Молодая женщина воспринималась Визаром как само совершенство. Если бы бог доверил Отто сотворить женщину, то он создал бы ее именно такой, какой была Скулда. Он мог бы долго рассуждать о ее достоинствах, но одно из них было действительно неоспоримым, — в ней не было ничего лишнего. Все, что бы она ни делала или ни говорила, выглядело естественным и обоснованным. Иногда Отто, будучи мужчиной, был не в силах уловить ход ее мыслей, но каждый раз был вынужден соглашаться с их следствием.

И все же Визар не был бы сам собой, если бы все–таки не сделал определенных выводов. Уместились они в одной простой формуле, которая, по мнению Отто, не нуждалась в доказательствах: «Условности — злейшие враги женственности».

Была еще одна тема, которой всячески избегал Визар, — тема колдовства. То, что Скулду хотели казнить как ведьму, он считал вполне объяснимым проявлением человеческой глупости. Люди не для того выдумывают идеалы, чтобы терпеть их присутствие в реальном мире. К тому же Отто не был уверен, что колдовские способности органично впишутся в созданный им совершенный образ. Но один разговор заставил его все–таки посмотреть на Скулду и с этой стороны.

Как–то вечером Визар сидел в гостиной и читал одну из своих книг о тайных орденах. В ранней молодости он серьезно увлекался масонством и даже посетил несколько собраний одной из лож. Театральность и бессмысленность этих мероприятий заставили Отто отказаться от идеи стать масоном, но интерес к подобного рода необычным идеям у него все же остался.

Потом к нему присоединилась Скулда, и Визар, отложив книгу в сторону, все свое внимание уделил женщине. Скулда же совместила беседу с просмотром книги, которая постепенно захватила большую часть ее внимания. Настолько, что она даже бестактно перебила своего собеседника. Оказалось, что пристальный интерес женщины вызвало изображение символа масонов в виде пирамиды. Отто довольно путано объяснил его значение.

— Но ведь их должно быть две, — неожиданно заявила Скулда, внимательно выслушав собеседника.

— Что две? — не сразу дошло до Визара.

— Две пирамиды. И они пересекаются.

— Откуда ты это знаешь? — удивленно уставился на Скулду мужчина.

— А еще основание пирамид тоже в виде равностороннего треугольника, такого же, как и ее стороны, — вместо ответа на поставленный вопрос продолжила делиться своими познаниями женщина.

— Вот так? — решил убедиться Отто, нарисовав на клочке бумаги шестиконечную звезду.

— Не совсем, — посмотрев на рисунок, ответила собеседница.

— Ну да, — согласился с ней Отто и снова поинтересовался, откуда она знает, как все должно выглядеть.

— Знаю, и все, — ответила женщина и надолго замкнулась в себе.

Визар использовал паузу для того, чтобы проанализировать произошедшее и найти способ, как заставить Скулду поделиться своими знаниями. Пока он перебирал возможные варианты, женщина снова заговорила. У слушавшего ее Отто не было ни малейших сомнений, что она была с ним полностью откровенной.

— Этот символ преследует меня всю жизнь. Еще в своих детских снах я видела прозрачный кристалл такой формы. Он как будто притягивал меня к себе. Повзрослев, я пыталась выяснить его значение, но ни в одной из книг, попадавших мне в руки, не было ни малейшего намека на что–то подобное. Теперь–то я понимаю, что это просто были не те книги. Потом появился странный дядюшка Олли и пообещал мне раскрыть секрет пирамид. Только поэтому я и последовала за ним в Хеб. Но все, что меня там ожидало, это слава гадалки и святые отцы со своими мерзкими подземельями. И глупые вопросы, повторяющиеся изо дня в день, на которые им вовсе и не нужен был ответ. Они просто упивались своей властью надо мной, настолько, что даже расстроились, когда пришло время выносить приговор. И только один важный священник, однажды присутствовавший при допросе, действительно интересовался моими знаниями. Он посещал меня еще в городе под видом простолюдина, чтобы узнать свою судьбу. Именно после его визита меня и схватили. После второго появления меня признали ведьмой и решили сжечь на костре. После этого все и произошло. Сначала я не могла понять, почему во мне нет страха перед лицом страшной смерти, которую мне уготовили. Я будто бы со стороны безучастно наблюдала за тем, что меня самой не касается. Потом я спокойно стала допрашивать саму себя. Я задавала себе те же вопросы, которые до этого звучали из уст моих судей, только в отличие от них я получала ответы. Это оказалось удивительно просто, — всего–то и нужно было, чтобы в моей жизни не осталось ничего иного, кроме этих странных вопросов. А получив ответы на них, я получила и новую жизнь. Так что, когда доброму Олли захотелось пооткровенничать со мной, в этом уже не было никакой необходимости. Я знала даже то, что он явился ко мне только для того, чтобы именно в этом и убедиться.

— Ты уже знала, что будешь спасена? — догадался Отто.

— Я знала, что моя оставшаяся жизнь длиннее, чем один день.

— А кристалл?

— Кристалл оказался совершенен не только по своей форме, — с улыбкой уклончиво ответила Скулда, будто решив поиздеваться над заинтригованным собеседником.

Но Визар не заметил бы в этот момент даже приближение целого войска. Всем своим видом он требовал продолжения рассказа.

— Что обозначают эти пирамиды? — заворожено переспросил мужчина, давая понять, что не отступиться, пока не услышит ответ.

— Многое. Например, время. Я узнала, каким образом могу видеть будущее людей. У времени два лица. Оно, будто две пирамиды, движется в противоположных направлениях, — ответила Скулда, но, увидев, что Отто не совсем ее понимает, вынуждена была продолжить. — Я не знаю, как это правильно объяснить. Я просто знаю, что будущее — такое же реальное, как и прошлое, только в нем у нас иногда есть возможность выбора. Оно словно миллионы песчинок в песочных часах неумолимо летит нам на встречу. И эти песчинки могут стереть человека с лица земли, даже не заметив его на своем пути, а могут подарить осуществление самых сокровенных желаний.

— А еще? — решил выпытать все до конца Отто, а потом уж вникать в смысл услышанного.

— Я же говорю, — многое. Но познать все это можно лишь самому. Так что врут твои масоны. Потому что даже половина правды — это все равно ложь, как одна пирамида, например.

— А Генрих знает обо всем этом? — вдруг поинтересовался Визар.

— Нет, — ответила Скулда. — Да и ни к чему ему это.

— Я его прекрасно понимаю, — не удержался от замечания Отто, но тут же, поняв двусмысленность своих слов, добавил. — Но рано или поздно он все равно узнает.

— Не узнает, — заверила его Скулда и после паузы невозмутимым тоном объяснила. — Он уже не вернется.

Визару не понравилась собственная реакция на это предсказание. Оно не возмутило его, и даже не расстроило. Наоборот, он почувствовал, как где–то в потаенных уголках его души начали пробиваться первые ростки подлой надежды, которые Отто тут же попытался сгубить на корню. Ему даже удалось спросить, можно ли что–то изменить. Но ответ Скулды был отрицательным. После этого, не желая быть изобличенным в своих постыдных чувствах, Визар поспешил покинуть гостиную.

В эту ночь Отто так и не сомкнул глаз. По странному стечению обстоятельств, именно ночные мысли и переживания спасли Визару жизнь. Когда под утро предатель впустил в замок врага, он оказался одним из немногих, кто встретил непрошенных гостей с оружием в руках. Отто даже успел отправить на тот свет нескольких чужаков, прежде чем сам был сбит с ног вражеской пулей. От резкой боли он почти сразу потерял сознание, но все же успел услышать одну фразу, произнесенную знакомым голосом и оставившую ему небольшую надежду.

— Кажется живой, — склонившись над его телом, сказал епископ Бруно и скомандовал своим солдатам. — Этого тоже прихватите вместе с ведьмой. Возможно, он нам еще пригодится. Если, конечно, выживет заодно со своим главарем.

«Это полное безумие», — наверняка, подобная мысль посетила головы даже самых отчаянных офицеров Вильштока, когда они профессиональным взглядом изучали стоявшие друг против друга армии. С высоты холма, на котором расположил свой командный пункт Генрих, было прекрасно видно, сколь велико преимущество свевской армии над ордой Вильштока. Это касалось всех без исключения составляющих в обеих армиях: почти двукратное преимущество в артиллерии и пехоте, не говоря уже о кавалерии. Свевская конница угрожающе гарцевала впереди пехотинцев, с нетерпением ожидая приказа о наступлении и предвкушая неминуемый разгром противника, тогда как все конные воины Генриха во главе с Паулем Шимецем еще ночью исчезли в неизвестном направлении. Да и ничем бы они не помогли Вильштоку в назревающем сражении, так как еще и неудачное расположение его армии, затиснутой между рекой и лесом, не оставляло бы им никакого простора для маневра. А лобовое столкновение с вражескими всадниками ввиду неравенства сил было бы вообще сходно с жестом отчаяния. Ко всему прочему, впечатление западни для армии Вильштока дополняли два пологих холма позади нее, разделенные широким оврагом, который и являлся самым удобным путем для предсказуемого отступления. Не составляло особого труда догадаться, что прорыв к оврагу и стал главной задачей свевской кавалерии.