Она встала у него на пути. Ее улыбка осталась яркой, но он увидел маленькую вспышку нетерпения в ее глазах. — Ой, да ладно, с каких это пор Шейн Коллинз беспокоится об уроках? — Она практически проворковала. И прежде, чем он успел ее остановить, она прижала его к шкафчикам с треском, который привлек внимание пятидесяти или шестидесяти студентов МСШ, которые были в коридоре, и…

А потом вдруг она прильнула к нему, руки в неправильных местах, скользящие вверх под рубашку, и она целовала его, и в течение длительных секунд его тело в основном говорило, мммм, девочка, горячо, прежде чем его мозг завопил «Моника!» и все это пошло очень неправильно.

Шейн схватил ее за плечи и толкнул обратно. Жестко. Моника споткнулась, шок исказил ее красивое лицо, а на секунду он видел подлинную боль… но только на секунду.

И это был гнев, поднявшийся до одиннадцати.

— Ой, извини, не знала, что ты гей, Коллинз! Я должна была знать, ты и Гласс…

— Эй! — сказал Шэйн резко. — Отвали. — Поскольку она уже привлекала толпу, и не было ничего, что Моника любила больше, чем сцена личной драмы. Майкл захлопнул дверцу своего шкафчика, и когда Шэйн посмотрел на него, он увидел, что лицо его друга стало неподвижным. Майкл мог стать действительно холодным, когда он хотел, но последней вещью, в которой он нуждался прямо сейчас, был Майкл, взвешивающий все это, особенно когда Моника нажимала на кнопки. — Уйди. Смотри, я ухожу. — И он пошел, не выпуская из рук рюкзак и проталкиваясь мимо нее в направлении его класса.

Моника последовала за ним. — И это всё? Ты собираешься просто так уйти? — Её голос звучал так, как будто она действительно была королевой драмы, — Ты вынуждаешь меня делать все эти ужасные вещи, а затем ты делаешь вид, что этого никогда не было?

— Решай Моника, либо я артист извращенец или я гей, — сказал Шейн, и продолжил идти. — Выбирай.

— Ты ходячая социальная болезнь. Я не должна ничего выбирать!

— Конечно, не надо выбирать, — сказал он, сверкнул улыбкой и указал пальцем на его классе. — Не заинтересовало.

И он полагал, будучи невиновным, что это, вероятно, будет длиться до окончания школы.

Неправильно.

***

Не было никаких признаков Моники, или кого-нибудь из ее свиты, поджидающих Шейна, когда закончились занятия, что, как он полагал, было хорошо. Майкл пошел играть на гитаре, что он делал довольно много каждый день; Шейн, как обычно, пошел слоняться где-нибудь, предпочтительно где-нибудь подальше от собственного дома, но в любом случае пойдет туда. Сегодня он собирался проводить его сестру Алису до дома — потому что он был хорошим братом, в основном — а затем посмотреть, на какие неприятности он мог наткнуться в одном из магазинов видеоигр, предпочтительно в том, где можно играть бесплатно, до тех пор, пока не купит игру. Его мама будет ворчать, потому что он, скорее всего, не появится на ужин, его отец не особо беспокоится, потому что, как и большинство ночей, он, вероятно, проведет в баре, не заботясь ни о чем.

Алиса будет волноваться, но она уже большая девочка, и ей придется смириться с тем, какое дерьмо может случиться с Шейном, как с жителем Морганвилля.

Он слонялся у спортзала средней школы, пока не вышла его сестра — длинноногая, стройная девочка с лицом, которое будет красивым, когда она перестанет быть ребенком. На данный момент она выглядела… милой.

И очень удивленной.

— Что? — Шейн прислонился к бетонной стене. Она встала рядом с ним и скрестила руки на груди. Выходя на поле, футбольная команда Морганвилльские Гадюки старалась выглядеть жестко. Не очень успешно.

— Ты, — сказала Алиса и засмеялась. У нее был очень приятный смех, когда она смеялась не над ним. — Я слышала, ты сегодня кое-что получил от Моники.

— Она сама начала, — сказал Шейн. — Она преследовала меня в коридоре. Я надеюсь, ты это тоже слышала.

— Запускала руки тебе в штаны?

— Что? Нет! — его уши покраснели. Он не хотел разговаривать на эту тему с двенадцатилетней сестрой. — Все было не так.

— Тогда как это было? Она тебя поцеловала?

Да.

— Типа того.

— С языком?

— Заткнись, Лисс.

— Потому что, поцелуй с Моникой в засос вероятно передал тебе страшные микробы.

— Я не шучу, заткнись!

Алиса издала неприличный звук, но замолчала, оттолкнулась от стены и пошла длинными, легкими шагами. Она была одета в спортивную одежду — серые шорты, футболку, которую Шейн считал слишком тесной, и кроссовки с небольшими футбольными носками. Она была милой и застенчивой со всеми, по крайней мере так казалось Шейну.

— И так, следующее, что мы обсудим, это то, что я слышала, что ты ударил ее.

— Ты реально думаешь, что я ударю девушку?

— Ну, это же Моника.

— Нет. Я только оттолкнул её, и всё. Потом она…

— Подожди, — сказала Алиса и повернулась к нему лицом. Она была практически единственным человеком, которого когда-либо видел Шейн, чтобы мог так быстро это сделать. Это было странно. — Позволь я угадаю. Она сказала — ну — что ты гей?

Ха.

— Да.

— Ну, это ее стандартное оскорбление для тех, кто не пускает на нее слюни как полный извращенец. Она перешла на второй уровень?

— Ты расскажи мне.

— Она еще не бомбит тебя на Майспэйс?

Шейн моргнул.

— Нет.

— Вау. Держу пари, что она уже это делает. Ставлю на тех, кто задолжал ей, что они громят твою страницу. — Алиса исполнила идеальный поворот и пошла вперед. — Следующее, что она попытается сделать, это заставить ее старшего брата, чтобы он тебя арестовал или что-то еще.

Ричард Моррелл недавно устроился в Морганвилльское отделение полиции. Шейн не знал его хорошо, но любой Моррелл был хуже, чем можно ожидать. — Отлично, — сказал он. — Как раз то, что мне нужно, протокол.

— Крутой парень, — сказала Алиса, и послала ему блестящую, тонкую ухмылку. — Догоняй.

— Я крутой парень. Я не бегаю.

— Лузер! — Она показала ему язык и пошла, летящей походкой, ее длинные каштановые волосы развивались, как флаг позади нее. В Морганвилле было все еще жарко — и от жара исходящего от асфальта, казалось, что она проходит сквозь воду.

— Дерьмо, — он вздохнул и погнался за ней, чтобы держать её в поле зрения.

Сегодня был довольно обычный день — никого на улицах, двери и окна закрыты, даже в течение дня. И никто не скрывается, по крайней мере явно, чтобы схватить Алису с улицы. Шейн не так сильно беспокоился о извращенцах в Морганвилле — хотя он был уверен, что они существовали — в виде вампиров.

Потому что это был факт жизни. В Морганвилле жили вампиры. Он и Алиса носили кожаные браслеты, с эмблемой, которая определяла их, как несовершеннолетних под защитой вампира по имени Салливан. Он был не таким уж и плохим. Для вампиров, он делал дерьмовую работу по запугиванию людей, или брал их под защиту, или даже просто появлялся, когда он должен был. Может он был алкоголиком, как и отец Шейна. Кто знает?

Всё что знал Шейн, что он презирал вампиров, и когда ему исполниться восемнадцать, он не подпишет контракт ни с одним кровопийцей. Он собирался жить свободно, жить быстро и умереть молодым.

Кстати, об этом…

— Лисс! Притормози! — Потому что она убежала так далеко, что он едва мог её видеть. Она махнула, и забежала за угол.

Он был, может, в пятнадцати футах позади нее, когда что-то бросилось на него из глубины темного переулка, и потащило в тень. Шейн выпустил удивленный вопль и сразу же попытался встать на ноги, но что бы не тянуло его, оно было сильное, и быстрое, и он потерял равновесие.

Его ударили в бок, и он свернулся в клубок. "Лисс," подумал он, в отчаянии. "Продолжай бежать". Если она обернувшись, не увидит его, то может вернуться. Ей могут причинить боль.

Он не мог этого допустить.

Кто-то дернул его за голову, и он почувствовал острые ногти, впивающиеся в кожу. Несколько секунд спустя его накрыла волна духов, приторных и знакомых, а затем Моника Моррелл злобно улыбнулась ему в лицо и сказала: