Охранник, убирая шокер, недоверчиво покосился на экран, во всю ширину которого вспыхивали и перемигивались буковки: "Доступ запрещён". Пока он косился и подыскивал слова, буквы пропали, и рекой потекли сообщения о ходе перезагрузки.

- Видите, - миролюбиво промолвил Вук, - я не помешал процессу.

- Я вынужден задержать вас, - пришёл в себя бдительный страж. - Стойте здесь и не двигайтесь.

Минуту спустя два бравых молодца волокли Янко в административный корпус космодрома Сильбато, обыскивали, оформляли протокол и проводили медицинское освидетельствование.

- Как вы живёте с такой гипертонией? - мрачно покачал головой прибывший врач. - Как вас только допустили к полёту? - Он кивнул охранникам. - Отпустите его. С таким давлением человек не может отвечать за себя.

Он вколол Вуку что-то гипотензивное и посоветовал взять отпуск как минимум на месяц для восстановления в приличном санатории. Вук с искренним раскаянием вновь расшаркался перед обиженным охранником, после чего расслабил сосуды. Хорошо быть модифицированным, подумал он, сосуды и сердце послушны тебе так же, как обычные мышцы. А "открывашка" со скачанным архивом послушно выйдет из желудка, но уже дома.

Янко бесцельно пошатался по острову, потом отыскал расхваленный бар у кромки моря, скинул ботинки и уселся глазеть в морскую даль за тонким столиком прямо на песке. Демонстрируя кроткую благонравность, попросил разрешения передвинуть зонт и столик, а после ленивого кивка бармена, уволок их прямо в пенный прибой. Здесь его, блаженно перебирающего пальцами ног в набегающей и отступающей волне, и нашёл Юрка Горохов.

- Весь остров гудит, - сообщил Юрий, присаживаясь рядом с Вуком. Стул ему пришлось притащить за собой. - Ты что там учудил?

- Не знаю. Нашло вдруг. Давление поднялось.

- Да ладно! - Горохов лукаво прищурил ясные очи. - Ни в жисть не поверю. Считай, что тебе повезло: лекаришко наш из новеньких, наверняка, не слыхал о твоей модификации и твоих фокусах. Да только меня ты, дружище, не надуешь. Колись, чем тебе в диспетчерской было намазано?

- Сдаюсь, - Вук поднял руки. - Ваша проницательность, сэр, не имеет границ. Хотел узнать расписание "Гамаюна". Что он тут делает? Ему самое место - на Байконуре.

- И как? Узнал? - Горохов откинулся на спинку и саркастически ухмыльнулся. Одна штанина его брюк намокла от лихо взметнувшегося у его ног фонтанчика солёной воды.

- Ничего не узнал. Нет его в расписании.

- И не узнаешь. Потому что никуда он не летает. Мы в нём новые модификации генома испытываем. Симулируем перегрузки в рабочей среде для будущих покорителей... как их там.... просторов Вселенной.

Вук хотел сказать о кольце лазерных пушек на нелетающем корабле, но вовремя прикусил язык.

- Тебе размяться захотелось, - проговорил Юрка. - Мышцами поиграть. А то сил много, а девать некуда.

- Ну...

- Я сам такой. Модификанту надо где-то практиковаться, а полёты не каждый день. А тут упрямый охранник и никакой ответственности. Или почти никакой.

Вук неопределённо хрюкнул, Горохов, расценив это как признание, подался вперёд и доверительно сообщил:

- Я тоже в своё время кое-кому портреты подкрашивал, сила кипела в руках, аж невмоготу было. Да уж лучше так, чем как...

- Чем - как?

- Как Самир или Джеки.

- Ты считаешь, что они сами приняли решение?

Горохов поднял руку, на зов примчался бармен - совсем юный щенок, едва ли знавший бритву.

- Два "Тенерийских заката", - сказал ему Юрка. А когда тот ушёл, продолжил. - Сами, конечно. Не в смысле - совсем, а поиграть, полихачить. Доказать себе, что на многое годен. Где ж ещё доказывать? В космос - очередь, по контракту второй раз на Тенеру лететь нельзя, а в других местах неинтересно, вот и устраивают кошки-мышки со смертью.

- Сомнительная мысль, друже. Гарсиа умер от рака, а Клотье убили. Не думаю, что они играли.

- Гарсиа... Что ж, по статистике и такое бывает. А насчёт Клотье я бы поспорил. Хулиганы не всех убивают. Почему, например, какого-нибудь господина Мерсье не трогают, и он проходит себе мимо, а на Клотье нападают? А я скажу, почему. Потому что в глазах Клотье горит вызов и желание дать отпор, а в глазах Мерсье - тухлая покорность или, если быть корректным, отстранённость и намерение дистанцироваться. Это наша беда - огонь в наших глазах...

Вук подумал, что сейчас с его вынужденной тягой к алкоголю, огонька в очах не так уж и много, Горохов между тем потряс кулаком:

- Так и представляю Джеки: летит стрелой по серпантину, машина визжит на виражах, а из глаз у Джеки искры сыпятся! Знаешь, я там рядом был - в сотне километров, когда меня вызвали. Я хелисайкл нанял, и к Джеки. Так он, мёртвый, в ущелье лежал с открытыми глазами. В его мёртвых глазах - в мёртвых, Вук! - огонь полыхал! Весь раздробленный, обожжённый, а глаза открыты, и в них пламя.

- Юра...

- И смотрит на небо, будто удивляется!

- Юра!

Но Горохов распалился, махом опрокинул в себя коктейль из пузатого бокала, который поднёс ему официант, опасливо поглядывающий на шумного посетителя с закатанными до колен штанинами и взлохмаченными непокорными кудрями.

- А под небом на склоне овцы медленно так ползут, а он смотрит на небо и на овец. Вот они тупые и тихие, а он умный и сильный и смелый - а мёртвый!

В голове у Янко что-то вдруг щёлкнуло.

- Овцы, говоришь? - переспросил он. - Откуда там овцы?

Юрка умолк и остолбенело уставился на Вука.

- Откуда я знаю? Пасутся... Паслись.

- Значит, там не очень крутые склоны?

- Там, где Горовиц упал - крутые. С одной стороны каменная стена, с другой - ущелье. Вид чертовски красивый. А на следующем витке дороги уже не так опасно. А затем перевал. А что за ним, не знаю.

- А почему именно тебя вызвали, а не родителей?

Женой и детьми Джеки обзавестись не успел, похороны устраивали родители и Концессия по освоению дальнего космоса. Горохов просветлел лицом.

- Так у него в кармане был мой номер и указание вызывать, если что, - с нежностью произнёс он. - Мы с ним - два горошка, два брата были. Мы и в Италию поехали вместе, только я на пляж пузо греть, а его в горы тянуло. Ты меня зачем об овцах спросил? Расследовать хочешь? Брось, Вучо. Там всё было ясно. Сам он улетел. На камерах на постах выше и ниже того места ни одной машины, кроме его, не было зафиксировано в течение часа. Помогать было некому.

- А тормоза проверяли?

- Автомобиль арендованный. Джеки его случайно из пяти подобных выбрал. Сказал мне, что поедет покататься, взял напрокат машину и рванул в горы.

- Где взял?

- Да в первой попавшейся конторе на вокзале. Их там штук пять было, Джеки хватали за руку и назойливо приглашали взять. Ну, знаешь, как эти итальяшки бывают приставучи? А он выбрал самое дальнее окошечко с грустной девушкой, которая не кричала и не зазывала. Там вышло дороже, но для нас это было некритично, мы ведь уже получили гонорар.

- Дай-ка угадаю, - проговорил Вук, - девушка была блондинкой.

- Конечно. Ты же знаешь Джеки... Знал.

Воцарилось молчание. Печаль, разлившаяся в плеске волн и крике далёкой птицы, сдавила плечи Вука и Юрия.

- Выпьем, - решительно тряхнул гривой Горохов. - Помянем всех наших.

Они выпили, потом ещё и ещё.

- Ты сам-то как? - спросил захмелевший Юрка.

- Ничего. Башка только иногда болит.

Горохов неожиданно громко и с облегчением выдохнул.

- Это у всех так... Почти у всех. У меня-то нет. Мне повезло. Ты не переживай, жить можно. Но если что - ты же в Питере живёшь - загляни в дом с пауком.

- С пауком?

- Балкончик на доме есть с решёткой в виде паука. Там... Короче, загляни туда, как будет время.

Юрка поморщился, рука его дёрнулась к груди, но тут же опустилась. От Вука не ускользнул этот жест. Словно в подтверждение мелькнувшей догадки у него защемило сердце, будто бы сдавленное холодным липким кулаком. Тяжесть за грудиной накатила и пропала, а затем уступила место жаркому непонятному чувству, выражаемому покалыванием в сосках. Но не внутри, а снаружи. И Вук вдруг всё понял.