В Антиохии Алиенора встретилась со своим дядей Раймундом, чью утонченность, щедрость и рыцарскую доблесть превозносил чуть ли не каждый[102]. Он тотчас же попытался убедить короля в том, что войско, оставшееся в его распоряжении, следует бросить на Алеппо, главную угрозу для латинских государств Святой земли, но прежде всего — для княжества Антиохийского. Людовик же желал прежде всего достичь Иерусалима, чтобы завершить паломничество и посовещаться с баронами королевства Иерусалимского относительно военных действий. Во время этого пребывания при дворе Антиохии дядя и его племянница часто встречались и вели долгие уединенные беседы. Для чего это было нужно? Пытался ли Раймунд использовать Алиенору в качестве посредника, чтобы убедить короля принять свой план? Касался ли их разговор исключительно «политических тем»? Была ли причиной их встреч взаимная семейная привязанность, чересчур горячая в глазах короля? Или же это чувство переросло в любовное согласие, в идиллию или даже в прелюбодейную и кровосмесительную связь, что допускают авторы многих текстов, к которым мы еще вернемся? Одно можно сказать точно: обеспокоенный король решил положить этому конец, решив выступать из Антиохии в Иерусалим.

Но Алиенора воспротивилась решению мужа. Она сообщила Людовику о своем намерении остаться в Антиохии и положить конец их браку, который, сказала она, должен быть аннулирован по причине их кровного родства. На какой-то момент растерявшись, король затем внял совету своего советника, евнуха Тьерри Галерана, и силой увез жену в Иерусалим. После нескольких военных операций, не принесших крестоносцам особой славы, Людовик VII, поклонившись святым местам, решил вернуться во Францию на Пасху 1149 г.; по совету Сугерия, встревоженного вестями, полученными от гонца, он отложил решение относительно королевы вплоть до своего возвращения домой.

На обратном пути королевскую чету ожидали невероятные приключения. От Акры Людовик и Алиенора отплыли на разных кораблях — еще один знак взаимного охлаждения. У берегов Пелопоннеса они попали, так сказать, в самый разгар морского сражения греческого флота Мануила и флотилии нормандца Рожера II Сицилийского. В то время как корабль короля следовал по намеченному пути в Калабрию, куда он пришел 29 июля, корабль королевы был захвачен греками, после чего его освободили нормандцы, спустя три недели доставившие королеву целой и невредимой в Потенцу. Там она узнала о смерти Раймунда Антиохийского, погибшего в битве 29 июня. В Потенце королевскую чету принял Рожер II — их визит длился два дня, после чего супруги небольшими переходами (Алиенора была больна), продолжили свой путь сначала к Монте-Кассино, а затем к Тускулуму (ныне Фраскати, неподалеку от Рима). Там, в течение двух дней, 9 и 10 октября 1149 г., они оставались подле папы Евгения III[103]. Папа Римский попытался помирить супругов: выслушав их взаимные претензии, он запретил им впредь настаивать на каком-либо родстве между ними и подтвердил (как устно, так и письменно, замечает Иоанн Солсберийский[104]), что союз их полностью законен. Евгений III запретил даже кому бы то ни было пытаться расстроить этот брак, какими бы ни были причины такого деяния; нарушившего этот запрет ожидало отлучение от церкви.

Однако, несмотря на рождение второй дочери Алисы (возможно, зачатой в Тускулуме), между супругами больше не было согласия. После смерти Сугерия (23 января 1151 г.), выступавшего против их расставания, пропасть меж Алиенорой и Людовиком становилась все шире, и мысль о расторжении брака вновь обрела силу. На сей раз, вероятно, расторгнуть союз пожелали оба супруга, поскольку в конце 1151 г. Людовик и Алиенора отправились в Аквитанию, и путешествие это, по выражению Лабанда, напоминало «ликвидацию» прошлого: «Король отводил свои войска из Аквитании, как если бы хотел освободить место для людей герцогини»[105]. Последний раз Людовик и Алиенора собрали двор на Рождество в Лиможе, затем, в Сретение 1152 г., их приняли в Сен-Жан-д’Анжели, после чего супруги отправились в Иль-де-Франс. Итак, решение было принято: 18 марта, в Божанси, король созвал собор, на котором, как утверждают некоторые тексты, некоторые родственники короля поклялись под присягой, что супруги состоят в той степени родства, при которой запрещено вступление в брак[106]. Роберт де Ториньи уточняет даже, что эта клятва была принесена свидетелями как со стороны короля, так и со стороны королевы[107], что подтверждает мысль о взаимном желании развода. Несмотря на запрет, наложенный папой в Тускулуме, прелаты под началом архиепископа Бордоского Жоффруа де Лару (пятнадцатью годами ранее благословившего этот союз) аннулировали брак в силу указанного юридического основания. В одном небольшом, не внушающем доверия тексте говорится (вероятно, ошибочно), что «развод с Алиенорой» состоялся по совету святого Бернарда[108].

Сразу же после собора Алиенора покинула Божанси и направилась к Пуатье. Отныне она перестала быть королевой Франции. Однако она вновь стала полноправной герцогиней Аквитании, свободной от каких-либо оков, — иными словами, она впервые становится хозяйкой собственной судьбы.

Впервые Алиенора оказалась свободной женщиной. Однако в середине XII в. женщина практически не имела возможности сохранить свою свободу, особенно если речь шла о наследнице фьефа или домена, нуждающегося в управлении или еще больше защите копьем и мечом. Любой женщине нужен был «заступник» — отец, брат, дядя, или муж. Алиенора это понимала, и, вероятно, она приняла необходимые меры.

Освободившись от брачных уз, Алиенора тотчас же уехала в Пуатье. Вероятно, на лице ее не было «грусти» или «слез», на которых настаивают некоторые историки, видевшие в Алиеноре лишь покорную, пассивную женщину, отвергнутую за свои грехи[109]. Говоря о ее чувствах, можно лишь предположить, что она испытывала некоторую грусть оттого, что ей пришлось оставить при дворе Франции, под опекой короля, двух дочерей, семилетнюю Марию и Алису, которой не исполнилось и двух лет (однако чаще Алиенору обвиняют в отсутствии у нее такого чувства)[110]. Ни один текст не может дать нам отчет о том, что чувствовала Алиенора, вынужденная покинуть своих детей. Напротив, можно быть уверенным, что Людовик не собирался отпускать своих дочерей даже если бы Алиенора и изъявляла желание оставить их при себе: дети «принадлежали» отцу. В политических интересах короля было держать их под своей опекой, дабы впоследствии удачно выдать их замуж, что он и сделал в скором времени. Алиенора стала герцогиней Аквитанской, но после ее смерти герцогство должно было перейти, ввиду отсутствия наследника мужского пола, ее дочерям, что придавало им вес в глазах короля, который рассчитывал на то, что Алиенора, за пятнадцать лет брака подарившая ему лишь двух дочерей, никогда не родит сына.

Вероятно, именно эта причина — пресловутая неспособность Алиеноры родить сына — в конечном счете послужила поводом для короля развестись с нею. Аннулирование брака позволило ему жениться на Констанции Кастильской, что произошло два года спустя, в Орлеане. Кровное родство, на которое сослались, чтобы отменить первый брак, очевидно, было всего лишь предлогом, а потому не стоит доверять рассказам, превратившим Людовика в «благочестивого короля», поневоле уступившего предписаниям Церкви, для того чтобы сначала развестись с Алиенорой, а затем вновь жениться[111]. И вот тому доказательство: наш «благочестивый король», прекрасно разбиравшийся в вопросах кровного родства, взял в жены сначала Констанцию Кастильскую, а затем Адель Шампанскую, состоявших с ним в третьей, четвертой и пятой степени родства, при которых, согласно церковным законам, запрещено вступление в брак[112].