— Слушаюсь, товарищ капитан! — ухмыльнулся Чичин. — Разрешите, я ворота открою, а то до утра простоим.

— Действуйте! — согласился капитан, которому хотелось побыстрее добраться до теплого бока жены.

Водитель выскользнул из машины и кошкой ринулся на забор. Через несколько секунд он уже оказался по ту сторону, во дворе. Лязгнули засовы, и тяжелые ворота медленно распахнулись, открывая взору темную пасть маленького дворика.

Чичин легкой спортивной пробежкой преодолел метры, отделявшие его от руля машины, и они наконец въехали во двор.

Старшина и Чичин не раз бывали в морге института и все знали. Да и всех. Старшина всю жизнь проработал на «труповозке» и повидал всякого. И капитан Тупин поэтому не знал даже его фамилии. На «труповозке» ему впервые пришлось прокатиться.

— Может, сходите за стариком? — предложил капитан, уже начиная жалеть, что не дождался, когда починят его служебную «волгу».

— Бу сделано! — рявкнул Чичин и ловко выпрыгнул из машины.

Старшина выполз медленнее, сказывался возраст, и долго разминал поясницу. Но затем довольно резво двинулся за Чичиным.

Оба скрылись за обитой светлой жестью дверью, а капитан решил немного подремать, чтобы со свежими силами добраться до горячего бока жены. Но едва первая волна легкого сна коснулась его, как из подвала раздался такой страшный крик, что Тупин вылетел из машины, как пробка из бутылки с шампанским.

Едва Тупин открыл широкую, тоже обитую жестью дверь, как его чуть не вырвало от трупно-формалинного запаха.

Но застывший старшина и нервно почесывающийся Чичин замерли на месте не от запаха. У стены перед ними сидели трое. У одного в руке была бутылка, у другого стакан. И все бы ничего, если бы все трое не были бы абсолютно голы и с номерами на теле.

— Это старик так шутит? — спросил зло капитан.

От его злого голоса сослуживцы очнулись.

— Капитан! — бросился к нему Чичин. — Клянусь мамой, этот с бутылкой пригласил нас выпить за компанию.

— Вы, старшина, только что, в машине, желали, чтобы вас угостили. Правда, со жмуриками вы, видно, не пили?

— Нет, не пил! — шепотом ответил старшина. — Вы шутите, капитан, а нам не до смеха. Мамой не буду клясться, царство ей небесное, но со слухом у меня полный порядок, в армии слухачом был. Говорю, как вас слышал: «Присоединяйтесь, мужики!»

Тупин подошел к трупам. У всех троих были широко раскрыты глаза, и это делало их похожими на живых на первый взгляд в полутьме коридора. И группа была очень умело усажена: двое плотно к стене, а третий лицом к ним, но опора у него была — поднятое колено одного из «застенчивых». Со стороны очень даже натурально. Но чтобы голос…

— У кого есть целлофановый пакет? — спросил Тупин.

Чичин и старшина лихорадочно стали рыться в карманах, как будто от этого зависела их жизнь. Как ни странно, но старшина нашел в кармане брюк пакет и протянул его капитану.

— Завтрак из дома беру, — сказал, как будто извинился.

Капитан осторожно добыл бутылку и стакан и сложил их в пакет.

— Чичин, отнеси это в машину и останься там сторожить. Двери закрой и, кроме нас, никому не открывай. А мы поищем этих шутников.

И Тупин достал пистолет.

Чичин, как никогда, охотно выполнил приказ начальства. И исчез, как привидение. В этом подвале все начинало восприниматься потусторонним.

А Тупин со старшиной осторожно двинулись дальше. Старшина открывал боксы, один за другим, Тупин внимательно осматривал помещения. Перед ним проходили картины ада, одна другой страшней: трупы внавалку напоминали Тупину картину художника Верещагина, где черепа лежали кучей, а в другом боксе-холодильнике трупы лежали штабелем, как освежеванные бараньи туши на весах.

Но в последнем боксе даже видавший виды Тупин оцепенел: труп молодой женщины лежал на спине, бесстыже подняв и раздвинув ноги, а на ней лежал седой сморщенный хрыч, который лет двадцать и не думал об амурных делах.

— Старшина, уберите это безобразие! — велел капитан.

Старшина поспешил выполнить приказание начальства, пусть и не своего. Да и ему было тошно смотреть на эту похабную картину.

Но едва он дотронулся до старика, как отпрянул с диким воплем.

— Укусил он, что ли? — пошутил Тупин.

Старшина несколько секунд был лишен дара речи, только жадно ловил воздух.

— Андреич!..

— Знакомого встретил? — полюбопытствовал Тупин.

— Так это же сторож! — прорвало наконец старшину. — Мы ему бибикаем, а он тут разлегся… убитый.

В капитане проснулся следователь-профессионал. Он быстро осмотрел труп старика, стараясь не замечать бесстыжей позы женского трупа.

— Да убери ты ее к… в общем, в тот угол!

Старшина достал рукавицы, положенные ему по работе, а Тупин тем временем размышлял: «Труп совсем еще теплый. Старику перерезали горло самое большее минут тридцать назад. Надеюсь, что это сделали не „жмурики“, иначе я возьму отвод, потусторонние дела мне не по зубам, я теряюсь во всей этой ахинее».

Старшина оттащил труп женщины подальше и вернулся к капитану.

Тупин вышел в коридор, где он заметил еще одну, маленькую дверь. Подергал ее, но она оказалась запертой на ключ.

— Мистика! — произнес следовавший за ним как тень старшина.

— За мистикой всегда стоит плоть и кровь живого человека, — назидательно заметил капитан.

— За углом коридора есть еще одна дверь, — вспомнил старшина.

Но и эта дверь была закрыта на ключ.

— Или убийца притворился мертвецом и лежит где-нибудь голым, рискуя простудиться, или это кто-то из своих. И я лично склоняюсь ко второму варианту.

— Бедный Андреич! — сокрушенно пожалел старика старшина.

— Хватит сокрушаться! Откуда здесь можно позвонить?

— На втором этаже есть дежурная. Но это надо с парадного хода идти.

— И пойдем! — чему-то обрадовался Тупин. — Из огня да в полымя. Надо же мне было с вами поехать. Теперь этот «висяк» на меня и повесят. Сам заварил кашу, сам и расхлебывай.

Они вышли на свежий воздух и ощутили себя в Крыму.

— Что имеем — не ценим, потерявши — плачем! — ощутил себя философом старшина.

— Это вы об Андреиче или о воздухе? — поинтересовался капитан.

— О воздухе! Более вредного мужика, чем Андреич, нет на свете. Господи, упокой его душу грешную.

— Это интересно! Старшина, пока мы гуляем до парадного входа, вы мне расскажите об этом старике.

Чичин посигналил им, но капитан не обратил внимания на сигналы.

— Ну-у… — замялся старшина, не зная, с чего начать.

— Начните с самого главного: из-за чего, по-вашему, его могли так зверски зарезать. Я насчитал пять ран на теле, и глотку перерезали… Достал?

— Он мог кого угодно достать. От его взгляда не могло ничего укрыться. Все, старый хрыч, видел, понимал вообще с полуслова и видел с полувзгляда. Кто с кем живет, кто что ворует.

— Его бы к нам в уголовный розыск. А то бьешься, бьешься, как рыба об лед, а чистая вода часто там, подо льдом.

— Вообще-то нехорошо говорить о мертвом плохо…

— Древние говорили: «…либо хорошо, либо ничего». Но мы с вами профессионалы. И расследуем убийство. Чем больше косточек мы перемоем Андреичу, тем больше шансов найти убийцу. А в том, что убийца хитер, смел до наглости и изобретательности, нет ни малейшего сомнения. Страху на вас нагнал. Обычный преступник как: убил и ходу, подальше да побыстрей. «Главное в профессии вора — вовремя смыться». А этот спектакль разыгрывает. Почему? Вот это мы и должны понять, старшина. Кстати, как вас величать-то? Неудобно, старшина да старшина!

— Фадеев.

— Ишь ты! Писатель… Знаешь, кого уголовники писателями зовут?

— Нет.

— Ну, конечно. «Жмурики» много не наболтают… Тех, кто сумочки срезает «пиской», остро заточенной с одного края монетой. Такие мастера были, что из дорогой шубы могли кусок вырезать. Фильм есть такой даже. Ты, Фадеев, не стесняйся, рассказывай.

— Я с ним не пил, поэтому мало о нем знаю. Но рассказывают о нем много. Здесь он только по ночам работал, двенадцать часов через день, ему удобно. А все остальное время занимался ростовщичеством в основном или шантажом. Но работал чисто, не придерешься.