– Я позвонила вам, чтобы узнать о результатах. Я представляю жителей Либерти Пойнт. Соседи доверяют мне, Бисквит. И я несу перед ними ответственность. Мы платим вам хорошие деньги, но теперь начинаю задумываться, не пора ли нам пересмотреть свое решение.

– Миссис Локлир, – ответил он. – Вы позвонили в субботу под вечер, и я сразу вам сказал, что дело будет трудным. Я потратил всю неделю на поиски хоть каких-нибудь зацепок. И знаете что?

– Что?

– Ничегошеньки.

– Вы же адвокат. Придумайте что-нибудь.

– Моя работа требует времени.

– А наши дома тем временем обесцениваются, – проворчала она. – Пока каждый нечестивый дальнобойщик устраивает себе пит-стоп прямо у нас за углом. Время – единственное, чем мы не располагаем.

– Сегодня утром я не видел ни единой фуры.

– Вы, часом, не за покупками в СИР ходили, а?

Бисквит поглядел на оранжевый магазинный пакет на столе. Тот возглашал: «Самые интимные радости» – большими, жирными черными буквами. Упрятав пакет в ящик стола, адвокат ответил:

– Всего лишь проводил расследование. Как я говорил в воскресенье, проблема уже в процессе решения.

– Позвоните мне в понедельник, – распорядилась она. – Нам нужны еженедельные сводки новостей.

– Непременно. – Сейчас не самый подходящий момент напоминать миссис Джейсон Локлир, что телефонные звонки увеличивают гонорар адвоката. Оба повесили трубки.

В этот момент Бисквиту захотелось переквалифицироваться в клиента. Быть типом, уверенным в том, что мир должен побросать все дела, чтобы в любой момент исполнить все, что он захочет. Напряженность в Либерти Пойнт Плантэйшнз уже зашкаливает. У Локлир уже совсем крыша съехала. А пресса на сей раз не поможет. Во-первых, из-за предупреждения Торрес, что обращаться к ней нельзя. А во-вторых, будет трудновато использовать общественное мнение в своих целях, когда убит священник.

«Хватит искать отговорки», – напомнил он себе.

Легар-стрит

Поздно что-либо исправлять, если надо отправляться на похороны и поминки. Посмертная просьба Палмера – чтобы я стал попечителем – была одновременна и унизительна, и лестна. Его последняя воля наполнила меня чувством глубочайшей ответственности. А заодно опечалила – недвусмысленный сигнал, что одна из моих важнейших дружеских связей пришла к внезапному, непредвиденному концу. За два дня пребывания в Чарльстоне я напрочь выговорился, был выжат до отказа ошеломительным мельтешением старых друзей. Во мне боролись противоречивые эмоции. То есть моя коробушка была еще полным-полна нерешенных вопросов, несделанных вещей и несказанных слов.

Что я делаю в саду Клэр Кинкейд?

Позвольте мне ввести вас в курс.

После встречи с Хьюиттом Янгом я первым делом позвонил своему боссу. Ее секретарша сообщила:

– У Кэти сейчас встречи идут сплошняком. Вы не против, если она перезвонит вам сегодня в семь вечера?

– Заметано.

Я полагал, что СКК завизирует мое избрание в попечительский совет Фонда Пальметто. Но Андерс так и не перезвонила, тем самым отсрочив мой ответ до завтра. Странно. Уж что-что, а откликаться на зов лучших работников администраторы умеют. Я сделал мысленную пометку, что надо вернуть босса на переподготовку в школу послушания, пройти реабилитационный курс.

Но в каком-то смысле я был рад, что Андерс так и не перезвонила. Она бы помешала моему обеду с Клэр. В Каролине мы на еду не налегаем – чуточку зеленого салата и порция паровых мидий. А вот на питье не скупимся. После пары бокалов мартини мы осушили не меньше бутылки «Пуйи-Фюиссе». Может, и две.

Во время обеда я постоянно переходил на тему, занимавшую все мои мысли. Назовем это профессиональным интересом. Или похотливым любопытством. Я искренне хотел знать, как Палмер поделил остаток своего имущества между ДжоДжо и Клэр. Мне начхать, сколько там кто-то проработал в моем бизнесе. Наследства всегда занимательны, особенно в сложных семейных обстоятельствах. У нас здесь в центре Чарльстона произошло нечто сногсшибательное, а Хьюитт не обмолвился мне и словом.

Он хороший адвокат.

После обеда я проводил Клэр до дома на Легар-стрит. Не рассчитывая остаться. Но мы присели рядком на чарльстонской скамейке – черно-зеленой, старой, истертой бесчисленными задницами – в уединении сада позади ее дома. Ночной воздух наконец остыл. А мы перешли с белого на красное, помаленьку прокладывая путь через насыщенное австралийское каберне, чтобы не замерзнуть.

В тенях, отбрасываемых светом месяца, черты Клэр выглядели мягкими и хрупкими. В старших классах я отдал бы все на свете, чтобы пережить столь интимный момент с моей Дейзи Бьюкенен. Под «интимом» я подразумеваю уединение, а отнюдь не секс. Хотя кого я обманываю? В эти дни и секс бы меня устроил. Более чем устроил. Клэр была предметом моих юношеских вожделений.

Вы поняли, о чем я.

Дело в том, что с Энни мы – одна команда. Это она протянула мне руку после гибели моей жены и дочери. Это она встала на мою защиту, когда я напоролся на проблему с СКК пару лет назад, схлопотав на свою голову радиоактивные осадки схемы Понци. Она подставила шею.

Когда же пыль рассеялась, Энни напомнила мне, что непосредственность и флирт могут нести радость. Что в легкомыслии нет ничего пагубного. В глубине души я подозреваю, что как раз всякие глупости мне в ней и нравятся. То, как она одевается, разя взгляд разноцветьем красок, наслоениями полос, узоров и бунтарских текстур, каким-то чудом сочетающихся между собой. Сомневаюсь, что еще хоть кто-либо, кроме Эвелин, интриговал меня так же, как она.

Как на прошлой неделе.

Прежде чем объявился Палмер, Энни позвонила после одного из занятий в Колумбийском.

– У меня есть хорошая новость и плохая.

– Начинай с плохой. – Правила игры мне знакомы.

– Нынче вечером ты ведешь меня на шикарное кино в Виллидже.

– Ох ты! Дело скверно.

– Но зато весь фильм будешь держать меня за руку. А когда я хорошенько всплакну, становлюсь весьма податливой.

Разве тут устоишь?

Вот так мы с Клэр и сидели, хватив лишку с вином и наслаждаясь благоуханными южными ароматами чайной оливы и камелий. Что касается вина – каберне совиньон вполне подходит, чтобы мужчина и женщина провели под звездами вечер – чуточку холодноватый, чтобы быть приятным.

Клэр как-то переменилась. Убрала челку со лба. И поразила меня, приоткрыв окошко и дав заглянуть в свои мысли. Я оказался в ее саду не просто так. Может, чтобы обсудить нечто, не сказанное в последние двое суток.

Шум проносившихся мимо машин то и дело перебивал ритмичное журчание фонтана. Мраморная бычья голова, установленная на оштукатуренной садовой стене, изрыгала воду в декоративный пруд, переполненный пятнистыми оранжево-белыми карпами, то и дело всплывавшими к поверхности. Я ждал, чтобы инициативу перейти к существенным вопросам Клэр взяла на себя.

– Я так горжусь папой!

– Из-за его посмертного дара Фонду Пальметто?

– Никому не требуется таких богатств, как у нас, – вековечный вопрос Клэр обошла стороной. Тот самый, который на Уолл-стрит напрямую не задаст никто: а сколько в среднем человеку требуется? Но я сейчас не хотел говорить на эту тему.

– Он когда-нибудь упоминал о пожертвовании?

– Ни словом.

– В самом деле?

– Ты как будто удивлен.

– Дар-то немаленький, – я отхлебнул каберне.

– Папочка говорил, что у меня всегда будет достаточно средств, чтобы я испоганила себе жизнь.

– А ДжоДжо знала, как по-твоему?

– Шутишь?! – усмехнулась Клэр.

– В каком смысле?

– Она охотница за деньгами.

– Твой папа любил ее.

– Ты и в самом деле не знаешь, – Клэр мгновение помолчала, и слова ее будто растворились в журчании фонтана, – что произошло сегодня.

– Не знаю чего?

– Папуля вставил ДжоДжо фитиль в тампон.