— А я и не знаю, что ответить, — едва слышно пробормотал Генрих.

— Так вот, какой выход я вижу из сложившейся ситуации: вам нужна эта ведьма, а мне нужен опытный полководец. Думаю, что даже церковь не станет противиться такому размену. Все–таки Альфред со своим войском куда опаснее какой–то гадалки.

Генрих медлил с ответом, глядя в окно. Но как только он перевел взгляд себе под ноги, Фердинанд понял, что граф согласен.

— Сколько солдат вы предоставляете в мое подчинение? — вместо утвердительного ответа, поинтересовался Вильшток.

— У меня нет армии.

— Тогда на какую сумму я могу рассчитывать?

— У меня нет денег.

Генрих явно заподозрил наличие у Фердинанда душевной болезни, но, прежде чем открыто об этом заявить, решил еще раз в этом удостовериться.

— И как же я, по–вашему, должен сражаться?

— Мне нужно, чтобы вы избавили меня от Альфреда, а как вы это сделаете — это не моя забота. Вас же не интересует, как я заставлю церковь забыть о вашей выходке и о самом существовании вашей ведьмы? — резким тоном ответил ему король.

Вильшток снова надолго умолк. В конце концов, аргумент короля был признан им вполне резонным.

— Я согласен, — сказал граф, заодно твердо решив не тратить на эту затею ни одной монеты из собственного кармана. Это был бы слишком щедрый подарок для хитроумного короля, — победить его врага и самому при этом разориться. Быть может, именно на этих «двух зайцев» Фердинанд и рассчитывал…

Бешенство Генриха нарастало по мере приближения к замку, где его с нетерпением и тревогой дожидались боевые друзья и по совместительству безотказные собутыльники. Отправляясь на свидание к королю, граф предпочел оставить всех их в замке, не желая подставлять в случае возможных неприятностей. Теперь же ему оставалось только радоваться, что их нет рядом, и они не могут видеть проявление его слабости, коим Вильшток небезосновательно считал бешенство. Именно в подобном состоянии духа, по мнению Генриха, и совершаются самые глупые и роковые поступки, которые потом редко удается исправить. К счастью, все происходило в пути и на глазах всего лишь у нескольких слуг, умеющих хранить тайны своего хозяина и по своему статусу не имевшие права подыгрывать его необдуманным порывам.

Отсутствие поддержки со стороны позволило графу если не успокоиться, то, по крайней мере, привести свои мысли в относительный порядок. Бросив сухое приветствие дожидавшимся его соратникам, Генрих отправился в свои покои, где принял ванну и немного отдохнул с дороги. Когда Генрих, наконец, вышел к ожидавшим его за столом товарищам, он уже точно знал каждое свое последующее действие. Те, в свою очередь, хорошо изучив за многие годы своего вожака, по одному его настрою догадались, что мирное времяпровождение подошло к концу и пора снова браться за оружие. Вот только мысль о том, что на этот раз противником может быть собственный король, большинству из них пришлась не совсем по душе. Вильшток, понимая состояние своих соратников, не стал ходить вокруг да около и сразу же выложил все подробности, утаив только причину, побудившую его помогать королю. Известие о том, что Вильшток выступает против короля Альфреда, а не Фердинанда, вызвала бурную радость за столом. Когда же воины узнали условия предстоящей кампании, они тут же умолкли и всем своим видом выразили полнейшее непонимание. И дело было не в том, что король не дал Генриху ни людей, ни денег, — присутствующие с трудом верили в то, что граф после стольких лет опалы согласился взять на себя все военные расходы.

— Я не собираюсь ни набирать наемников, ни посылать на убой своих подданных, — сразу же подтвердил их сомнения Вильшток. — Мы создадим совершенно новую армию, армию отъявленных головорезов и мародеров. Вся эта банда, которую нам удастся собрать, словно саранча, будет пожирать все, что встретится на ее пути.

Боевые друзья внимательно выслушали своего вожака и тут же засыпали его всевозможными вопросами, на которые он давал молниеносные ответы.

— А что мы будем делать со всей этой оравой, когда она опустошит захваченные земли? — поинтересовался Ганс Бергер, обычно занимавшийся вопросами снабжения.

— Проще простого, — мы будем захватывать новые земли. Эта армия может существовать, только пребывая в постоянном движении. С одной стороны — в этом ее недостаток, с другой — постоянные перемещения могут стать ее главным достоинством. Наших вояк не нужно гнать вперед, — они сами будут рваться в бой. Все, что нам останется делать — это направлять их в нужное русло.

— Не так уж и мало, — задумчиво заметил Визар. — Да и невозможно все время наступать. Рано или поздно, нас остановят, и тогда врагу останется только дождаться, когда наше войско пожрет само себя.

— Думаю, до этого не дойдет, — успокоил его Генрих. — Я не рассчитываю на продолжительную кампанию. Королю нужна голова Альфреда, и как только он ее получит, я буду считать свою миссию выполненной. Все остальное — уже не моя забота.

— Сколько у нас времени? — поинтересовался еще кто–то из благоразумных, в то время как самые нетерпеливые уже стали громко обсуждать будущие боевые подвиги.

— Немного. Как только Альфред узнает о наших намерениях, он постарается убить наше начинание в зародыше. Нам нужен хотя бы месяц, чтобы набрать необходимое количество воинов. Поэтому придется всеми силами тянуть время, путая севского короля. Для этого нам понадобится около тысячи наших самых проверенных конных воинов. Они будут нашей надежной опорой и отвлекут врага от места сбора остального войска. Как, — это уже моя забота.

— И все–таки, если уж нам предстоит довериться разному сброду, то я предпочел бы иметь дело с головорезами, а не с мародерами, — не удержался от очередного замечания Визар, и был тут же поддержан остальными.

— Вот ты этим и займешься. Самых законченных уродов можешь отсеивать, но не переусердствуй, — нам нужно десять — пятнадцать тысяч опытных бойцов и как можно скорее.

— Завтра же разошлю глашатаев. Только мне нужно знать место сбора.

— Дорфен, — назвал место Генрих и тут же ответил на немой вопрос удивленного Отто. Так что, повремени с гонцами, пока этот городишко не оказался в наших руках. Вот возьмем его, тогда и начинай. Не в Хеб же зазывать всю эту братию, — там на нас и без того косо смотрят. Хотя, по–моему, резиденция епископа Бруно — самое что ни на есть подходящее место.

— По–моему, нам предстоит не совсем благородное мероприятие, — вмешался в разговор верзила Пауль Шимец, доселе пребывавший в глубокой задумчивости. Так и не осиливший к тридцати годам грамоту, он, тем не менее, до сих пор увлекался рыцарскими балладами и прочими романтическими легендами, из–за чего страдали обученные грамоте слуги. После славного застолья Пауль обычно заставлял их читать себе перед сном разные истории. Если рассказ попадался интересный, верзила успевал протрезветь, прежде чем засыпал.

— Пауль, те, кто много лет назад затеял эту войну, тоже на всех углах распинались о благородных намерениях. Теперь же, когда не осталось и половины из тех, кто слушал их с раскрытыми ртами, они думают только о том, как спасти свои благородные задницы. А как это удастся, их не волнует. Вот и мы не будем забивать себе головы разной ерундой, — иронично ухмыляясь, ответил ему Вильшток и, ударив ладонью по столу, скомандовал. — Все, больше ни слова о делах. Давайте–ка гульнем как следует. Следующая такая возможность выпадет уже не скоро.

Застолье закончилось только под самое утро. Генрих поначалу воздерживался от обильных возлияний, то и дело порываясь покинуть общество своих товарищей, но их искреннее возмущение так и не дало возможности ему это сделать. В конце концов, граф сдался и налил себе полную чашу вина. Потом наливал еще, и еще.

Проснулся Вильшток около полудня, когда все его соратники уже разъехались по своим владениям, чтобы вскоре вернуться уже со своими отрядами проверенных во многих сражениях ветеранов. Каждый из них почитал за честь первым выполнить поручение своего вожака. В этом желании не было ни малейшего стремления выслужиться, — это была своего рода дань уважения к той многолетней дружбе, которая связывала это боевое братство. Эта мужская компания уже не мыслила своего существования друг без друга, долго переживая каждую потерю. Да и каждый ее член не испытывал ни малейшего желания выпасть из столь «изысканного общества». Строжайшая же дисциплина и точное выполнение всех распоряжений авторитетного командира помогали избегать глупых и неоправданных потерь.