— Есть один человек, руками которого вы могли бы решить все свои проблемы. Его имя Генрих Вильшток.

Фердинанд, придя в себя от первого впечатления, иронично ухмыльнулся. Едва появившийся интерес к разговору стал быстро угасать. Появилось желание тут же уйти, но король все же не смог удержаться от комментариев.

— Это имя давно уже стало нарицательным, и далеко не в лучшем смысле этого слова. Не знаю, найдется ли в моей стране кто–то, кому придет в голову узреть в этом человеке спасителя отечества. Когда он покинет этот мир, многие вздохнут с облегчением. А вы заявляете, что он способен решить проблемы государства?

— Иногда даже самый смертельный яд может превратиться в единственное спасительное лекарство. Просто нужно знать где, когда и как его применить, — невозмутимо ответил ему странник.

— Ну да, а еще надеяться, что не ошибся с дозой, — с насмешкой добавил Фердинанд, но опять же получил уверенный ответ.

— Но на то вы и король, чтобы разбираться в дозировках. Здесь гораздо важнее не пропустить подходящий случай и умело им воспользоваться.

Король надолго погрузился в размышления, будто отключившись от происходящего. Но раз за разом в своих мыслях возвращался к одному и тому же вопросу: «А что я при всем этом теряю?». Именно отрицательный ответ на него и решил исход дела.

— И что вы хотите взамен? — спросил Фердинанд, тем самым, давая понять, что согласен на авантюру.

— Ничего особенного. Всего лишь какой–нибудь кров над головой подальше от людских глаз. Мы не собираемся здесь задерживаться надолго, немного отдохнем и отправимся в обратный путь.

— Всего–то, — протяжно заметил Фердинанд, снова о чем–то задумавшись. Потом он принял решение и дружелюбным тоном сообщил о нем путешественникам. — Я предоставлю в ваше распоряжение замок в моих лесных угодьях. Мои люди проведут вас туда и, заодно, будут охранять от лишних глаз.

Странник хотел, было, возразить по поводу охраны, но уловил насмешку в глазах короля, свидетельствовавшую о том, что он именно этого и ждет, и лишь поблагодарил за столь щедрое гостеприимство.

Уже выходя на улицу, король остановился, как будто что–то вспомнив, и снова обратился к страннику.

— Кстати, как твое имя?

— Флодин, — ответил тот, после чего Фердинанд вышел к восторженно встретившей его толпе.

Прошло не более получаса и возле постоялого двора остались лишь самые упрямые зеваки и церковный служка, спрятавшийся в подворотне.

Утро принесло с собой в Хеб солнце и праздничное настроение. Хеб был деловым центром владений графа Вильштока, чему местные торговцы и ремесленники были очень рады, так как репутация их сюзерена служила лучшей защитой от всевозможных ужасов войны, вот уже много лет подряд не покидавших соседние земли. И сегодня действительно был праздник, даже двойной: открытие ежегодной ярмарки и публичная казнь ведьмы на десерт. Многие горожане и жители окрестных селений, наверное, затруднились бы ответить на вопрос, какое из предстоящих событий ожидалось ими с большим нетерпением. Хотя о будущей казни они говорили с большим энтузиазмом, может быть потому, что она позволяла плавно перейти к их излюбленной теме, — религии. С тех пор как вера стала причиной тысяч смертей, разговорам о Боге предавались с особым вдохновением, особенно в тех местах, которые оказались в стороне от основных событий.

До поры до времени лучшая картина происходящего была доступна только многочисленным городским птицам, которые степенно парили высоко в небе и наблюдали за хаотическим перемещением внушительных людских масс. Когда солнце стало медленно опускаться к западу, большие скопления людей также стали перемещаться поближе к центральной площади Хеба, где велись последние приготовления к казни, — монахи аккуратно выкладывали вокруг столба тяжелые вязки хвороста, выбирая только самые сухие, и одновременно следя за тем, чтобы его оказалось достаточно для полного сожжения. Возиться с полуобгоревшим телом никому из них не хотелось. Потом на площади появилась городская стража и со знанием дела стала выстраивать оцепление, с невозмутимым видом отгоняя самых любопытных зрителей. Когда на балконе ратуши появилось все городское правление в полном составе и местный епископ со свитой, на площади уже не было где яблоку упасть. Их выход означал, что казнь начнется с минуты на минуту, и над толпой, успевшей устать от давки, пронесся довольный гул. И действительно, вскоре старая кляча неспешно втащила на площадь телегу с клеткой, в которой обреченно застыла молодая черноволосая женщина. Предстоящая казнь и долгое мучение в монастырских подземельях придали ей настолько неприглядный вид, что даже не до конца загубленная молодость не могла вызвать ни малейшего сочувствия у далеко не самых кровожадных жителей Хеба. Когда же глашатай стал зачитывать список всех ее прегрешений, ни о каком сочувствии уже не могло быть и речи. Наоборот, публика еще и подбадривала палачей, привязывавших ведьму к столбу, заодно выкрикивая дельные советы. Когда на голову женщины водрузили колпак, а палач уже взял в руки зажженный факел и сделал мастерскую паузу, давая публике возможность насладиться предвкушением щекочущего нервы зрелища, произошло непредвиденное. На площади появились всадники, громко обменивающиеся пьяными шутками. Позволить себе подобную выходку в столь ответственный момент мог только один человек, — Генрих Вильшток. Ну и заодно уже сопровождающая его не менее знаменитая братия, старавшаяся ни в чем не уступать своему сюзерену, а в пьянстве и дебошах еще и превосходившая его. Но то, что вытворил через несколько мгновений их главарь, ни одному из них не могло прийти в голову. Спешившись, Генрих взобрался по вязкам хвороста к приговоренной и стянул с нее колпак. Какое–то время он пристально разглядывал ее, а потом под неодобрительный ропот толпы стал разрезать опутавшие ее веревки. Пока граф расправлялся с ними, самый умный из его спутников Отто Визар успел уже протрезветь и попытался вразумить своего главаря. Те несколько мгновений, пока Генрих в полной тишине вел ведьму за руку к своей лошади и помогал ей взобраться в седло, Отто что–то шептал ему на ухо. Потом он растерянно оглянулся по сторонам, с тревогой посмотрел на балкон ратуши и смиренно занял свое место. Сам Генрих смотреть по сторонам не стал. Вместо этого он отдал несколько распоряжений и покинул место несостоявшейся казни. Его спутники поспешили за ним. Остались только двое: один направился к ратуше, чтобы уладить проблемы с городской верхушкой, а второй взобрался на кучу хвороста и уладил вопросы с простолюдинами, громогласно объявив им о том, что все питейные заведения города до утра будут угощать всех посетителей за счет графа Вильштока. Толпа, получившая тему для бесконечных разговоров и такой щедрый и своевременный подарок, тут же поспешила им воспользоваться. Переговоры же в ратуше продолжались значительно дольше и сложнее. Тем не менее, когда был составлен список прошений к Генриху, и было получено заверение, что все они будут удовлетворены, расслабилась и городская верхушка. Даже епископ придал своему лицу отстраненное выражение и избегал разговоров по поводу произошедшего. Все его мысли были заняты тем, как воспользоваться происшествием с наибольшей для себя выгодой. Для начала епископ решил лично посетить замок Вильштока на следующий день, а также сообщить о его поступке королю Фердинанду. Эти два действия на данный момент казались наиболее полезными.

Сам Генрих тем временем успел покинуть Хеб и не спеша направлялся в свой замок, незаметно для остальных удерживая в седле обессиленную женщину. Она в свою очередь представляла собой сжатый комок нервов, который медленно, но неумолимо расслаблялся под тяжестью пережитого. Спутники Вильштока, привыкшие к самым непредсказуемым поступкам своего вожака, очень быстро переварили и эту его выходку и, как ни в чем не бывало, вернулись к пустым разговорам, в основном о женщинах и вине. Ничто иное в свободное от войны время не могло привлечь их внимание. И только Визар не мог никак избавиться от дурных предчувствий и то незаметно пытался получше разглядеть ведьму, то порывался приблизиться к Генриху и завести с ним разговор. Вскоре впереди отряда невесть откуда появились тяжелые дождевые облака и стали быстро двигаться ему навстречу. Всадники невольно ускорили бег своих лошадей, будто приняв вызов природной стихии и спеша схлестнуться с ней в неравном поединке. Не прошло и часа, как нескончаемые потоки воды обрушились на их головы. Разговоры сами собой стихли, словно каждый из всадников вдруг оказался один на один с проливным дождем, потеряв всякую связь со своими спутниками. И только поведение молодой женщины никоим образом не соответствовало окружающей обстановке, — она как–то совершенно по–детски прижалась к своему спасителю и, склонив голову ему на грудь, закрыла красные от усталости глаза. Капли дождя получили возможность беспрепятственно заняться ее изможденным лицом и, слившись в ручейки, спешили очистить его от грязи и страданий. Вскоре Отто Визар смог по достоинству оценить всю его привлекательность. Да и представшая его взору картина в целом, наконец, придала ему решительности, и он, поравнявшись с Генрихом, вступил с ним в разговор.