Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Из опасения спровоцировать самоубийство, я остерегся рассказывать М. С., что его полотно произвело на Пикассо сильное впечатление… Возможно, именно оно, а также его автор и побудили Пикассо нарисовать в своем блокноте сидящих на ветках обезьян, рисующих собор Парижской Богоматери.[56]

Пятница 18 мая 1945

Встреча с Жаком Превером в «Кафе Флор». Пьер Тисне собирается опубликовать небольшим тиражом альбом моих рисунков, сопроводив их одним из стихотворений Превера. Но со стихотворением произошла заминка… Рисунки уже печатаются, а с ними и несколько страниц моего текста, который должен появиться на выставке. Вроде бы и стихотворение уже на подходе. Что же до гонорара, то Превер сказал мне так: «Денег не надо; пусть лучше издатель заплатит портному за сшитый мне костюм…»

Около полудня мы заходим к Пикассо. Он знакомит нас с пожилым человеком, чье имя я не запомнил. Видимо, это кто-то из друзей Пьера Мак-Орлана, потому что речь в основном идет об авторе «Набережной туманов». Когда гость уходит, Пикассо говорит нам:

– Я очень люблю Пьера Мак-Орлана…

– Мне очень приятно слышать это, отвечает Превер.

ПИКАССО. Я познакомился с ним на Монмартре. К тому же, по-моему, в Бато-Лавуар он жил в той же мастерской, что и Макс Жакоб, а потом и Андре Сальмон, а за ним и Пьер Реверди… Мак-Орлан был отличный парень! Носил огромную фуражку, надвинув ее на глаза… С тех пор как он поселился вдалеке от Парижа и живет почти отшельником, я с ним больше не вижусь. Но мы остались добрыми друзьями… Впрочем, он – человек довольно замкнутый, я бы сказал, ускользающий…

БРАССАЙ. Лет десять назад я работал над книгой о парижских трущобах, что-то вроде очерка нравов. Мак-Орлан должен был написать к ней текст. Он любит фотографию, особенно если находит там дорогую его сердцу социальную фантастику… Вот что он рассказывал: «Монмартр, Холм, Бато-Лавуар, кабаре “Проворный кролик”, что все это значит для меня? Приятные воспоминания о богемной жизни? Нечего подобного! Они напоминают мне о хозяине гостиницы, который прятал ключ от моей комнаты потому, что я не вносил плату вовремя… На самом деле это было жуткое время: лишения, нищета, унижения… На Монмартре (к счастью, я прожил там всего год) мне вечно не хватало денег, чтобы оплатить угол в гостинице, одежду, приличный обед… Я буквально подыхал с голоду… Встречался с друзьями только для того, чтобы перехватить немного денег… Но они, чаще всего, тоже сидели без гроша…»

Красоты Монмартра, среди которых протекала его юность, оставили у него в душе лишь горькое чувство…

ПИКАССО. Это точно. Очень часто – самая черная нищета… Однако, несмотря на тяготы, Мак-Орлан был веселым и умел шутить совершенно неподражаемо… Был неистощим на разные истории, всегда неожиданные и полные парадоксов. Чтобы заработать, писал коротенькие рассказы для юмористических и сатирических газет и даже непристойные романы, как Гийом Аполлинер… Эти тексты надо бы собрать. Его много публиковали в «Улыбке». Он подписывался своим настоящим именем – Дюмарше или Дюмаршей. Однажды, когда у него не было ни гроша, а издатель отказывался давать в долг, мы придумали забавную штуку. Сейчас расскажу… Мы уложили Мак-Орлана в постель, закрыли окна, задернули шторы. Я раскрасил несколько маленьких бутылочек под аптечные флаконы с этикетками, надел на них цветные бумажные колпачки собственного изготовления… Когда комната стала похожа на больничную палату, мы отправились к издателю и с печальными лицами объявили ему, что наш друг… при смерти. Страшно перепугавшись, он кинулся вместе с нами к одру «умирающего». И там, тяжко вздыхая, со слезами на глазах, оставил… двадцать франков. Двадцать! В ту пору – целое состояние. Никогда в жизни он не дал бы такой суммы здоровому Мак-Орлану, чтобы тот мог наконец наесться досыта и после этого сесть за свой писательский труд!

ЖАК ПРЕВЕР. «Матросская песня», «Под холодным светом» – какие прекрасные книги! Мак-Орлан вовсе не «мастер авантюрного жанра». Ведь истории о корсарах, ярмарочных акробатах, проститутках и хулиганах писали многие… Он же делал другое… Он умел придать жизни своих героев оттенок трагический и в то же время сказочный и поэтический. И если он отдает предпочтение всему рискованному и жестокому, то лишь для того, чтобы иметь возможность пощупать судьбу руками… Он странный парень, Мак-Орлан… Но очень симпатичный…

Беседа плавно перетекает на такую яркую фигуру, как барон Молле.

ПИКАССО. Я очень люблю Молле, он славный и верный, как собака… Сегодня утром он ко мне приходил… Карманы, как всегда, пустые… И я ему, как всегда, кое-что подкинул…

ЖАК ПРЕВЕР. Барон Молле! Добрейшей души человек! Никогда не обижается… Я сейчас работаю с Полем Гримо, мы делаем полнометражный мультфильм «Пастушка и трубочист», по сказке братьев Гримм. И я придумал там персонаж – птицу-аниматора, которая будет дирижировать всем действием. Вообще-то я не люблю выдумывать новых действующих лиц для своих фильмов. Предпочитаю лепить их со знакомых мне людей. Пьер Брассёр, Мишель Симон, Арлетти часто играли в моих фильмах самих себя. Подыскивая кого-нибудь на роль птицы, я подумал: «Ну, конечно! Птица – моя Птица – это же вылитый барон Молле! Роль как будто специально для него написана!» И я стал моделировать свою Птицу с него. А тут недавно я его встретил. «Я все знаю, – сообщил он мне, – отрицать бессмысленно!» Я прикинулся дурачком – очень боялся, что он обидится. Видимо, кто-то проболтался, поэтому он все и узнал. «Значит, Птица – это я?» – спросил он, но при этом ничуть не оскорбился. Скорее, наоборот. Ему это показалось забавным…

БРАССАЙ. И какое жизнелюбие в его возрасте! Самый неуемный из всех, кого я знаю… То на Левом берегу его встретишь, то на Правом, то на Монпарнасе, то в Сен-Жермен-де-Пре, то в Пасси – он повсюду… Первым встает, последним ложится…

ПИКАССО. И всегда таким был… Сколько его знаю, он снует из одного кафе в другое, из одной мастерской в другую, всегда приносит последние новости обо всем на свете, всегда в курсе всего, что происходит… Кстати, это через него я познакомился с Гийомом Аполлинером… Однажды он привел меня в бар возле вокзала Сен-Лазар, на улице Амстердам, он называется «У Озина»: Аполлинер туда часто ходил. И в этом же баре я, в свою очередь, познакомил Аполлинера с Максом Жакобом… Молле – прирожденная сваха… Обожает сводить людей…

БРАССАЙ. Он раньше был богат?

ПИКАССО. Нет, всю жизнь сидит без денег… И постоянно в поисках места… При этом всегда очень боялся что-нибудь найти… Самая подходящая для него работа – наперсник… Так он стал «секретарем» Гийома Аполлинера…

БРАССАЙ. А он действительно был секретарем? Сам он это отрицает…

ПИКАССО. Слишком горд и слишком скромен, чтобы это признать. Одно бесспорно: он оказывал Аполлинеру массу услуг. Читал и разбирал его бумаги, даже писал под его диктовку повесть «Король-луна», «Убитого поэта» и другие тексты… Они работали бок о бок, вместе основывали журналы, много спорили… И еще он отгонял лишнюю публику, которая толпилась вокруг поэта. Так что Молле был именно секретарем. Но этот человек, который сделал в жизни массу вещей, не любит работать, не любит заниматься каким-нибудь делом. Он даже стыдится этого слова… Молле всегда жил за счет других, но при этом он – воплощенная щедрость… Это надо признать! Если – чудом! – у него вдруг оказывается немного денег, он в первую очередь вспоминает о своих друзьях. Самое большое для него удовольствие – оказывать услуги другим, доставлять им удовольствие… Он приносил мне подарки в самые тяжелые времена… Ну, разумеется, не бог весть что: немного табаку, гаванскую сигару, книгу, что-нибудь в таком роде… Но сердце это согревало…

БРАССАЙ. Он и вправду барон?

ПИКАССО. Не более, чем я… Этот титул ему присвоил Аполлинер. И, надо сказать, он ему удивительно подходит! Придумывая и разыгрывая эту роль, Молле и вправду стал бароном. Я знаю одну молодую женщину – у нее была депрессия. И ей привиделось, что она – королева… И не какая-нибудь, а королева Тибета! И она тут же начала вести себя как королева. Не хотела обуваться: королева ходит босиком. Отказывалась есть: королева ведь выше этих вещей…[57]

И все время толковала о каком-то герцоге… «Герцог сделал то…», «Герцог сделал это…» А когда с ней заговорили об этом герцоге, она ответила: «Он больше не герцог, ему присвоили графский титул!»

ЖАК ПРЕВЕР. Это великолепно! Герцог, которому присвоили графский титул!

ПИКАССО. Великолепно, но и тревожно. Мы живем в мире сказки и одновременно в кошмаре… Где граница между фантазией и бредом?.. Кстати, о званиях и титулах: вы знаете эту историю? Наполеон, желая наградить одного из своих офицеров, сказал ему: «Я присваиваю вам звание маршала!» – «Но… я уже маршал, сир!» – возразил тот. «Ладно, – ответил Наполеон, – тогда я назначаю вас полковником!»

вернуться

56

Злость Пикассо по отношению к «настоящим художникам» с полной силой выплеснулась лишь десять лет спустя в «Серии рисунков» 1953–1954 годов, опубликованных в альбоме «Верв». Среди салонных художников, бородатых, жеманных и холодных, среди всех этих «мэтров», разжиревших и лысых, увешанных орденскими лентами и «академическими пальмами», соперничающих в популярности с ослепительными телами «самых прекрасных манекенщиц», снова появляются обезьяны с набережной Сены. Одна из них, с палитрой в руке, рисует нагую девушку, на которой лишь шляпка да колье на шее…

вернуться

57

Он говорил о Доре Маар. Сцена в «Каталане» оказалась началом серьезного нервного расстройства.

43
{"b":"545832","o":1}