — Он моментально исчез из поля зрения Хастера, скользнув назад, в столовую.

Хастер скосил глаза на господина в кресле: неужто и этот окажется каким–нибудь «приятным» сюрпризом? Но нет, меланхоличное лицо господина в кресле, которое он повернул сейчас к нему, надо полагать, чтобы полюбоваться, как Хастер «дернет», это, можно заметить, весьма приятное и породистое лицо, обрамленное гладко причесанными длинными волосами и очень гладкими усами с аккуратными подусниками, никого не напомнило, вот разве глаза… Нет, все–таки показалось. Скорее уж это можно объяснить воздействием шутовской водочки; в голове уже чуть зашумело. Или все–таки… Цепкие такие глаза, холодновато–любопытные, испытующие, как у…

Странную, однако, компанию подобрал герцог для встречи Нового года.

— Ну, согрелся? — Хастер снова вздрогнул — Шут был уже снова тут как тут, и снова в его глазах ничего нельзя было рассмотреть под чертиками–огоньками. Но вот в голосе… В голосе проявилось что–то, что напомнило совсем недавнюю сцену на пороге залы главного павильона Арафы, перед самым испытанием: — В надлежащее время, — сказал этот голос, — все тебе будет объяснено. — И голос тут же стал прежним: — А пока пойди, пойди, поешь… Тарелки овсянки–то такому мулодцy надолго ли? — Шут бесцеремонно подталкивал Хастера в сторону двери в столовую.

Хастер не очень–то и сопротивлялся — чем это был не выход?

А из гостиной снова доносился голос Шута:

— А ты, сударыня? Откушать как, не хочешь?

— Нет, сударь, — ответила девушка. И голос ее был спокоен.

— А ты все равно иди поешь, — продолжал настаивать шут. — Мало ли, как оно все дальше–то обернется.

До Хастера донесся шелест одежды — девушка встала и шла в столовую.

— Эй! Звать–то тебя хоть как, красотуля? — окликнул Шут резко.

— Наора, сударь, — голос ее прозвучал без малейшего смущения.

— Вот и умничка! — похвалил Шут, и девушка вошла в столовую, где Хастер, лишь мельком глянув на нее, привычно пододвинул ей стул, обождал, пока она сядет, и опустился на другой.

Следом появилась и девушка в сером. Аккуратно прикрыв за собой дверь, она сразу же захлопотала о глинтвейне для Наоры, начала предлагать какие–то блюда с другого конца стола Хастеру, и он понял, что был прав в ее отношении — служанка, не более того.

Он усердно ел и украдкой присматривался к своей бывшей спутнице. Просто удивительно, как он мог так ошибиться, принимая ее за Прекрасную Герцогиню! Конечно, они похожи — а в то же время если герцогиня очаровательна, то девушка Наора по–настоящему красива; если герцогиня по–детски непосредственна и как будто наивна — то девушка Наора действительно проста и естественна; если герцогиня…

И тут до Хастера дошло, что он сравнивает двух Наор — Наору в роли герцогини и Наору в роли самой себя, и он перестал этим заниматься. Он усмехнулся. О том, во что он, собственно, вляпался по неведению, не думать не хотелось — просто «дернул» еще водочки и как следует закусывал; помогло. Ну и что, что все это было похоже на заговор? На заговор, в котором одной из ключевых фигур был Шут Императора — а это не последняя, судари мои, фигура при Дворе. В котором участвовал герцог Садал — тоже далеко не последняя пешка в политике, знаете ли. В котором участвовали, кроме всего прочего, две девушки — ну, эти–то пешки, пожалуй. В котором присутствие Прекрасной Герцогини в замке Арафа кому–то и почему–то мешало. В котором оказался замешан студент Политеха Тенедос Хастер — только он не знал, зачем и в чем замешан. Который непонятно чем кончится — но вот об этом пока лучше не думать вовсе…

Хастер «дернул» еще и, занявшись куриной ножкой в пикантном соусе, услышал, как Наора, видимо, все же немного нервничавшая, положив вилку, спросила чуть резко:

— Ты не объяснишь мне, что происходит, Алики?

— Сама толком не знаю. — Девушка в сером, которую девушка Наора назвала Алики, сидела в самом конце стола, уперев локти в столешницу, подбородок положив на сложенные ладони, и смотрела на пламя свечей.

— Где Рет — Ратус? — снова спросила Наора.

— Понятия не имею, — был ответ.

— А кто тот господин в кресле?

— Не знаю, — сказала Алики. И уточнила: — И кто второй — тоже не знаю.

— Второй — это Шут Императора, — сказала Наора.

— Надо же! — восхитилась Алики. Она оторвала взгляд от свечей и глянула на Хастера. Хастер жевал курочку и разглядывал узоры на скатерти.

— А этот господин, — с некоторым вызовом сказала Наора, — Внук Императора, господин Тенедос.

Хастер поднял глаза и посмотрел поочередно: сначала на Наору, потом на Алики.

Алики поспешно встала и сделала быстрый реверанс:

— Прошу прошения, ваша светлость.

— Да что вы, — любезно отозвался Хастер, — я так просто господин Тенедос, без «вашей светлости». — Кажется, и на него обратили внимание. Что ж… — Красивые девушки могут называть меня просто Хастер.

— Я не смею, господин Тенедос, — быстро ответила Алики. — Я даже не дворянка.

Хастер взял со стола бутылку вина, посмотрел на этикетку, и самолично разлил вино по бокалам. Он понимал, что уже немного пьян, но события последних нескольких часов требовали от него некоторого расслабления. Ибо, как гласит одна из основных студенческих заповедей: «Если ты попал в неприятную ситуацию и ничего не можешь поделать, то расслабься и постарайся выжать из нее максимум удовольствия»; сию мудрость приписывали таинственному мудрецу — или пророку, это как кому нравится, — Арканастру, и Хастер предпочитал ей следовать. Тем более, что его ситуация была не столь уж неприятной. Вот: две симпатичные, пикантные девушки рядом, вкусная еда, довольно таки изысканные напитки — так почему нет?

— Давайте выпьем за знакомство! — провозгласил он как можно сдержаннее. Получилось не очень. — Меня зовут Хастер, я студент, а в эту историю попал непонятно как.

— Меня зовут Наора, — привстала в книксене бывшая Прекрасная Герцогиня, — я актриса, а в эту историю я ввязалась за деньги.

— Меня зовут Алики, — не менее изящно повторила ее движения девушка в сером, — я мещанка из Берстара, а в эту историю попала, сбежав из дому.

Хастер довольно хмыкнул. Вот как!.. Он медленно выпил свое вино, почему–то до неприличия внимательно рассматривая «серую» девушку. И вдруг вспомнил!

— А я вас, похоже, видел! — воскликнул он. — Ваше лицо сразу показалось мне смутно знакомым. Я недавно проезжал через Берстар, и… — Он замолчал, потому что вспомнил точно. Он звонко хлопнул себя по лбу: — Небеса! Вчера, на Тополиной дороге! — И тут же подумал, что алкоголь сыграл с ним злую шутку: — Простите, сударыня, — он привстал в поклоне, — я, кажется… вы не подумайте…