1907 Коктебель Полдень («Травою жесткою, пахучей и седой…») Травою жесткою, пахучей и седой Порос бесплодный скат извилистой долины. Белеет молочай. Пласты размытой глины Искрятся грифелем, и сланцем, и слюдой. По стенам шифера, источенным водой, Побеги каперсов; иссохший ствол маслины; А выше за холмом лиловые вершины Подъемлет Карадаг зубчатою стеной. И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной, И запах душных трав, и камней отблеск ртутный, И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц – Мутят сознание. И зной дрожит от крика… И там – во впадинах зияющих глазниц Огромный взгляд растоптанного Лика. 1907 Облака Гряды холмов отусклил марный иней. Громады туч по сводам синих дней Ввысь громоздят (всё выше, всё тесней) Клубы свинца, седые крылья пиний, Столбы снегов, и гроздьями глициний Свисают вниз… Зной глуше и тусклей. А по степям несется бег коней, Как темный лёт разгневанных Эринний. И сбросил Гнев тяжелый гром с плеча, И, ярость вод на долы расточа, Отходит прочь. Равнины медно-буры. В морях зари чернеет кровь богов. И дымные встают меж облаков Сыны огня и сумрака – Ассуры. 1909 Сехмет Влачился день по выжженным лугам. Струился зной. Хребтов синели стены. Шли облака, взметая клочья пены На горный кряж. (Доступный чьим ногам?) Чей голос с гор звенел сквозь знойный гам Цикад и ос? Кто мыслил перемены? Кто, с узкой грудью, с профилем гиены, Лик обращал навстречу вечерам? Теперь на дол ночная пала птица, Край запада лудою распаля. И персть путей блуждает и томится… Чу! В теплой мгле (померкнули поля…) Далеко ржет и долго кобылица. И трепетом ответствует земля. 1909 «Сочилась желчь шафранного тумана…» Сочилась желчь шафранного тумана. Был стоптан стыд, притуплена любовь… Стихала боль. Дрожала зыбко бровь. Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно. Был в свитках туч на небе явлен вновь Грозящий стих закатного Корана… И был наш день – одна большая рана, И вечер стал – запекшаяся кровь. В тупой тоске мы отвратили лица. В пустых сердцах звучало глухо: «Нет!» И, застонав, как раненая львица, Вдоль по камням влача кровавый след, Ты на руках ползла от места боя, С древком в боку, от боли долго воя… Август 1909
Одиссей в Киммерии Лидии Дм. Зиновьевой-Аннибал Уж много дней рекою Океаном Навстречу дню, расправив паруса, Мы бег стремим к неотвратимым странам. Усталых волн всё глуше голоса, И слепнет день, мерцая оком рдяным. И вот вдали синеет полоса Ночной земли и, слитые с туманом, Излоги гор и скудные леса. Наш путь ведет к божницам Персефоны, К глухим ключам, под сени скорбных рощ Раин и ив, где папоротник, хвощ И черный тисс одели леса склоны… Туда идем, к закатам темных дней Во сретенье тоскующих теней. 17 октября 1907 Коктебель «Зеленый вал отпрянул и пугливо…» Зеленый вал отпрянул и пугливо Умчался вдаль, весь пурпуром горя… Над морем разлилась широко и лениво Певучая заря. Живая зыбь как голубой стеклярус. Лиловых туч карниз. В стеклянной мгле трепещет серый парус. И ветр в снастях повис. Пустыня вод… С тревогою неясной Толкает челн волна. И распускается, как папоротник красный, Зловещая луна. «Вещий крик осеннего ветра в поле…» Вещий крик осеннего ветра в поле. Завернувшись в складки одежды темной, Стонет бурный вечер в тоске бездомной, Стонет от боли. Раздирая тьму, облака, туманы, Простирая алые к Ночи руки, Обнажает Вечер в порыве муки Рдяные раны. Плачьте, плачьте, плачьте, безумцы-ветры, Над горой, над полем глухим, над пашней… Слышу в голых прутьях, в траве вчерашней Вопли Деметры. 1907 «Священных стран вечерние экстазы…» Священных стран Вечерние экстазы. Сверканье лат Поверженного Дня! В волнах шафран, Колышутся топазы, Разлит закат Озерами огня. Как волоса, Волокна тонких дымов, Припав к земле, Синеют, лиловеют, И паруса, Что крылья серафимов, В закатной мгле Над морем пламенеют. Излом волны Сияет аметистом, Струистыми Смарагдами огней… О, эти сны О небе золотистом! О, пристани Крылатых кораблей!.. |
