На этот раз Лена была более сдержана, меньше смеялась и шутила. Возможно переживала за исход важного и ответственного соревнования. И попрощались мы холодно. Она подала мне руку и сказала:

— До встречи! Приходи первого сентября в скверик, что возле общежития, в пять часов. Найдёшь?

— Конечно. Желаю победы и скорейшего возвращения на родную землю. Я буду ждать и верить, что ты выступишь успешно.

Она, улыбнувшись, сказала: «Спасибо» и скрылась за дверью общежития. Я постоял ещё несколько секунд и угрюмо пошёл прочь. Остаток дня провёл в своей комнате, преследуемый тревожными мыслями. На этот раз разлука пошла на пользу. Я привёл в порядок все свои конспекты, проштудировал лекционный и практический материал и был готов сдавать хоть сейчас экзамены.

… Первого сентября мы встретились. Лена была угрюма и подавлена. Её плохое настроение объяснялось тем, что выступила она не столь успешно, как хотела. Я пытался её успокоить и убедить, что четвёртое место в личном зачёте, которое она заняла, тоже престижно и почётно, но она, максималистка, так не считала.

Весь вечер мы разговаривали на отвлечённые темы, но в её поведении я не увидел ни радости, ни оптимизма. Это подействовало и на моё настроение. О ходе соревнований она не хотела говорить, но когда речь зашла о моих друзьях–планеристах, она оживилась, сказав, что заняв призовые места, Валентин и Николай вытянули Ленинградскую команду на второе место. Я невольно спросил её:

— Лен, а сколько команд участвовало в соревнованиях?

— По авиаспорту пять, а по другим дисциплинам восемь.

— И ты расстраиваешься, что неудачно выступила? Я считаю, занять четвёртое место из сорока участников — это очень хороший результат. К тому же, всякое поражение даёт толчок к переосмысливанию системы подготовки, к росту, самосовершенствованию.

— Может для кого–то и хороший, но не для меня, — я рассчитывала на большее.

Я понял, что продолжать болючую тему соревнований нежелательно и заговорил про поэзию. Для начала выбрал творчество Сергея Есенина, его короткую жизнь и загадочную смерть в Ленинградской гостинице «Англетер». Несмотря на то, что в тридцатых годах книг со стихами поэта было очень мало и творчество его не афишировалось, в студенческих кругах его знали, любили и почитали. К моей радости, я попал в точку, Лена знала множество стихов Есенина и стала их декламировать. Она с таким чувством прочитала «Анну Снегину», что мне подумалось, звездой эстрады и кино она могла быть, займись этим делом всерьёз. Тут наши увлечения совпали. Я тоже много знал стихов народного поэта и с огромным желанием стал читать их Лене. Мне нравились его стихи, написанные в Баку, под названием «Персидские мотивы», и я с азартом и вдохновением стал читать:

«Мы в России девушек весенних

На цепях не держим, как собак.

Поцелуям учимся без денег,

Без кинжальных хитростей и драк…»

Лена слушала и улыбалась. Ей видно было приятно видеть во мне человека близкого по духу и увлечениям. Мы продолжили литературную тему и всюду находили точки соприкосновения. Лена оттаяла и до конца вечера была ласковой и приветливой. Она меня уже не подкалывала и прониклась ко мне уважением и теплом. Расстались мы больше друзьями, чем влюблёнными. У меня было желание поцеловать на прощание девушку, но моя нерешительность и страх быть непонятым, давили на меня тяжелым грузом и не давали выхода эмоциям. Моё предложение встретиться завтра она отвергла, объяснив тем, что всю неделю будет занята подтягиванием хвостов, которые появились вследствие пропусков занятий в период спортивных сборов и соревнований. Мои аргументы о том, что у неё осталось чуть больше двух недель, действий не возымели. На это она категорически заявила: «Не надо находиться постоянно в плену эмоций и грёз, ими надо уметь управлять. Сначала дело, а потом досуг». Я тоже придерживался, как и большинство молодёжи нашего времени, такой формулы, но такое заявление меня немного обидело. И потом все мои предложения о месте и времени свиданий она отвергала и назначала свои. Меня это тоже несколько насторожило. Время ещё было не позднее, но Лена засобиралась домой. Мне ничего не оставалось, как согласиться с ней, так как видел, что она устала и никакие развлечения ей не всласть. На прощание она сказала: «Вась, извини, я сегодня никакая. Приходи в воскресенье в парк в два часа дня. Там будет опять играть духовой оркестр. Сходим на танцы, покатаемся на лодке, поговорим, отдохнём, отвлечёмся от дел будничных». Меня не надо было уговаривать и привлекать этими соблазнами. Я был бы счастлив только лишь тем, чтобы она была рядом и я мог видеть её очаровательную улыбку, слышать спокойный ласковый, задушевный голос. Поэтому не раздумывая, ответил:

— Хорошо, я буду ждать тебя у центральных ворот.

— Договорились. До свидания. Желаю успехов.

Я придержал её руку в своей, надеясь удержать её хоть на несколько минут, но она мягко высвободила её и скрылась в подъезде своего общежития.

Учёба моя закончилась. Осталось сдать три экзамена, получить «диплом» и до свидания, Ленинград, милая подруга Лена и всё, что успел увидеть и полюбить в этом городе. При одной этой мысли, что скоро всё кончится, меня бросало в дрожь и смятение. Лена пойдет по жизни своей дорогой, я своей, и от наших зародившихся чувств останется лишь яркое незабываемое воспоминание. Успокаивало только то, что впереди ещё есть несколько дней, которые проведём вместе и, может быть, примем какое–то решение и составим план на будущее.

… Подходила к концу самая длинная неделя в моей жизни. За это время я сдал два экзамена и торопил время, чтобы поскорее похвастаться перед девушкой своими успехами в учёбе. И пусть она знает, какой я положительный, волевой человек. Стоит мне захотеть, я обязательно добьюсь поставленной цели. Так я себя хвалил, будто бы уже сейчас собирался сделать девушке предложение. Наконец настало долгожданное воскресное утро. В белой выстиранной рубашке, выглаженных брюках, до блеска начищенных туфлях и с единственным значком «Ворошиловский стрелок» на куртке–бобочке, выглядел я, уж если не модно, то нарядно и прилично. Так, по крайней мере, мне показалось, когда я увидел своё отражение в зеркале, что стояло в коридоре. Был солнечный погожий день начинающейся осени. Листья на деревьях стали желтеть, аллеи и парки теперь представляли величественную картину, сотканную из целой цветовой гаммы листьев различных кустов и деревьев. Любуясь этой нерукотворной красотой, где скверы, парки и цветочные клумбы гармонично вписывались в архитектурные ансамбли и природные ландшафты, невольно проникся гордостью за тех, чьими руками и разумом была создана эта красота. Мне казалось, что мы, молодые, родились для того, чтобы своим трудом и творческим гением приумножить созданные нашими предками богатства и сделать жизнь счастливой и радостной. С таким мажорным настроением подошёл к центральным воротам парка, которые были настежь открытыми, и счастливые горожане целыми семьями шли туда, где можно каждому найти развлечение по душе. Лена, обязательная и пунктуальная, не заставила долго себя ждать. Она лёгкая, как пушинка, одетая по–летнему в светлое ситцевое платьице с короткими рукавами–фонариками, сияющая и радостная, как богиня любви и красоты, предстала предо мной.

— Привет, Василий! Как экзамены?

— Здравствуй, Лена. Два экзамена сдал на отлично, ещё один предстоит сдать во вторник. К следующему воскресенью буду дипломированным бухгалтером.

— Везёт же тебе. Специальность уже будет, можешь жениться, жить–поживать и детей наживать, а мне ещё целый год пахать, неизвестно где жить и что наживать, — не то с радостью, не то с сожалением сказала она, улыбаясь. Лена всегда своими загадочными фразами ставила меня в тупик. Я не знал, что ответить. То ли согласиться, то ли опровергнуть её суждения, то ли всё сказанное в шутку, то ли всерьёз. Наконец, подумав, сказал:

— Цитируя твой принцип: «Сначала дело, а потом всё остальное», смею доложить, что я ещё не сделал то, что задумал, следовательно, обзаводиться семьёй у меня нет ни желания, ни возможности, а чтобы всё это было, нужно время. Я думаю, сейчас у нас с тобой день радости и развлечений, а о серьёзном поговорим чуть позже.