— Значит, в мое будущее не хочешь заглядывать, а в свое не можешь…

Скулда не стала развивать его мысль, предоставив ему возможность сделать это самостоятельно. Немного понаблюдав, как постепенно мрачнеет лицо мужчины, она прервала затянувшуюся паузу.

— Будет лучше, если я сейчас уйду.

Не дождавшись ответа, Скулда направилась к выходу. Когда дверь за ней закрылась, Генрих будто спохватившись, что еще не исчерпал все свои безответные вопросы, произнес вслух еще один: «Кто ты?». То, что женщина не могла ему ответить, его совершенно не беспокоило, — если она не сделала этого прежде, то не сделала бы и сейчас. Но в этот момент граф твердо решил для себя, что раскроет тайну Скулды, чего бы ему это не стоило. Пока же на пути к разгадке стояли король Альфред и его войско.

Ранним утром около тысячи всадников покинули лагерь и неспешно направились на север, стараясь особо не растягивать колону на едва заметных лесных дорогах. Их целью было небольшое княжество Хоссен и его главный город Дорфен. Это латеранское государство имело несчастье соседствовать с каноническим королевством Фердинанда, из–за чего чаще остальных подвергалось нападениям. Нападение на Хоссен обычно открывало очередной этап затянувшейся войны. Вот и сейчас редкие жители княжества, случайно оказавшиеся на пути войска, отнеслись к появлению врага как к обыденному событию и даже не думали подымать тревогу. Они провожали всадников усталым взглядом и возвращались к прерванным занятиям, в очередной раз полагаясь лишь на провидение, по воле которого они до сих пор еще оставались живы. Больше им надеяться было не на кого. Бутафорское войско их князя с трудом справлялось с ролью его личной охраны, давно не претендуя на что–то большее. Когда солдаты Генриха через несколько дней объявились у стен Дорфена, мужества его защитников хватило только на то, чтобы для проформы закрыть хлипкие городские ворота. Защищать же их никто не собирался, только самые любопытные наблюдали с крепостных стен как вражеские солдаты с показной небрежностью и весельем разносят их на щепки. Князь с приближенными особами в это время уже мчался в Поморье под защиту свевского короля Альфреда. Никто из беглецов при этом не рассматривал очередное нападение как нечто трагическое, резонно полагая, что при определенном стечении обстоятельств и удаче Альфреда оно может, в конце концов, обернуться даже определенной выгодой.

Не стало сие событие на первых порах трагическим и для горожан, которым бежать было некуда. Вильшток и его воины, пополнив запасы продовольствия, а в остальном только для видимости похозяйничав в городе, вскоре покинули Дорфен и расположились лагерем в ближайшем лесу. Спустя пару дней местные жители обратили внимание на прибывающих по одному и группами мужчин, внешность которых и повадки недвусмысленно указывали на род их занятий. Попадая в лагерь Вильштока, большинство из них уже назад не возвращалось, остальные же по каким–то причинам не рисковали разбойничать в Дорфене и его окрестностях. А вот дальним селениям в этом смысле повезло значительно меньше, — их жителям приходилось отбиваться от непрошенных гостей в меру своих возможностей.

Как только Вильшток убедился, что поток наемников идет по нарастающей, он передал управление лагерем Визару и, оставив в его распоряжении сотню воинов, покинул Хоссен так же бесшумно, как и появился в нем. Только в этот раз его войско двигалось значительно быстрее. Приступив к осуществлению следующего этапа своего плана, Генрих уже знал, что Альфред двинул свою армию на Дорфен, и теперь уповал на сопутствовавшую ему в военных делах удачу. Когда войско свевского короля находилось всего лишь в двух днях пути от цели, Альфред получил известие о неожиданном нападении Вильштока на графство Ферт, располагавшееся в самом центре латеранских владений. Фертские серебряные рудники и неимоверная жестокость воинов Генриха заставили Альфреда без лишних раздумий развернуть армию в западном направлении и забыть о несчастных жителях Хоссена.

Отто Визар, с тревогой следивший за развитием событий и своими ненадежными вояками, смог вздохнуть спокойно и в очередной раз восхитится полководческим талантом своего друга. Когда тот снова появился в лагере под Дорфеном, Отто не удержался от сдержанных комплиментов и дополнил их демонстрацией результатов проделанной им самим работы. Около десяти тысяч наемников с нетерпением ожидали того часа, когда они смогут получить то, ради чего собственно и явились. Вильшток не видел смысла испытывать их терпение, утомляя бездействием. Уже на следующий день после его возвращения, было объявлено общее построение.

Генрих проехался вдоль строя и, смирившись с увиденным, обратился к своим солдатам с короткой речью, в которой сразу же расставил все точки над «і».

— Я никогда не видел столько отъявленных негодяев, собранных в одном месте. В другое время я развесил бы вас по всему лесу, но сейчас вы нужны мне, чтобы победить свевского короля Альфреда. А я нужен вам, потому что с завтрашнего дня, когда мы двинемся в Поморье, все, что попадется на вашем пути, будет принадлежать вам. Вседозволенность, — вот, что я вам могу предложить. Но перед лицом врага она должна беспрекословно уступать место дисциплине. Иначе вы станете мне не нужны.

С кривой ухмылкой выслушав громогласное ответное приветствие своего войска, Вильшток вернулся к своим офицерам и заодно проинструктировал и их.

— Посчитайте все наши расходы и верните при первой же возможности все до последней монеты. Ни единой монеты сверху. Сколько осядет в карманах этих бродяг, меня не интересует. Что касается трофейных подарков королю, то в этот раз их тоже не будет, — сказал он, обращаясь непосредственно к Бергеру. Потом обратился к остальным. — Вас сказанное мной не касается, — действуйте по своему усмотрению. Главное — следите за дисциплиной в бою. Малейшее проявление трусости и невыполнение приказа должно тут же караться смертью. И никаких сомнений и нерешительности, — эти вояки признают только силу и ничего более.

Отдельного разговора удостоился Визар, для которого Генрих предусмотрел особое задание. Отто оно пришлось не по душе, но он прекрасно понимал, что никому другому Вильшток довериться просто не мог.

— Ты вернешься в замок и будешь присматривать за Скулдой, — сообщил ему Генрих. — Что–то с ней не так. Что именно, я пока не знаю, но хочу после своего возвращения иметь возможность все выяснить. Ее могут попытаться забрать. Не допусти этого.

— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещал ему Отто и задал вопрос, который был уместен только при подобных обстоятельствах. В любой другой ситуации Визар не позволил бы себе настолько глубоко залезать в душу своему старому другу. — Генрих, что в ней особенного? Почему ты ради нее готов перебить всех латераников?

— Я не знаю, как это все объяснить, — ответил ему граф. — Рядом с ней я чувствую себя слабым и беспомощным, и это бесит меня, но одновременно и привлекает снова и снова. Я хочу знать о Скулде все, чтобы обладать ею. Возможно, после этого я потеряю к ней всякий интерес. Но, может быть, именно этого я и добиваюсь. Может быть…

Визар внимательно выслушал Генриха, стараясь отделить правду от вымысла. Это оказалось не так уже и трудно, и Отто мог бы даже сказать своему другу, о чем тот умолчал. Если бы это могло хоть что–то изменить.

Захарий начал злиться на своего необычного проводника за долгое и бесцельное шатание по чужим городам и селам. Вслух он свое недовольство не высказывал, не желая портить отношения с и без того капризным существом, но подозревал, что гном и так обо всем догадывается. Перехватывая порой до «влюбленности» сытый взгляд Гонзы, бывший монах начинал сомневаться в том, что именно он использует ворчливого арлема в своих целях, а не наоборот. Вместе с тем человек начал испытывать необъяснимую привязанность к своему странному спутнику. Мысль о том, что Гонза находился рядом с ним всю его жизнь, уже не казалась Захарию неприятной и неприемлемой. Появилось ощущение, что гном в чем–то очень естественно дополнял его и совершенно безболезненно вторгался в те тайные уголки души молодого человека, куда для других доступ был запрещен, всегда, при любых обстоятельствах. И главное, несмотря на свои грубые манеры, Гонза ни разу не позволил себе съязвить на тему чего–то действительно сокровенного для Захария, тогда как менее значимые вещи обычно не оставлял без внимания. Не всякий человек способен избежать соблазна подергать за самые тонкие ниточки чужой души, хотя бы просто так, без всякого злого умысла, любопытства ради. Захарий был достаточно умен, чтобы понимать, насколько трудно человеку найти приемлемое объяснение поведению существа, которое ведет совершенно иной способ жизни. Но он не мог не попытаться найти это объяснение. Поначалу пришлось рассчитывать только на собственные умозаключения, потому что Гонза не был расположен к каким–либо откровениям, но потом по непонятным причинам изменилось не только поведение гнома, но и его настроение. В окружающей обстановке все было как и раньше, но что–то незаметное для человеческого глаза, угнетало арлема. Захарий счел подобные перемены подходящим поводом для очередного откровенного разговора с проводником. Если все предыдущие попытки заканчивались неудачей, то теперь появилась смутная надежда на успех. Начал человек с само собой напрашивавшегося вопроса.