— Заговорились мы с тобой, сынок, а надо, пока лошади едят, травы накосить, корову–то зимой чем–то надо кормить.

С этими словами он поднялся, собрал косу и направился к опушке леса, где была густая, ещё непомятая лошадями трава. Подправив бруском косу, он молча стал косить. После его рассказа в моей душе что–то вроде оборвалось, а мой патриотический порыв сник. Я мучился и не знал, как оценить действия отца, его бегство из Красной армии и разочарование в новой власти. Потом, поразмыслив, решил, пускай он не герой, но и не трус, ведь кто–то должен служить в армии, а кто–то строить, выращивать хлеб, трудиться на заводах и фабриках, и, наверное, ничего нет плохого в том, что отец выбрал труд. И потом, если бы дальше остался в армии, мог бы и погибнуть, а значит и нас с братьями не было бы. Наверное, так и должно было быть. Как всё время повторяла бабушка: «Чему быть, того не миновать», или «У каждого своя судьба, и от неё не уйдёшь и не убежишь». Приведя эти аргументы, успокоился и пошёл к отцу собирать и носить ещё теплую пахучую траву и складывать её на телегу. Часа два лошади паслись, а мы за это время накосили достаточно много травы. Когда солнце стало изрядно припекать, а слепни и мухи назойливо липнуть к животным, отец скомандовал: «Запрягай, поехали».

Отдохнувшие лошади пошли домой веселее, а папу совсем разморило. Я вспомнил, что он же всю ночь был на работе, и тут же ему предложил: «Пап, ты ложись поспи на своей телеге, а я дорогу знаю, буду ехать впереди, а твою лошадь привяжу к своей подводе». Отца не надо было долго уговаривать, он лёг на мягкую ароматную траву и тут же заснул. Я ехал преисполненный собственной полезности и важности. Как же иначе. Мама без моей помощи не может обойтись, а вот теперь и папа признал во мне главного своего помощника. Необъяснимое чувство радости охватило меня от того, что я нужен семье, в которой расту, стране, в которой живу, а впереди целая жизнь, которую сделать лучше сможем только мы, молодые. В школе нам тоже постоянно говорят, чтобы быть настоящим строителем социализма, надо хорошо учиться, тренировать своё тело, закалять дух и волю. И в этом, как мне кажется, иду я в ногу с жизнью. Ну, посудите сами: лучше всех в школе бегаю кросс, двадцать раз подтягиваюсь на турнике, даже «склёпку» делаю, «подъём переворотом» и «подъём силой двумя», чего не умеет никто в классе, кроме учителя физкультуры. Так, перечисляя свои достоинства, думал: «Дорасту ли я когда–нибудь до настоящего строителя социализма».

… Перед въездом в родное село папа проснулся, пересел ко мне на телегу и, потягиваясь, сказал:

— Спасибо тебе, сынок, что дал мне поспать, а то сон прямо с ног валил.

Я был счастлив, что угодил отцу, да и после нашего доверительного разговора, он стал ко мне относиться, как к взрослому. Потом обнял меня за плечи и сказал:

— Запомни, Василий, герой — это не тот, кто погиб за Родину, а тот, который остался жив, выдержал все испытания и победил. Не всё то, чему вас учат в школе, является истиной, реальная жизнь намного сложней, интересней и правдивей. Может быть, ты хотел видеть во мне героя, а я оказался обычным человеком, мягким и жалостливым, не способным убить человека, своего единоверца.

Время шло. Жизнь постепенно улучшалась. Руководство страны постоянно вело пропаганду здорового образа жизни населения и делало всё, чтобы молодое поколение активнее занималось физкультурой и спортом. Для этого в школах, ВУЗах, на фабриках, заводах, даже в ЖЭКах строились стадионы, спортивные площадки, организовывались спортивные секции по различным видам спорта. Подавляющая часть населения была вовлечена в это несомненно полезное движение. Были разработаны и введены в действие нормы на спортивный комплекс БГТО (будь готов к труду и обороне) и учреждены значки. Спортсменам, превышающим нормативы БГТО, присваивались спортивные разряды, начиная с четвёртого и кончая первым разрядом. Самыми популярными были: футбол, легкая атлетика и стрелковый спорт. Это и понятно. Страна Советов, окружённая со всех сторон капиталистическими странами, должна была научиться обороняться, и поэтому всё население страны, в особенности молодое, изучало стрелковое оружие и умело метко стрелять. Этой работой тогда занималась полувоенная организация ОСОВИАХИМ, впоследствии переименованная в ДОСААФ. Такие организации находились в каждом городе, районе, небольших городках и районных центрах. Когда я учился в 7‑м классе, на большой перемене ко мне подошёл Юрка Ерохин и говорит:

— Вась, я вчера на дверях магазина прочитал объявление, где говорилось, что в помещении ОСОВИАХИМ открылась стрелковая секция, куда приглашают всех желающих. Давай запишемся.

— Давай, в чём вопрос! Сегодня же после уроков и пойдём.

В тот же день мы и записались. Отныне, каждый день в течении недели, один час после уроков мы занимались в стрелковом классе ОСОВИАХИМа. Сначала изучали материальную часть стрелкового оружия, бывшего на вооружении Красной армии. Туда входили: армейская винтовка–трехлинейка, ручной пулемёт Дегтярёва, пистолет ТТ и револьвер-Наган. Через месяц мы научились разбирать и собирать все названные виды оружия. После чего начались практические стрельбы. Стреляли в основном из малокалиберной винтовки, но к концу учебного года обещали свозить нас на полигон и пострелять из боевой трехлинейки. «Мелкашку» освоили мы быстро, и за несколько месяцев упорных тренировок я уже выполнил норматив второго разряда. Время шло. Подходил к концу очередной учебный год. Как и обещал военрук, тёплым весенним днём посалил нас в кузов полуторки и повёз на военное стрельбище, которое находилось километрах в двадцати от райцентра. Было нас, пацанов, человек двадцать и лишь три девочки из параллельного класса. Мы сидели на деревянных лавках в открытом кузове машины, пели, смеялись и весело балагурили. Три настоящие боевые винтовки в брезентовых чехлах вез сам военрук. Полуторка, подпрыгивая на кочках и ухабах просёлочной дороги, двигалась с небольшой скоростью, и всё же через час мы добрались до места. Стрельбище было хорошо оборудовано, со смотровыми вышками, командным пунктом, телефонной связью и другими атрибутами. Оставив винтовки в кузове, военрук спрыгнул на землю, приказав всем оставаться на своих местах, направился к начальнику стрельбища. Им оказался уже немолодой капитан общевойсковой службы. Он был видно осведомлён о нашем приезде, и без каких–либо формальностей показал нам сектор для стрельбы из боевых винтовок. Построив нас в одну шеренгу на исходном рубеже, военрук ещё раз проинструктировал нас и выдал по три боевых патрона каждому. Я взял с волнением отливающие золотом, таящие в себе смерть, далеко не детские игрушки и подумал: «Сегодня эти пули полетят в мишени, изображающие силуэты людей, а завтра они могут лишить жизни врагов, которых пошлют убивать нас, советских людей». Видно вожди враждующих сторон, преследуя свои амбициозные цели, не считают свои народы за людей и готовы принести их в жертву в своей кровавой и грязной игре. Как нам внушают, что фашисты — наши враги, так и их убеждают, что коммунисты — звери, а раз так, значит, и тех, и других надо безжалостно убивать. А как же одна из главных христианских заповедей: «Не убий»? Ведь стравливают нас вожди, исповедовавшие одни и те же заповеди. Нет, что–то непонятное творится в нашем загадочном, жестоком и непредсказуемом мире». Примерно так размышлял я, перебирая в кармане нагретые моими руками боевые патроны.

… Грудные мишени зелёного цвета с белыми кругами были установлены на расстоянии двухсот метров. Первая тройка ребят вышла на огневой рубеж и, зарядив магазины винтовок, приготовилась к стрельбе. Военрук ни на шаг не отходил от ребят, делая им последние наставления. По сигналу горниста стрелки передёрнули затворы и прицелились. Выстрелы, громкие и хлёсткие, прозвучали почти одновременно. Так повторялось трижды. А мы стояли сзади в строю, ждали своей очереди и переживали вместе с ними. Но вот горнист протрубил «Отбой» и поднял белый флаг. Это означало, что стрельба окончена, и никто на стрельбище не имеет права стрелять ни из каких видов стрелкового оружия. По команде руководителя ребята встали и отправились осматривать мишени. Результаты оказались неутешительными. Да это и понятно. Ведь стреляли они впервые из боевого оружия и, конечно же, очень волновались. Но вот настал и мой черёд испытать отдачу в плечо прославленной «трехлинейки». Как нас учили инструкторы, крепко упираю приклад в плечо, тщательно прицеливаюсь и мягко нажимаю на спусковой крючок. Выстрел прозвучал как–то неожиданно, и я, разволновавшись, даже не почувствовал отдачи. Второй и третий раз стрелял уже более уверенно. При осмотре мишеней в моей оказалось три дырки, одна — восьмёрка и две — девятки, в итоге — двадцать шесть очков из тридцати возможных. Для начала совсем неплохо. Вся группа отстрелялась посредственно, а мой результат так никто и не перекрыл. Юрка Ерохин выбил двадцать четыре очка, а Иван Бушуев на два очка меньше его, но это не помешало нашей троице получить значок «Ворошиловский стрелок». Значок этот был необыкновенно красив, состоял из звезды на фоне красного знамени, обрамлённого с одной стороны шестернёй, а с другой — снопом пшеницы. На звезде из красной эмали был изображён бронзовый стрелок, стреляющий по мишени из положения «Стоя». На выпускной торжественной линейке, где нам вручали табеля за 7‑й класс, на моей груди красовалось полдюжины значков спортивной доблести, в том числе и самый главный — «Ворошиловский стрелок».