На миг ДжоДжо сфокусировалась на Палмере. Он увидел, как по ее золотисто-кофейному лицу промелькнула озабоченность, и темно-карие миндалевидные глаза дамы тревожно распахнулись. Палмер широко улыбнулся, как будто заключая соглашение, и ласкал ладонью щеку ДжоДжо, пока она снова не воссияла и испуг не скрылся без следа.

С этим он и направился на Брод-стрит, навстречу чарльстонскому вечеру, все еще напоенному волглой жарой в 5:30 вечера. Лишь раз он бросил взгляд через плечо на свое здание – желтая штукатурка, большие сводчатые окна, – которое окрестил «нашей мировой штаб-квартирой» лишь отчасти в шутку.

Теперь же при одной мысли о Фонде Пальметто к горлу подкатывала тошнота. Находиться там – сущая пытка, атмосфера полна жалоб и прочих глупостей. Уйти оттуда – ничуть не лучше. Потому что снаружи дом благих намерений Палмера больше смахивает на надгробие, чем на попытку искупления грехов. Судя по всему, эпитафия должна гласить:

«Вот здесь-то Кинкейд и облажался».

Было 9:30 вечера.

Солнце уже село. Морской бриз прогнал дневную жару, а прилив утопил болотный смрад булькающего ила. Не было ни москитов, ни каких-либо других насекомых, упивающихся превосходством в воздухе над Чарльстоном. «Забияка» покачивался в океанской люльке, плеск воды гипнотизировал. В такую ночь легко забыть день минувший.

Палмер смотрел на вантовый речной мост через Купер, переводя взгляд от устоев моста и мельтешения дорожного движения наверху к мягкому свету месяца. Его легкие упивались солоноватым воздухом, а уши – симфонией моря и благовестом бакенов, перекликающихся в гавани по ночам.

Через какое-то время взгляд мужчины опустился к поверхности океана. Он загляделся на дельфинов, они изредка вырывались на поверхность, увидел, как мелкая серебристая рыбешка будоражит воду в отчаянной попытке улизнуть от хищников. Нет, он ни за что не поднимет якорь и не пойдет домой, во всяком случае, в ближайшее время.

Теперь, прикончив уже полбутылки, Палмер плеснул себе еще стопку «Дикой индейки». Опрокинул ее в себя и вытер рот тыльной стороной кисти. По горлу в желудок скатилась волна обжигающей жидкости.

Алкоголь – «Адвил»[8] для глупости.

От фунта крупных креветок, сваренных Палмером на обед, осталась еще пара штук. Он очистил одну, выбросил голову и панцирь в воду, а креветку кинул в миску со своим специальным соус-коктейлем.

Потребовалось ровно три попытки, чтобы довести до совершенства формулу, представляющую собой не что иное, как фирменное блюдо Кинкейда с добавлением хрена и соуса Питера Люгера для стейков. При воспоминании о том, сколько людей предлагали купить его рецепт за деньги, мужчину просто смех разбирал.

Звезды и открытый небосвод улучшили настроение. За решеткой он лишится этой безмятежности, качки и соленых ароматов моря, призрачного силуэта Чарльстона, чуть тронутого лунным светом.

Может, ему не доведется видеться с ДжоДжо и Клэр целый год, а то и несколько – смотря как повернутся события. Он не представлял, какое решение примет суд. Но чем больше пил, тем меньше его заботило, что будет дальше. Настало время защитить свою жену и дочь. Любой ценой.

Истина в «Дикой индейке».

В понедельник он позвонит адвокату. Бросится на меч и примет удар на себя. Уклоняться от закона – недопустимый риск, идти на который, поставив на карту безопасность близких, Палмер отказывался.

А потом он позвонит Гроуву. Этот парнишка расхлебал каши больше, чем составит изрядная толика его проблем. Вот кому Палмер может довериться – он смекалистый и очень надежный, хоть и малость медлительный, чтобы действовать самому.

– Делай, что можешь, и наплевать на трудности, – заметил Палмер, не обращаясь ни к кому в частности.

– Разве пристали такие речи доброму католику?

Палмер чуть не выпрыгнул из собственной кожи. Рывком обернулся к каюте. И от увиденного ему стало дурно.

Наррагансетт, Род-Айленд

Суббота

На выходные мы с Энни поехали в мой пляжный домик на Род-Айленде. Несколько лет назад она была моим ассистентом по продажам в СКК. Сейчас – без пяти минут магистр литературного творчества в Колумбийском.

Я рад, что она раздумала идти в юристы. Моя девушка – умная, схватывает все на лету – стала бы грандиозным адвокатом или прокурором. Но мир не нуждается в очередном литигаторе[9], взимающем по 900 долларов в час. И потом, вряд ли такая работа доставила бы ей радость.

В 10:15 утра Энни была соединена со своим ноутбуком прямо-таки хирургическим путем: к понедельнику ей надо сдавать короткий рассказ. Я же корпел на занятиях по кикбоксингу, пока инструктор выбивал из меня пыль.

– Гроув, ау, ты где витаешь?

– Извини.

Я не мог сосредоточиться. Я думал о Палмере. Связка из трех движений была достаточно простой. Левый прямой. Правый боковой. Но когда дошло до раунд-кика, тренер подсек меня ногой.

– Внимательней! – раздраженно гаркнул он. Мой инструктор – мужик крупный, крепкий, шесть футов два дюйма, сложенный, как танк. Я еще ни разу не видел его в таком негодовании. – Ты же просился в мою академию. Помнишь?

– Извини.

Мое извинение, второе за две минуты, было совершенно бессмысленным. Нельзя же вырасти под сенью уверенного в себе полубога, услышать по телефону, как он трясется и запинается, а затем оставить свои тревоги у входа в школу боевых искусств. Если этот человек был столпом твоей жизни – никак нельзя.

Вчера вечером я набрал телефон Палмера в дороге. То же самое утром перед занятием. Звонил к нему в офис. А когда не сработало и это, позвонил в его дом на Южной Бэттери. И хотел спросить: «Все ли в порядке?»

И всякий раз слышал автоответчик: «С вами говорит Палмер. Оставьте сообщение». В записанном голосе проскальзывали вкрадчивые южные интонации. Он звучал мягко и сладостно, как живой.

– Левый прямой! – рявкнул мой тренер.

Бам. Я врезал по его наручным лапам, и хлопок моей перчатки отозвался эхом, как малый барабан.

– Правый боковой!

Бам.

– Раунд-кик!

На сей раз никакого бам. Тренер снова подсек меня, сбив с ног.

– Как у тебя с велогонками? – прорычал он.

Он был прав. Я записался на занятия по кикбоксингу, чтобы отточить рефлексы для плотных финишей, когда малейшая нерешительность отделяет первое место от четвертого. Занятия обеспечивают хорошую нагрузку. Но мой основной вид спорта – велосипед, а дополнительный – способ выигрывать больше гонок.

– Извини.

– Скажешь это еще раз, и я тебя уложу.

Как я ни старался быть внимательней, Палмер не выходил из головы все утро. Его четыре слова: «Мне нужна твоя помощь», – преследовали меня.

Один, а может сотню раз за время занятия кикбоксингом я сказал мысленно: «Он в порядке. Перестань быть таким паникером».

Уговоры не сработали.

– Левый прямой.

Бам.

– Правый боковой.

Бам.

– Раунд-кик.

На этот раз тренер врезал мне по голове справа лапой – хоть и мягкой, но больно было просто обалденно.

– В тебе нет духа улиц. Кто-нибудь пристанет к тебе за стенами спортзала, ты и не сообразишь, что делать.

Мои глаза прищурились.

Он разглядел гнев.

– Попробуй.

Я занял боевую стойку с левой ногой спереди.

Он ждал одну из нескончаемых комбинаций, занимавших львиную долю наших тренировок. Ухо саднило. А я, такой ранимый, – вечно проглатываю обиды, пока норов не возьмет верх, – хотел надрать ему задницу. Подпрыгнул, извернулся в воздухе, правая голень с разворота взлетела на уровень его головы. Чего там скрывать – ваш покорный слуга жаждал крови.

Тренер нырнул – достаточно низко, чтобы избежать серьезного контакта. Но я все-таки ухитрился вмазать по его чисто выбритой башке. После десятка уроков, кажется, удалось изобразить нечто похожее на настоящий удар. Великолепно!