— Двадцатого декабря будет шестнадцать, — проговорил Тимофей.

— Ты дозвонился до Риты?

— Нет, ты точно ее номер мне дала?

— Точно. Не понимаю ничего, что с ней стряслось.

А Рита тем временем, так и не включив мобильник, приехала к Соне и около пятнадцати минут ждала ее под дверью, пока та, вместе с мамой и горой покупок не появилась, вернувшись из гипермаркета. Рита помогла Носовым разгрузить автомобиль и осталась с Соней на кухне в качестве помощника по сортировке продуктов.

— Для кого весь стол? — поинтересовалась Рита.

— Женя сегодня приходит с родителями знакомиться, — ответила Соня.

— Так быстро?

— Ты что, моих не знаешь, — меня же Женя проводил, довез прямо до порога, чуть ли не на руках до двери. Носов выпил, мама тоже была слегка веселая, вот они и потребовали, чтобы их познакомили — иначе видеться запретят.

— Ужас, — Соня достала мешки с овощами, — куда их все?

— Пока что в холодное хранение. Готовить все равно только через час начнем. А у тебя какие новости? Ты же не просто так приехала.

— Нет. У меня на самом деле дурные новости, но я тебя прошу. Пообещай мне, что не выгонишь меня, когда узнаешь.

— Так, Рита, говори в чем дело, не тяни.

— Ты в курсе, что убили Наталью Борисовну, нашу директрису.

— Что?! — Соня была в шоке, так как вчерашних газет она так и не видела. Зато за спиной у нее обозначился силуэт матери, которая подслушивала разговор подруг.

— Ее накачали расплавленным оловом и сбросили в пруд у новой ГЭС.

— Изверги.

— Это еще не все, — тут уже Рита не смогла сдерживать слезы, — я просто молчала об этом, я боялась, что вы меня линчуете, так как ненавидели ее.

— Рита! Что за поток безумных реплик у тебя начался, — возмутилась Соня, — что ты этим сказать мне хочешь?

— Соня. Она была моей родной бабушкой.

Соня опешила. В следующий момент она схватила подругу в охапку и обняла:

— Боже, как же ты все это пережила.

Рита зарыдала, а Соня старалась ее успокоить.

— Я сегодня пробралась в ее комнату и все осмотрела. Смотри что я нашла.

Рита достала конверт с камнями и бутоном.

— Это агаты. Я не знаю, в каком порядке бабушка получала их, но судя по всему бутон она получила с последним. В конверте надпись — ШЕСТОЙ. ДО ВСТРЕЧИ В АДУ.

За стенкой Катя чуть не упала. У нее перехватило дыхание, она медленно и неслышно отошла от кухни, вышла в гостиную и побежала в свою комнату. Добежав до нее она выдвинула ящик и достала конверт, в котором красовалась надпись ПЕРВЫЙ и был один камушек. Катя сложила конверт и убрала назад. Сердце в ее груди колотилось с бешеной амплитудой и могло выбить ребра, ускакав в неизвестном направлении. В мозгу лихорадочно сновали безумные мысли. Что делать, что в этом случае лучше предпринять. Сказать мужу? На смех поднимет, камешки девочки нашли. А кому еще? У нее никого кроме дочери и мужа нет. Значит никто и не узнает. Так будет лучше для всех. Но эти мысли никак не хотели успокаивать Катю, скорее наоборот — они ее раззадоривали и пугали еще сильнее и страшнее порождая сумасшедшую панику:

— Что это происходит, — испуганно проговорила Катя, — неужели он вернулся с того света чтобы с нами рассчитаться?

Катя посмотрела в окно — погода совершенно не соответствовала ее состоянию. Для передачи эмоций была бы логичнее гроза, ветки деревьев, бьющие по стеклу, ветер, гром, молнии. И страх, бесконечный переполняющий страх. Вдруг Катя увидела как за стеклом начинает вырисовываться силуэт, который стал превращаться во вполне внятный образ, лицо источало дикую ненависть и в какой–то момент выбило стекло. Катя упала без чувств.

— Что это там упало? — сказала Рита.

— Там мама!

Девушки побежали наверх и увидели в комнате упавшую в обморок Катю. Она часто дышала. Рита прощупала пульс:

— Ну и сердцебиение. Нашатырь есть?

— Есть, — привычным жестом сказала Соня, — это не впервые.

Придя в себя Катя ничего не объяснила — просто сказала, что ей стало плохо от духоты. Девушки оставили ее отдыхать и отправились готовить праздничный ужин.

У бассейна в доме Гордеевых творились милейшие вещи. Тимофей развлекал Надю, иногда пытаясь узнать что–то о Рите помимо уже имевшегося номера мобильника, но Надя была непробиваема.

Сама Надя вела с Тимофеем беседы на идиотские темы и просто съедала глазами Антона, который в своем обычном обмундировании валялся в шезлонге в тени и читал «биохимию».

— А я вот сходила на эту выставку современного искусства, что на спиртзаводе организовывали. Мне там очень понравилось, — рассказывала Надя, — Антон? А ты любишь современное искусство?

— Нет, раздалось из–за «Биохимии». А еще я ненавижу этот спиртзавод.

— Почему, — наигранно наивно удивилась Надя, — там же столько всего интересного!

Спиртзавод — это бывший завод по перегонке спирта, который закрыли при застройке северного микрорайона «Ельша». Чтобы не сносить — в нем открыли центр современного искусства, где различные современные деятели выставляли свои бесчисленные творения на суд публики. Искусство требует жертв и они быстро заполнили зал. Местечко обладало жуткой популярностью у полубогемной молодежи. Потому что «золотая молодежь» этот «Эрмитаж для среднего класса» обходила стороной. А вот не отличавшаяся особым умом Надя с радостью туда бегала и стремилась. Еще в том же Спиртзаводе можно было посетить книжный магазин «Фломастер». В сущности — это была сборная солянка всякой гуманитарной литературы, которую в обычном книжном магазине просто бы постыдылись выложить на прилавок, или у авторов денег на литературного агента не нашлось — в итоге объемы литературного хлама, туда поставлявшегося, превышал все мыслимые и немыслимы пределы. И весь этот хлам (в смеси с действительно достойными произведениями) в огромном объеме и за большие деньги (Дорогая, я вчера во «Фломастере» купила томик стихов Лахудры Пороховницкой за 600 рублей. Последний экземпляр) уходили в библиотеки подобных надюшек, которые почитав страниц десять, ничего не поняв, закидывали дорогущий том на книжную полку, но всем говорили, что «слог Пороховницкой» отличается активной позицией и установкой на развитие гнозиса при семпледукции и тройной модуляции. Какой–то подобный бессмысленный бред и слыли среди подруг жуткими интеллектуалами.

— Спиртзавод должен быть закрыт, как рассадник бесполезностей, — заключил Антон и сказал, — я сварился тут и пойду к себе читать дальше.

Само собой он солгал, на улице было не так уж и жарко, просто потоки бреда изрыгавшиеся из наденькиной пасти, его порядком утомили и он осознавал, что еще немного, и ляпнет что–нибудь такое, отчего эта копна волос мигом утопится в бассейне. Хотя, утопившись, она определенно бы подчистила генофонд, сократив число псевдоинтеллектуалов, посещавших «Спиртзавод» и закупавшихся в «Фломастере». Антон много читал на сей счет в интернет–газетах Озерска. Один крупный литературный критик возмущался, что из–за специфической ценовой политики в магазине не могут закупаться те, кому действительно нужны эти редкие книги. Но набегает толпа псевдоинтеллектуалов, покупает томик «Теоретического литературоведения творчества ранней Ганы Штрихомудовой», ставит их все на полку, а студенты филологи, люди небогатые страдают от того, что не могут потом списать с этого фолианта свою курсовую работу по литературоведению.

Антон прошел по гостиной и налетел на Клару:

— Ты к себе?

— А что такого?

— Но мне показалось, что девушка к тебе пришла, — удивленно вздернула брови Клара.

— Мама, — это ей так показалось, — а я ее просто убью, если еще пять минут буду слушать этот словесный понос. Когда я общаюсь с такими отбросами, то становлюсь женоненавистником.

— Антон, но ты ее пригласил…

— Я? Ее Тимоха притащил в обмен на телефон своей Риты. А я отдувайся по твоему?

— Вот поганец, твой братик. Но тебе стоило быть с девушкой пообходительнее.