- Почему жаворонка?
- Потому что жаворонок взмывает к солнцу и не мучится тем, что оставлено им на земле. Он летит, чтобы петь свою песню и, взмыв к небесам, ни на что отвлекается. Он порхает, парит, и сосредоточенно воспевает радость существования. Он занят, Ву! Он творец и труженик, и ему неведомо гнилое самокопание. Когда-нибудь и мы научимся без остатка отдаваться мечте, любимому делу или просто обыденным вещам, наполняющим нашу жизнь. Мы будем полностью ощущать себя здесь и сейчас, примечая скромнейшие детали окружения. Мы станем сконцентрированными и внимательными. И ни один вирус, ворующий время, не станет нам страшен. Потому что вирус питается энергией, которую мы тратим на постоянный возврат то из мысленного прошлого, то из мысленного будущего. Мы лишим его пищи, проживая лишь в настоящем. Мы научимся тщательно отбирать здоровые мысли и превращать их в такое же орудие, как рука или язык. И мы начнём их материализовывать. Ты уже начал, не так ли?
- Эра жаворонка... - вздохнул Вук. - Это надо как-то принять... Скажи, Ко, а Энди Гарсиа... Ты, ведь, ему говорил то же самое?
Сенг кивнул и, чувствуя неловкий момент излишней патетики, вернулся к петуху. Руки его замелькали в облаке пуха. Несколько пёрышек плавно спланировали на пол. Вук механически взял метлу, смёл сор из-под ног товарища. Потом добавил:
- Но Энди не согласился с твоей теорией здоровья, потому что имел одну религию - науку и технику. Так?
Сенг неловко дёрнул плечом - то ли согласился, то ли нет.
- Возможно, в душе он признавал твою правоту и также предчувствовал эру жаворонка, как ты её назвал, но согласиться с ней не смог. Он предпочёл умереть быстро от случайного отравления, чем долго и мучительно от привезённого вируса, предполагаемое противоядие к которому опровергает все его материалистические устои... Знаешь, у него осталась такая славная сестрёнка. Бомба, а не девушка. Господи, да о чём же я? Вот дурак.
Он бросил метлу и вышел из дома. По каменистой тропинке, пребывая в странном и необычном состоянии, Янко прошагал, пока не очутился в сандаловой рощице. Там он, спугнув сонную стайку обезьян, долго смотрел на листву, в которой скрылись ворчливые хвостатые созданья. Когда шорох веток затих, Вук вышел на поляну и вскинул к небу глаза, привычно выискивая Полярную звезду. Обнаружив её почти у горизонта над снежными вершинами, он прочертил взглядом знакомые очертания Большой Медведицы, перевёрнутой и опущенной к горизонту. Чуть правее Полярной звезды лежал путь на Тенеру, левее на четверть круга - путь на Амикайю, но где пролегал путь "Гамаюна"? В какую сторону двигались, затерянные в далёких пустынных мирах, его дорогие люди? У Звездана резался зуб - это Вук вдруг остро почувствовал, ощутив жжение в нижней правой десне. Мила была усталой и едва боролась со сном. Наверное, сын хныкал и не позволял расслабиться. Пулька описалась. Взрослая девица, а туда же... Хотя если представить, как на твоих глазах убивают родителей... Ничего, любовь и терпение Милы излечат её, обязательно излечат. А Волков дрых и снилась ему бомба под названием Эстель. Любопытно, что Зелинскому она тоже снилась в тот же момент.
Пилот погрузился в раздумья о природе столь необычных явлений, вызванных однократным приёмом наркотика, не без основания предполагая всё ту же мгновенную передачу информации по закону Белла-Клаузера, но пристегнуть физическую теорию не смог, зато смог осознать, что мысли его заметались, подобно вспугнутым в роще макакам, - от жаворонка к Энди Гарсиа, от Энди к Большой Медведице, от созвездия к Миле, от Милы к "диффузии", от наркотика к уравнениям. Осознание отозвалось резким спазмом в висках. Янко возвёл язык к нёбу и некоторое время бездумно созерцал черноту южной ночи, сквозь которую протискивалась жаркая луна. Успокоив мысли, а следом и боль, он неторопливо побрёл назад, радуясь озарению, осветившему его душу.
- Я уезжаю, - сообщил он Ко Сенгу месяц спустя. - Я не до конца успокоил своих макак, но я научился способам их успокоения. Дальше попробую сам.
- У тебя появилось дело? - Сенг поднял скуластое худое лицо, отрываясь от своих записок. Теперь невозмутимого камбоджийца одолела новая страсть - Ко собирал тексты старинных песен, рыская по отдалённым горным деревням, а затем проводил их лингвистическо-исторический анализ. Собранный материал он готовил представить на каком-то симпозиуме в Дели. Кажется, санскритоведов. Или санскритофилов? Вук помогал ему в перерывах между огородничеством и медитациями.
- Да.
- Я рад, - просто ответил Сенг.
- Сначала слетаю на Тенеру, - пояснил Вук. - Ещё раз проведу расчёты, потом проверю на практике мою теорию. Заодно вытащу оттуда ребят и Волощука, пока они там друг друга не поубивали. А потом вместе со Школьником займусь спасением Земли. Откроем школу противодействия тенерийским хронотонам.
- Разве это мечта?
- Это стоящее дело, Ко, но ты, как всегда прав. Это не мечта, это просто полезное дело.
- Звёзды? - с усмешкой спросил Сенг.
- Ну, да, мистер провидец. "Белл" предлагал сотрудничество. Как мне сказали - в свободной форме. Думаю выпросить у них лабораторию и учебный класс. Позову парочку незашоренных однокашников, наберу талантливых студентов. Попробуем, друг мой, по-иному взглянуть на идею транспорта. Я, ведь, ещё и решётку Теслы толком не исследовал. И кристаллы с Тенеры не изучал. Ввяжемся, а там посмотрим.
Сенг почесал плоский затылок и озабоченно произнёс:
- Отлично придумано. Только не забудь на завтра перебрать пшёнку.
Эпилог
Спрыгнув с подножки воздушного такси, Вук поправил лямку торбы и неспешно пшёл по улице, вглядываясь в озабоченные лица сограждан. Смутная тревога окутывала гудящий город, пилот особо тонко чувствовал её после безмятежной глуши Бутана. У первой попавшейся информационной стойки он притормозил, поколебавшись, читать ли ему нынешние новости или нет, затем двинулся дальше. Погружаться в суету и нагнетание паники ему не хотелось. Он так и видел, как по широкому полю медиа набросаны жирные сладкие куски-приманки для макак в его голове. Пользуясь одной из техник Сенга, Вук принялся делать снимки всего окружающего, полностью исключив эмоции. Щёлк! Перспектива проспекта с сотней застывших прохожих. У второго мужчины возле башни развязан шнурок. Щёлк! На клумбе полыхают алые тюльпаны модного всесезонного сорта. Лепестки цветов причудливой формы - острые, зигзагообразные. Щёлк! Вереница хелисайклов течёт по выделенному эшелону. Из иллюминатора жёлтого хелисайкла выпала шляпа.
Наснимав миллион картинок, пилот разом выгрузил их из памяти и уставился на окно третьего этажа старой пятиэтажки на Чёрной Речке. Окно было тёмным и безжизненным, но мгновенно сразу вызвало волну переживаний. Вук вспомнил, как прыгал с ветви дерева в это окно, крепко прижав к себе насмерть перепуганную девочку. Вспомнил, как наливались тяжесть мышцы и огнём жгла карман последняя сувенирная бутылочка с вином. Как Мила ругалась, подозрительно косясь на фингал, поставленный задирой Волковым.
Повинуясь иррациональному импульсу, Янко, поплевав на руки, вскарабкался по дереву и уселся на толстой ветви напротив знакомого окна. Он почти сразу заметил, что правая створка чуть отходит от рамы, образуя узкую щель. Обломив тонкий прут и мысленно извинившись перед многострадальным растением, Вук просунул хворостину в зазор и поддел запорный шпингалет. Окно распахнулось от лёгкого толчка палки, пилот без труда проскользнул в квартиру. "Я всё плотно закрыл", - озадаченно сказал он сам себе.
- Ну, и чего мы по окнам ползаем? - услышал он недовольный голос Милы, превративший его в соляной столб. - У тебя же есть ключи.
Мила Ангеловна Янко, законная супруга пилота, недовольно щурилась, взирая на ошарашенного Вука.
- О... Дядь Вук вернулся... - пробормотала сонная Алина-Пулька, явившись следом за Милой с плюшевой лягушкой в руках. - Я спать пойду, ладно?
