«У меня была огромная квартира на авеню Ричард Уэллс напротив Булонского леса. Новый дом, заселяли, в основном, деятели кино. У подъездов стояли похожие на яхты «испано–сюизы» и сверкающие спортивные автомобили.

Я водил открытую, как того требовала мода, спортивную машину бледно–зеленого цвета фирмы «крайслер», доставленную прямо из Америки и вызывавшую всеобщее любопытство. Часто ездил на ипподром, а конец дня просиживал на террасе ресторана «Фуке», где проводили время завсегдатаи, одни с моноклями, другие — в визитках и жемчужно–серых цилиндрах.

Я одевался у знаменитого английского портного, за шляпами отправлялся в Лондон, за галстуками в Милан. В игорных домах Довиля, Туке, Ла Боль, Канн я играл довольно по крупному. Но как–то их хозяин — знаменитый Андре, отвел меня от столика с рулеткой и указал на огромные люстры освещавшие зал.

— Поймите, Сименон, если бы у игроков был шанс выиграть, эти люстры, висящие здесь уже пол века, давно были бы проданы с торгов.

Пять раз в неделю, повязав белый галстук, я ходил с компанией артистов и аферистов по премьерам и банкетам, засиживался до утра в ночных ресторанах. У меня был собственный столик в «Фуке» и «У Максима», меня приглашали стать членом бесчисленных клубов гастрономов. Я был знаком с банкирами, владельцами газет, продюсерами, с мошенниками высокого полета. Я устраивал у себя банкеты и стал частью этого общества. Но если надо было почерпнуть вдохновение, углублялся в многолюдные и оживленные районы Пюто или Бийанкура, где в бистро за стойками из настоящего цинка чокался с рабочими завода Рено. И при этом писал роман за романом, не ведома когда и в каком состоянии».

Он занимался гольфом, плавал на байдарке, играл в волейбол, исходил Средиземное море на шхуне. В каждом порту вместе с моряками бросал вызов местной команде игроков в шары.

Он во многом преуспел, автор бешено популярного «Мегрэ». Только одного пока не удавалось сделать: получить согласия Тижи на рождение ребенка.

Тижи оказалась домашней женой. Она не рвалась в свет, довольствуясь приемами в собственной квартире, выходами в гости, на выставки, в театр. Жорж обладал достаточной свободой, добившись того, что даже под утро, явившегося на бровях мужа, Тижи не спрашивала: «где ты был?» Она знала, что ровно в шесть утра услышит из кабинета стук его машинки.

И все же, парижский образ жизни мужа, его увлекающаяся натура, настораживали ее. Опасения завести ребенка имели основание: в те времена еще не было модным оставаться матерью–одиночкой.

Сименон, как правило, не планировал заранее перемены в своей жизни. Острое желание бросить все и начать заново возникало неожиданно, и требовало немедленного утоления.

Как–то утром в середине лета 1937 года владелец апартаментов на авеню Ричард Уэллс сказал жене:

— Я хочу работать в домике среди сада, вдали от городов, туристов и совсем близко от моря.

В августе они покинули Париж на своей открытой машине, возложив на Буль заботу о квартире. Он запомнил это утро — мягкий воздух, легкое подрагивание листвы в Булонском лесу, в смотровом зеркале промелькнули стоящие в ряд перед его домом «испано–суизы», «роллсы», «паккарды».

— Ты грустишь? — заметила Тижи прощальный взгляд круто развернувшего автомобиль мужа.

— Я думаю о том, что мы уже никогда сюда не вернемся.

У Сименона были деньги, а значит, теперь он мог выбирать все, что ему по душе. Душа тянула в деревню.

Поиски нужного дома заняли два месяца. Это должен был быть домик у моря достаточно живописный, просторный, стоящий в отдалении от людных мест и туристических троп. К тому ж, имевший нечто совершенно особенное. То есть — Сименон ждал любви с первого взгляда.

Наконец, это произошло. Старая дворянская усадьба неподалеку от Ла — Рошели, с башенкой и винтовой каменной лестницей словно околдовала их. Впоследствии, когда дом был приобретен, и началась реконструкция, в нем открывались все новые и новые сюрпризы. Постройка, относившаяся к эпохе средневековья, служила, скорее всего, монастырем. Строители освободили от последующих наслоений просторные залы с арками, нишами и каминами. Сохранив дыхание веков, Сименон оснастил новое жилище всеми благами цивилизации — отоплением, ванными, телефоном, гаражом.

Огромная усадьба с прудами, прекрасным садом давала простор фантазии. Садовник и кузнец занялись садом. Были выкованы изящные арки для виноградника и вьющихся роз. Разбит цветник, огород, выстроены теплицы. Это место Сименон предполагал сделать своим родовым гнездом, пристанищем многих поколений — «домом любимой бабушки».

Супруги обожали животных. Появилась конюшня со скакунов и целый зоопарк вывезенных из разных стран животных. В пруду плавали пол тысячи уток, в зоосаде проживали куры, кролики, белые индюки, самый большой индюк получил прозвище Мегрэ. Приобретенные на Мальте пары экзотических птиц, были запущены в огромный вольер. В роще развели фазанов, из Анкары привезли трех волчат, двое из которых погибли. Но третий вырос в крупного самца и на поводке сопровождал в прогулках хозяев. Для любимой рысистой лошади Сименон купил двуколку и лихо ездил на ней на рынок в Ла — Рошель.

Окрестные леса манили, возбудив интерес к охоте. Сим приобрел хорошее ружье, необходимую экипировку высшего класса и в сопровождении местного жителя, выходил на охоту. Однажды, ему удалось подстрелить косулю. Он бросился к добыче, ломая кусты и увидел содрогающееся от боли животное. Молоденькая косуля жалобно стонала и из ее прекрасных, молящих глаз, текли настоящие слезы. Под нежным животом, простреленным пулей, растекалась на яркой траве невероятно алая кровь. То, что испытал в эти минуты Сименон, можно сравнить с ошеломляющим ужасом, который парализовал невольных убийц в его романах. Выйдя из оцепенения, он добил животное выстрелом в голову и убежал, не видя дороги. С охотой навсегда было покончено.

Знаменательна и другая история, смысл которой Сименон поймет много лет спустя. Он был юным репортером отдела происшествий в Льеже — не сентиментальным, бравирующим своей смелостью, атеизмом и пренебрежением к смерти. Его удивило количество рогов, украшавших стены гостиной одного любителя охоты, к которому он случайно попал. Крупный делец, завзятый охотник с гордостью показывал свои трофеи и называл точное количество убитых животных. Из шкурок лисиц его жена сделала одеяло, из бобровых — коврик. Много лет спустя, навещая близкого человека в психиатрической больнице, Сименон заметил тихо старика, свернувшегося на своей кровати.

— Кто это? Мне кажется, я знаком с ним. — Спросил он медсестру.

— Господин N из Льежа. Бедняга потерял всю свою семью. Но знаете, о ком он плачет каждую ночь? О каких–то лисах, енотах…Увы, безнадежен.

Итак, Сименоны активно заняты хозяйством. В усадьбе работают строители, садовники, крестьяне чистят пруды, вскапывают огород. Сим, Тижи и Буль трудятся, не разгибая спин. Так много сделано, но еще больше хочется сделать на этом великолепном куске земли, ставшей собственностью.

Сименон гордился устроенным им хранилищем для фруктов. Специальные ящики на стеллажах в кладовой пронумерованы в соответствии с реестром, в котором были указаны сорта деревьев. А осенью он собственноручно завернет на грушевом дереве каждый плод в пакет, что бы его не поклевали птицы.

Размах обустройства жилья «маленьким Симом» поражает. Как и во все «игры», в устройство «родового гнезда» он играет всерьез — на широкую ногу и без проволочек осуществляя свои фантазии.

Когда дом и угодья были приведены в идеальный порядок, Тижи сказала:

— Теперь я очень хочу родить ребенка.

В тот же день он был зачат. Беременность Тижи и приближающиеся роды стали основной заботой Сименона. Он выбрал лучших врачей, самую уютную клинику в Брюссельском лесопарке. Он волновался по всякому поводу, добился разрешения ночевать в палате жены, считал минуты между схватками. Известие о рождении сына привело его в несказанную радость.