— Желаю успеха в свидании с любовником, — прокаркал он хрипло. — Эх, будь я здоров, с какой радостью увидел бы финал этой истории. Поскорее возвращайся ко мне, дорогая, мне так не терпится насладиться твоим рассказом.

— Я вернусь немедленно, — с непроницаемым выражением лица отвечала она.

— Прошу тебя, не прояви слабости, — добавил маркиз.

— Этому не бывать, — заверила Елена.

В ее элегантном, ручной работы саквояже лежал холодный тяжелый пистолет. Люсьен научил Елену стрелять, когда они жили в Бастилии, и она была неплохим стрелком — вряд ли промахнется. Нет… на земле не может быть места для них обоих — для нее и Гарри Роддни! В этом она теперь совершенно уверена.

Однако холодное отчаяние овладевало всем ее существом. И, когда она стучала в дверь, слабость подкрадывалась к ней, вызывая страшное головокружение.

Она почти жалела, что отпустила карету. Ей уже хотелось отказаться от мести, никогда не видеться с Гарри, вернуться к ложу больного Люсьена. Ведь маркиз на пороге смерти. Несмотря на чудовищность его поступка, она все же должна найти ему объяснение, ибо Люсьен по-своему талантлив, просто сейчас, когда он при смерти, его разум принимает извращенные формы. Но он был так добр к ней и столько для нее сделал! Сейчас он боролся с болью, и стойкость, с которой он ожидал приближения неумолимой кончины, вызывала у нее восхищение. Ей на самом деле не хотелось уезжать от него в это утро, однако он настоял. Сказал, что не сможет умереть спокойно, так и не узнав, что сталось с Гарри Роддни.

Она ожидала встретить здесь Снеллингов и была разочарована, когда увидела, как из-за дома появился незнакомый мужчина с полным розовым лицом и седыми курчавыми волосами. За ним с громким лаем семенила огромная дворняга.

Мужчина при виде красивой, хорошо одетой дамы учтиво коснулся своей шляпы. Когда Елена осведомилась о Снеллингах, он ответил, что мистер Снеллинг скончался и похоронен в прошлом году и что теперь смотрителем поместья сэра Гарри Роддни является он, Кейлеб Финч.

Елена, выслушав его, проговорила:

— Сэр Гарри прибудет сюда на встречу со мной в три часа. Я приехала пораньше и буду дожидаться его.

Мистер Финч отвесил низкий поклон, и его розовое лицо стало еще ярче. Похоже, приезд незнакомой дамы его обрадовал. Ведь он вел здесь одинокую жизнь, не видя никого, кроме своего сына. В поместье давно никто не приезжал, только управляющий сэра Гарри.

— С огромной радостью готов услужить вам, мэм… миледи… — взволнованно заверил он. — Дом не подготовлен к вашему приезду, но скоро все будет в порядке, миледи. Сейчас я пошлю сына на ферму… вон туда, за поле, и он доставит продукты. Ведь вашей светлости будет угодно отобедать — скоро полдень. Что предложить на обед вашей светлости? В погребе есть вина, но у меня нет ключа и…

— Вино может подождать до приезда сэра Гарри, — перебила Елена. — Я лишь немного перекушу. Только легкий завтрак. Однако я замерзла, а я знаю этот дом — если ставни закрыты, в нем сыро. Поэтому зажгите оба камина, вверху и внизу. Приготовьте большую спальню и примыкающую к ней комнату, которая окнами выходит на озеро.

— Слушаюсь, миледи… я немедленно все сделаю. Немедленно!

Славный мистер Финч внимательно смотрел на даму. Милосердный Боже, таких прекрасных черных глаз Кейлебу Финчу ни разу не доводилось видеть за всю свою жизнь! Очевидно, она очень хорошо знакома с домом. Кто же она? Вот чудеса! Он стремительно удалился, кликнул сына и приказал немедленно отпереть главные двери для ее светлости.

Дворняга, повиливая хвостом, боком подошла к Елене и попыталась лизнуть ей руку. Инстинктивно вздрогнув от прикосновения грязной шерсти собаки, Елена оттолкнула ее. Ей не хотелось сейчас выражения привязанности даже со стороны животного. Не хотелось испытывать какого бы то ни было нежного чувства. Ибо Фауна уже сполна испытала великую нежность… и все великодушие первой юной любви. А для Елены де Шартелье оставалось лишь чувство горечи и безжалостность, как для Гарри — поцелуй смерти. И, похоже, ее совершенно не волновало, что будет после.

В течение нескольких часов Пилларз полностью преобразился. Зловещего вида дом с закрытыми ставнями теперь стал приветливым, веселым жилищем, с окнами, открытыми солнечным лучам. В каминах весело трещали дрова. Кейлеб, который неплохо готовил, возился на кухне, выпекая булочки и поджаривая мясо. Весь дом был вымыт, убран и украшен цветами. Елена, без шляпки и накидки, в длинном облегающем платье из коричневого бархата с гофрированными воротничком и манжетами, прогуливалась по саду. Ее не напудренные волосы переливались в лучах яркого весеннего солнца.

Собирая цветы и укладывая их в корзину, она выглядела как обычная красивая девушка. С безупречным вкусом она расставила букеты в маленькой библиотеке и наверху, в большой комнате, выходящей окнами на озеро.

Со стороны она была похожа на самую счастливую молодую женщину на земле, украшающую эти комнаты перед свадьбой. Простодушная девственница, ожидающая своего возлюбленного… Немного волнуясь, она прохаживалась по библиотеке, нетерпеливо поглядывая на французские часы в позолоченной бронзе. Когда она в последний раз взглянула на них, стрелка показывала без четверти три. Если Гарри последует ее указанию, то будет здесь через пятнадцать минут. Если он вообще приедет…

Несмотря на неимоверные усилия, Елене не удавалось сохранять спокойствие, сердце трепетало в груди в предчувствии чего-то тяжелого. Она не находила в себе необходимой сейчас суровости и холодной жестокости. Время от времени ее нервы сдавали, и она дрожала, словно в лихорадке. Лицо смертельно бледнело под тонкими румянами, которыми она чуть тронула щеки. Ей хотелось никогда не подниматься по этой лестнице наверх и не видеть ту самую комнату, которую когда-то Фауна делила со своим возлюбленным. Ей стали ненавистны все воспоминания о сладости их взаимной страсти, когда полог той огромной кровати был раздвинут, ароматные дрова в камине превращались в пепел, а за окнами плавно кружили снежинки, покрывая нежным белым одеялом все вокруг. О Боже, если бы она тогда могла умереть, забыться вечным сном под мягким снежным покрывалом!!! Это Фауна издала сейчас жалобный стон. Гарри ожидала Фауна, невольница-квартеронка, а не Елена, создание Люсьена де Шартелье.

Она сказала себе, что должна побороть чувства и мысли, которые могли бы привести ее к поражению и не дать свершиться задуманному. Она понимала, что если сейчас допустит слабость под воздействием обаяния Гарри и сентиментальных воспоминаний о прошлом, то впоследствии вечно будет презирать себя.

Она не раз задавалась вопросом, как Гарри поздоровается с ней, каким именем назовет; сразу ли коснется прошлого и попросит прощения или снова будет начисто все отрицать. Этого она не знала и могла лишь строить догадки. За несколько минут до трех часов раздался цокот копыт. Подбежав к окну, она увидела желтую коляску, приближающуюся и дому, а в ней — стройную фигуру Гарри, управляющего красивой гнедой кобылой.

Кровь бросилась в голову Елене, ее щеки вспыхнули, сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Угрюмым, мстительным взглядом она наблюдала, как он подъезжает ближе и ближе… неумолимо приближаясь к своему роковому часу. Вся жалость и нежность покинули ее. И, охваченная единственно желанием отомстить, Фауна, так подло покинутая и преданная когда-то, поспешила навстречу Гарри.

Весь день и вечер, последовавшие за появлением Гарри, прошли для Елены в предчувствии надвигающегося рокового конца.

Ей казалось, что она все время слышит зловещую первобытную мелодию, которая была знакома ей еще в краале дедушкиной деревни, спрятавшейся в дебрях африканских болот. Ей слышалась мерная неумолкаемая дробь барабанов-тамтамов ее далекой родины. Эта мелодия преследовала ее еще в детстве и отрочестве и теперь слышалась так же отчетливо, как биение крови в висках. Частица африканской крови, первобытной, страстной и непреклонной, присутствовала в ней, напоминая о себе. Теперь эта мелодия усилилась до неистового крещендо. В ней потонули все остальные звуки, все гармоничные и нежные мелодии цивилизации. Она перекрывала пронзительные крики дроздов, гнездившихся на ветвях высоких деревьев, стоны водоплавающих птиц в сиреневом тумане над озером. Наступали сумерки. Нескончаемая мелодия далекой родины заглушала скрип ворот, звон бокалов, серебра и изысканного китайского фарфора, когда Кейлеб накрывал на стол и откупоривал бутылку терпкого вина, выбранного Гарри. Елена переоделась к ужину и теперь была не в платье из коричневого бархата, в котором выглядела простой юной девушкой, а в более изысканном, элегантном одеянии из черного бархата, украшенном драгоценностями. Ее лицо было мертвенно-бледным. Даже постоянно розовые губы побледнели. Взгляд под пушистыми длинными ресницами стал сумрачно-печальным. Она расчесала волосы, и теперь они золотистым облаком ниспадали на ее талию.