В последние два месяца Шарлотту ежедневно поташнивало. Это было следствием ее определенного физического состояния, о котором она не догадывалась по причине своей наивности. Нан и Джозеф приписывали ее тошноту приступам разлития желчи и в конце концов пригласили доктора Кастлби.

Он, разумеется, быстро обнаружил, результатом чего это было на самом деле. После его ухода девушка провела ужасный час, когда Форбзы донимали ее расспросами. Нан в ужасе объяснила ей, что имел в виду доктор, когда сказал: «Мисс Шарлотта находится в интересном положении». Это было вне всяких сомнений.

— Лучше найдите негодяя, который виноват в несчастье этой юной бедняжки, — добавил доктор, укладывая свой саквояж, и вышел, чтобы оседлать коня.

Нан засыпала Шарлотту бесконечными вопросами, за которыми последовали горькие упреки и подозрения.

Да как она могла совершить такой ужасный поступок? Ах, значит, она оказалась хитрой обманщицей и неблагодарной лгуньей… вот как она отплатила за нежную заботу своим приемным родителям! Снова и снова Нан набрасывалась на несчастную девушку с одним и тем же вопросом:

— Кто этот мужчина?

С кем она спуталась? С рабочим фермы? С садовником? С кем-нибудь из егерей? Нан называла все вероятные имена, но ни разу не назвала молодого лорда Чейса.

Наконец Шарлотта бросилась в ноги Нан и стала умолять о прощении.

— Не осуждайте меня так… я понимала, что поступала скверно, но не знала, что может из-за этого произойти, — жалобно рыдала она.

Увидев отчаянное, залитое слезами лицо девушки, Нан не выдержала, и теперь они рыдали обе.

— Это было только один раз, — всхлипывала Шарлотта. — Я провела всего несколько часов с моим… возлюбленным. О, милостивый Боже, что же я такого сделала, что заслужила столь жестокую участь? О, милая, дорогая Нан… я сгораю от стыда! Позвольте мне умереть. Помогите мне изыскать какой-нибудь способ покончить с собой!

Услышав это, Нан прижала девушку к себе и запретила ей впредь произносить подобные слова.

— Ты не должна умирать. Ты выйдешь замуж за того, кто виновен в твоем нынешнем состоянии. Уж мы с дядей проследим за этим, — громко провозгласила рассерженная женщина. — Ты только назови нам его имя. Скажи, кто он! Мы не станем осуждать тебя. Я верю тебе, что ты не представляла себе последствий. Это какой-то негодяй воспользовался невинностью моей бедной Шарлотты! Кто он?

Но девушка не называла имени своего соблазнителя. Бог тому свидетель, она думала о нем с горечью. Она больше не вспоминала о Вивиане с любовью. Он окончил курс, но не написал ей ни единой строчки. А когда приезжал домой, даже не заходил, чтобы увидеться с ней. Значит, хватит думать о любви, печально размышляла Шарлотта.

Теперь, когда ей все стало ясно, она возненавидела Вивиана. Он-то должен был знать о возможной опасности! Он должен был предполагать вероятные последствия безжалостной страсти, когда овладел ею.

Шарлотта продолжала упорно скрывать имя своего обидчика. Нан стала относиться к ней более сурово. Она снова обвиняла Шарлотту, сказав, что ее нежелание назвать имя соблазнившего ее мужчины не менее порочно, чем сам ее проступок.

— Раз ты отказываешься говорить нам, кто этот человек, то придется пойти к ее светлости, — пригрозила Нан.

— Нет, нет, только не это! — вскричала Шарлотта.

Этот крик внезапно привел рассерженную женщину к правильной мысли. И она в ужасе закрыла рот руками.

— О Господи, — после некоторого молчания простонала она. — Это же молодой хозяин. Да, да, я знаю, знаю! — продолжала она, а Шарлотта упорно отрицательно качала головой, то краснея, то бледнея. — Теперь я все понимаю. Какая же я дура, что раньше не подумала об этом! В тот день ты так поздно вернулась домой, а ведь ты уходила гулять с его светлостью. О, какое же чудовище этот молодой джентльмен! Это он с победоносным видом кружился возле тебя и повсюду совал свой нос! Это он стал виновником твоего падения!

После этих слов Шарлотта решила, что совершенно бесполезно скрывать правду. Время слез кончилось. С хладнокровным отчаянием в голосе она наконец призналась, что именно лорд Чейс соблазнил ее в тот апрельский день.

Нан еще раз посоветовалась с мужем, и они решили, что надо поставить в известность о случившемся ее светлость. Конечно же, никто из них даже не предполагал, как сильно больна миледи, равно как никто не знал о ее сердечных приступах и о том, как сильно может повлиять на нее подобное известие. Они были добропорядочными, набожными людьми, и им всегда не нравилось безобразное поведение молодого хозяина. Они пришли к выводу, что ее светлость должна знать обо всем.

— Если ты не пойдешь, то я сама отправлюсь к ее светлости, — решительно заявила миссис Форбз.

Шарлотта не могла не согласиться с этим.

— Я не трусиха, — мрачно сказала она. — Это мой грех, и я должна в нем признаться. Хотя ее светлость придет в ужас от моего поступка. Она никогда больше не позволит мне переступить порог своего дома, равно как учиться у нее. Вне всякого сомнения, она выгонит меня из Клуни совсем… из Клуни и от вас, дорогие мои Нан и дядя Джой. Из этого домика, где я была так счастлива! Но это станет моим наказанием. И я приму его.

От этих слов Нан снова разразилась громким плачем, но потом вытерла слезы и сказала:

— Да, действительно! А что будет с его светлостью? — злобно рявкнула она. — Разве он не должен ответить за свой грязный проступок?

Тут у Шарлотты начисто пропала вся ее наивность, и она с ироничной усмешкой проговорила:

— О нет! Не забывайте, в его глазах я просто-напросто еще одна деревенская девчонка, которую он соблазнил… ибо не сомневаюсь, что разделяю эту «особую привилегию» еще с несколькими несчастными.

— Ну… нам же надо как-то обеспечивать ребенка… да и тебя… в будущем, — вставила Нан как весьма практичная женщина.

Шарлотта продолжала молчать. Ей не хотелось причинять боль своей благодетельнице. Она предпочла бы убежать отсюда, чем рассказать о случившемся миледи. Но Форбзы настаивали на своем, и им удалось убедить Шарлотту в своей правоте.

И вот сейчас, в красивом прохладном будуаре леди Чейс, вдыхая аромат лилий, Шарлотта встретилась лицом к лицу с самым ужасным и тяжелым испытанием в ее жизни. Наверное, в последний раз она видит красивое лицо леди Чейс, думала она. Она страшно боялась произнести слова, от которых улыбка на лице ее светлости сменится выражением ужаса и презрения.

Леди Чейс ласково обратилась к ней:

— Ну же, дорогая Шарлотта, говори! Что так сильно взволновало и опечалило тебя? Я заметила, что в последнее время ты ходишь сама не своя. Может, слишком сложны уроки? Значит, тебе надо устроить более длительные каникулы, чем в июне, и я…

Миледи замолкла, ибо Шарлотта со стоном направилась к дивану, упала на него и свернулась в клубочек, горько рыдая и пряча лицо в ладонях.

Нежное сердце леди Чейс сжалось в глубоком смятении от такого зрелища. Пока девушка громко плакала, она ласково гладила ее пышные шелковистые волосы. И наконец сказала:

— Полно, Шарлотта. Возьми себя в руки. Успокойся, дитя мое. Поделись со мной своим горем. Ведь я не только твоя наставница, но еще и друг. Уверяю тебя.

Услышав эти слова, Шарлотта подняла лицо, залитое слезами и пунцовое от стыда.

— Не прикасайтесь ко мне, миледи. Я недостойна этого… по крайней мере с вашей стороны.

— Шарлотта, что ты такое говоришь! — удивленно воскликнула Элеонора.

— О, что же мне делать, что делать?! — стонала несчастная.

— Все рассказать! Ради Бога, поведай мне все и объясни свои безумные слова.

— Мне трудно заставить себя говорить, миледи. Но перед тем, как услышать мою ужасную историю, поверьте, что я всегда любила и почитала вас, как никто другой! И никогда не хотела навлечь позор на ваш дом.

Лицо леди Чейс покрылось яркими пятнами.

— Обесчестить мой дом? — переспросила она. — Ну, Шарлотта, это уже слишком. Не может же все обстоять настолько скверно!