— Но в ней участвуют только знаменитости или авторы бестселлеров.

— У нас будет иной вариант: «до» — вы мало кому известный автор 200 развлекательных романчиков, написанных, зачастую, под псевдонимами. «После» — знаменитость и автор десятков бестселлеров о комиссаре Мегрэ.

На самом модным курортом тех лет — в Довиле, к моменту проведения книжной ярмарки собиралось изысканное общество. Там приземлялись на аэропланах богатые англичане. Туда на мощных автомобилях приезжали люди со всех концов Европы. В гостиницах не хватало мест, сдавались даже подсобные помещения. Светские встречи происходили в «Баре Солнца». А на сходнях в двух шагах от него, находился книжный магазин, где каждый год пятнадцатого августа проходила презентация прогремевшего литератора. Писатель, стоя перед магазином за столом из некрашеного дерева, подписывал толпе желающих экземпляры своих книг. Герои акции, одеты в светлые элегантные костюмы, раздаривали улыбки и старались произвести приятное впечатление. Элегантного костюма у Сименона не было. Зато был друг — художник авангардист, сшивший ему блузу желто–канареечного цвета с почти неразличимыми голубыми полосками. А вместо брюк некое одеяние, которое пока еще носили только под названием «пляжная пижама»

С одиннадцати утра, под ярким солнцем, Сименон подписывал читателям романы о Мегрэ. Автографы он давал впервые и писал все, что приходило в голову. Собственно, от безумца в такой одежде и не ждали ничего вразумительного. Но романы о Мегрэ, как оказалось, читали. Один господин из ближайшего поместья подал ему на подпись восемь книг в роскошных переплетах, заказанных им для любимых изданий, украшавших кабинет. Все два часа Сименон пыхтел трубкой, вынимая ее изо рта только для того, что бы набить снова. На публику Довиля это произвело впечатление, и газеты вовсю перемывали подробности поведения экстравагантного автора. Фейяр оказался прав: после акции в Довиле Сименон стал знаменитостью.

Путешествие на «Остготе» продолжалось. Руки в мозолях, одежда пропахла мазутом, на Тижи и Буль, одетых в брюки, испуганно косится население прибрежных городков. А Олаф вдоволь наедается рыбешками, бросаемыми ему с рыболовецких шхун. Расставив могучие ноги, он стоит на палубе, одним взмахом головы ловит селедку и заглатывает ее под хохот рыбаков.

Однажды утром, написав очередную главу, Сим стоял на мостике «Остгота», раскуривая трубку и ощущая себя настоящим капитаном. Судно было пришвартовано у набережной, зеркально–тихое море играло солнечными зайчиками. Тишину раннего утра нарушали лишь крики чаек и отдаленная брань торговок зеленью, толкающих к рынку нагруженные овощами тележки.

Яростный грохот обрушился внезапно — из–за угла узкого переулка вырвался на бешенной скорости гоночный «бугатти» и, взвизгнув тормозами, остановился у самого трапа «Остгота». Из автомобиля выскочил молодой мужчина ангельской наружности и бросился к стоящему на мостике капитану.

Спустившись на палубу, Сим увидел несказанной доброты лицо с сияющими радостью голубыми глазами. Мужчина рванулся к нему, расцеловал в обе щеки, и воскликнул:

— Сименон! Наконец–то! Я — Жан Ренуар. У меня страшной важности дело. Вы никому еще не продали права на экранизацию «Ночи на перекрестке»?

— Н-нет…

Сименон не верил своим глазам — это был сын знаменитого художника Ренуара, ставший известным кинорежиссером. Сименон, любивший фильмы Жана, только сейчас понял, что прославившийся режиссер вряд ли была старше его. На «Остготе» помещения, способного послужить гостиной, не было. Они пошли в знакомый Сименону бар–бисто с окрашенными в красный цвет стенами. Там за бутылкой вина выяснилось, что Жан намерен немедленно приступить к экранизации романа о Мегрэ «Ночь на перекрестке».

— Это будет первый фильм о вашем комиссаре! Не сомневайтесь, Сименон, мы прогремим. А комиссара сыграет мой старший брат Поль — он замечательный актер.

— Я никому еще не уступал права на экранизацию по той простой причине, что никто и не просил. — Жорж засмеялся. — Но вы — самый лучший!

— И я буду первым!

Они проговорили два часа, обсуждая все на свете, и выяснили, что созданы для закадычной дружбы.

В 1938 году Сименон опубликовал двенадцать романов, выпуская по одному в месяц. Остановиться он не мог — просто не умел жить иначе. Персонажи, рождавшиеся в его воображении, были подобны демонам, рвавшимся наружу. «Я никогда не мог ответить на вопрос, что вынуждает меня писать. Я задавал его себе уже с шестнадцати лет, когда писал первые рассказики, а мать спрашивала: «почему ты не пойдешь погулять, вместо того, что бы часами марать бумагу?»

Но 1935 по 1949 Сименоном было написано лишь девять книг о Мегрэ. Остальной массив составляла «настоящая литература» — многочисленные романы, где речь шла о людях, мучимых разочарованием, преследуемых маниями, томящихся одиночеством. Это были серьезные прозаические произведения, относящиеся к особому типу социально–психологического романа. Автор подробно исследовал внутреннее состояние человека, оказавшегося в безвыходном положении и резко враждебной среде. В «Человеке, который смотрел, как проходят поезда» процветающий бизнесмен перестав контролировать свои поступки, убивал двух женщин и начинал верить в то, что убийство — его единственная страсть. Повесть «Кошка» дотошно воссоздавала жестокую вражду двух стариков. Сочувствие, жалость, возмущение ломающими людей социальными обстоятельствами открыли в Сименоне публициста, требовавшего права голоса. Но читатели ждали Мегрэ. В конце концов, писатель пришел к выводу, что именно на эти романы надо делать ставку.

Период наибольшей плодовитости выпадает на «этап больших путешествий» на больших суднах. В течении многих лет чета Сименонов объезжала свет, направляясь от севера к югу от экватора до Лапландии. Они поочередно побывали на пяти континентах, таская за собой старенькую грохочущую машинку.

«Путешествия вокруг света — это, скорей, путешествие не в пространстве, а во времени.

Я отметил, что, скажем, на Ближнем Востоке, где в то время еще скрывались племена кочевников и караваны верблюдов, попадаешь в библейскую эпоху, а в некоторых районах Африки, на Борнео, на островах Фиджи имеются каннибалы, каковыми были в древности и наши предки»

Испытывал ли он неудобства в этих далеко не комфортабельных путешествиях? Не надоело ли скитаться человеку, обремененному не только супругой, но и «литературной повинностью»? Отнюдь. Сименон обладал удивительной особенностью приспосабливаться к обстоятельствам. Повсюду — в хижине из пальмовых листьев, в яранге северного оленевода, в глинобитном шалаше крестьянина и на вилле гостеприимного богача он чувствовали себя как дома. Никакие колебания климата или настроения не мешали ему пустить в галоп свою печатную машинку. Никакой надзор супруги не удерживали от стремления познать всех женщин мира. Ведь расовые проблемы для Сименона никогда не существовали.

В Панаме, на Таити, в Австралии — он пишет в привычном ритме и, таинственным образом изобретает пути к эротическим наслаждениям. Тем более, что верная Буль все это время ждала «Маленького господина» в Париже..

«Чего мы искали? Не экзотику, а людей. Гнались за настоящей жизнью, что бы узнавать ее. — Скажет он в преклонные годы. — Впрочем, я продолжаю путешествовать, но так и не утолил свою жажду».

Он был смел, вынослив, полон энергии. У него была отличная память, аналитический склад ума и зоркий глаз. Жизнь манила, но казалась пресной без труда, к которому он был «призван».

Когда Сименон, наконец, надумал вновь обосноваться в Париже, книжные полки ломились от детективов с Мегрэ, а сам он занесен в книгу «Весь Париж», в которой имели честь быть отмеченными лишь знаменитости.

В Париже чета Сименонов вновь соединились с Буль.

Здесь знаменитого писателя ждала совершенно иная жизнь — деньги, слава, разгоревшиеся в кругу преуспевающих художников.