Нью-Йорк

Понедельник

– Гроув, ко мне в кабинет.

Час был ранний, еще до звонка к открытию, и именно так нынешний босс вызвала меня к себе. Никаких расшаркиваний. Ничего вроде «Как провел выходные?». Я не знал, чего ждать – похвалы или порки.

Нынешний босс.

Как слышится, так и пишется. За последние десять лет надо мной сменились четырнадцать управляющих. Я бы назвал их вымирающим видом, да только несть им числа. Последний – Курц – сменял СКК на «Морган Стэнли». Мы называли его ПМС[15] – не только за импульсивные решения, но и из убеждения, что он избыточное звено, предмет ненужных затрат.

Уходя, Курц разослал электронное письмо, что-то на предмет поиска «новых задач» и благоговейных воспоминаний о «добрых друзьях из фирмы». Вот же образина. Парнишка сам себя закатал в асфальт. В новой конторе он не остановится ни перед чем, только бы скушать нас с кашей.

Десять лет. Четырнадцать боссов.

Кэти Андерс – номер четырнадцатый. Проработала всего-то десять дней, я и привыкнуть к ней еще не успел. Но достаточно долго, чтобы мои коллеги в Отделе Обслуживания физических Лиц окрестили ее «Памелой Андерсон». Прозвище не так уж косвенно намекало на расстегнутые пуговицы на ее переполненных телесами блузках.

– Что вы сказали Скалли в пятницу?

С места в карьер. Андерс слышала наши пререкания. Она являла собой воплощение деловитости, никакой сладкоречивой бредятины, отточенной Курцем до совершенства. Мне нравятся боссы, высказывающиеся напрямую – хоть мужики, хоть бабы. Жизнь это сильно упрощает.

– Я намекнул, что у него могут возникнуть карьерные проблемы.

– Как?

– Я сказал, что у меня на линии Перси Филлипс.

– А-а. – Откинувшись на спинку кресла, она нахмурилась.

– И что он хочет знать, кто вопит «Пошла в задницу» каждые пять секунд.

Внезапно Андерс постиг приступ гипертиреоза[16]. Уж так Перси действует на людей. Наш CEO – исполнительный директор – вошел в легенды не только потому, что создал СКК с чистого листа, но и благодаря молниеносности своих решений. Однажды он выставил фондового брокера за дверь по интеркому во время аналитического селекторного совещания в рамках всей компании. Какой-то злосчастный новичок имел глупость проговориться о чем-то прессе.

– У меня могут быть проблемы? – на лицо Андерс набежала тень. Она провела по верхней губе согнутым указательным пальцем, и я сделал мысленную пометку, что надо запомнить этот нервный тик.

– С чего вы взяли?

Я был чересчур заинтригован, чтобы объяснять, что на линии у меня висел Палмер. Что я пошел бы на что угодно, только бы заткнуть пасти Скалли и Гершон, даже если бы потребовалось выхватить его шелковый носовой платок «Гермес» за 125 долларов и загнать им в глотки.

Скалли поверил в пятницу моей байке о Перси в точности по той же причине, по какой Андерс поверила ей сейчас. Я обслуживаю нашего CEO. Он стал моим клиентом пару лет назад, когда я подсчитал свои месячные расходы и решил, что лучше пока остаться в фирме. Тогда я осерчал в последний раз, пригрозив уволиться. Андерс знала, что Перси – мой клиент. Как и каждый брокер на нашем этаже. Слухи в СКК разносятся далеко.

– Перси непредсказуем. Двое брокеров в мою смену потеряли контроль над собой. А вы хотите знать, в чем проблема у меня?

Мне следовало признаться, что на линии был Палмер. Но Андерс была не в духе, и я подумал: «А стоит ли надрываться?»

– Насчет Перси не волнуйтесь, – заявил я, пустившись по кривой дорожке корпоративной реальной политики и напуская на себя вид, будто обладаю большим влиянием на нашего CEO, чем на самом деле. – Я прикрываю вам спину.

– Спасибо, – она продолжала поглаживать верхнюю губу согнутым указательным пальцем. – В последнее время он заводится с пол-оборота, правда?

– Кроме шуток, – согласился я, учуяв, что она собирается сменить тему.

Андерс взглядом указала на дверь. Встав, я закрыл ее и вернулся на место. Она же подалась вперед с заговорщицким видом – дескать, только между нами. Ее поза, уж простите, являла собой вековечное воплощение босса, стригущего купоны.

– Вы с Перси говорили о чем-нибудь еще?

– Как обычно, – осторожно заметил я.

В беседе наметилось нечто многообещающее.

– Значит, вы знаете, что происходит?

Ясно было одно. Андерс заподозрила нечто крупное, целящее на первую страницу «Уолл-стрит Джорнел». Но не догадывается, что именно – иначе не задала бы подобный вопрос. Я придерживался плана, делая вид, что знаю больше, чем на самом деле, и выжимая из нее все, что известно ей.

– Перси делится со мной уймой конфиденциальных сведений.

– Об СКК?

Я вглядывался в Андерс, исследуя ее любознательность, ее проницательность. Она выуживала сведения, гадая, не раскрыл ли мне CEO какое-то крупное стратегическое решение.

С чего бы?

Не то, чтобы мы трепались о корпоративных планах СКК. Но мои взаимоотношения с Перси не помешали мне напустить на себя важный вид.

– Ничего такого, что я мог бы процитировать.

– Ха! Так я и знала, – возликовала она. – Все эти перешептывания. Разговоры за закрытыми дверьми. Люди замолкают, увидев вас в зале. Вы же знаете, Гроув, происходящее в этой комнате остается в ее стенах. Верно?

Скажи это тринадцати менеджерам, предшествовавшим тебе.

Короткий стук в дверь спас меня от ответа. Обернувшись, я увидел экзотические темные черты и непокорную волну курчавых черных волос Золы Манчини – моего партнера уже на протяжении двух лет. Вместе мы управляем суммой свыше 5 миллиардов долларов.

– Извините, что помешала, – Зола повернулась ко мне. – Клэр Кинкейд на проводе. Настаивает, чтобы я разыскала тебя.

Дочь клиента всякий раз побивает босса, чующего беду. Встав, я спросил у Андерс:

– Можем мы договорить позднее?

Вызов странный. Клэр позвонила мне в контору. Попросила Золу отловить меня. Я вспомнил последний раз, когда мы виделись. При скверных вестях три года назад. И у меня зрело ощущение, что новости будут скверными и на сей раз.

Клэр Кинкейд – моя Дейзи Бьюкенен[17]. Не то чтобы она была избалованна и поверхностна, как фицджеральдовская сирена из Уэст-Эгга. Она слишком добра. Никто ни разу не обвинил ее в том, что она мелкая соплячка, у которой денег больше, чем сердца.

Если Клэр чем и выделялалась в старших классах, так это тем, что была дружелюбна донельзя. То тусуется с крутыми парнями, то болтается с очкариками. А после хорошо отзывается о каждом. В своих мнениях дочь Палмера была сдержанна и элегантна, сущая Мадам Посол.

От безупречности мне не по себе. Я предпочитаю видеть у друзей изъян-другой. Порой дипломатический политес Клэр доставал меня до печенок – что сулило проблемы скорее мне, чем ей. Когда мы учились в Епископа Ингланда, нашей средней школе высшей ступени в Чарльстоне, мне частенько хотелось, чтобы она сломалась и сплетничала, как все мы остальные.

Однако Клэр не рисковала. Никогда не обращалась ни против кого. И уязвимой ее делала как раз душевная щедрость. Она буквально разрывалась на части, чтобы наладить сердечные отношения со всеми. Она была союзником для каждого, но не была ничьим другом. И все же поверхностной я бы ее не назвал. Более уместным будет слово «недоступная».

Позвольте объяснить.

Историческая часть Чарльстона расположена у слияния двух рек. Эшли и Купер сталкиваются и истекают в гавань, граничащую с Атлантическим океаном. Там много длинноногих цапель с изогнутыми шеями, которые охотятся в заводях на рыбу день-деньской. Эти воды – нечто большее, нежели просто жилье для креветок и крабов, дельфиньих стай, косяков кефали и красных луцианов, а порой и аллигатора-другого. Это стены, естественные барьеры, защищающие образ жизни, выстоявший свыше трехсот лет. Если ты не с полуострова Чарльстон, то значит, ты чужеземец.