На обрывке пожелтевшего листочка был нарисован химическим карандашом план. Кое-где знаки стерлись, но хорошо сохранились озерцо и прямоугольник в правом углу бумажки, где был обозначен лиственный лес.

Вася сразу же показал этот план Ольге Алексеевне и Павлу. При свете костра они его осмотрели, но, конечно, ничего не смогли определить.

Ольга Алексеевна заметила, что таких «самодеятельных» планов, по каждому поводу и от случая к случаю, у партизан бывало много. Обозначенный прямоугольник является каким-то объектом. Весьма вероятно, что цель плана — дать ориентировку для нахождения этого объекта.

— Уже поздно и темно, — сказала в заключение вожатая. — Завтра попытаемся разобраться в этой бумажке.

Сейчас, лежа в шатре, Вася, неожиданно для себя, установил сходство в контурах озерца на плане с очертаниями лесного озера, у которого разведчики разбили свой ночной лагерь. Больше того: следопыту показалось, что один участок пути в юго-восточном направлении от «Заветного берега» поразительно напоминает характер местности, изображенной на плане Федора Горбаченко.

Вот почему не спалось следопыту.

Ничто не нарушало ночного покоя, разве только хрустнет иногда ветка под ногами бдительного часового-дежурного или летучая мышь, скользнув над головой, чуть слышно прошуршит по воздуху. Постреливают еловые сучки в огне костра. Он горит неугасимо всю ночь. И языки пламени полощутся, отражаясь в воде, как золотые рыбки, поднявшиеся из темных озерных глубин.

Когда взору рыболова-любителя открывается тихая речная заводь или озерная гладь в камышах, чуть подернутая легкой дымкой испарений, сердце его начинает биться учащенно и нетерпеливо. Поэтому Петр так торопливо собирал рыболовные принадлежности, поглядывая на неподвижные воды лесного озера. Затененное громадой леса, оно было еще темным и блеклым, но кое-где уже появились голубоватые тона отраженного неба.

Вахту у Петра принял сам командир. Узнав, что за время дежурства никаких событий не произошло, Павел стал обходить лагерь и невдалеке за шатрами увидел Семена. Надев Васины туфли-верхолазы, он безуспешно пытался подняться на гладкий ствол сосны. Тайная надежда самому найти дубовую рощу и поразить путешественников своим открытием не покидала его. Вот он и выбрал самое высокое дерево, рассчитывая с высоты его просмотреть всю местность.

— Что, не получается? — спросил Павел, видя бесплодность его усилий.

Не ожидав появления командира, Семен смутился, но ненадолго.

— Я по деревьям хорошо лазаю! — сказал он хвастливо. — Тут ствол больно широкий. Наверно, и сам следопыт спасовал бы.

— Нет, почему же, — возразил Павел. — Это не так трудно. — Он взял висевший у шатра аварийный канатик с крючком и гирькой на конце и метко перебросил его два раза между ветвями, опоясав ствол. Подтягиваясь на руках, Павел в несколько приемов оказался на первой ветке. Дальше уже не требовалось никаких приспособлений. Ловко спустившись по канатику вниз, он сказал Семену:

— Хорошая гимнастика! Потренируйся!

«Вот подходящая минута для разговора с командиром», — подумал Семен. Вчерашние мысли не давали ему покоя.

— Ладно! — сказал он. — Спасибо! Я потренируюсь. Переступив с ноги на ногу, он, наконец, решился начать разговор.

— Ты хорошо сделал командир, что вступился тогда за Муху. Женя слишком много о себе думает. Ишь, важная какая персона! Да кто она, в самом деле, — вожатая что ли? Критику навела!

Семену показалось, что Павел сделал нетерпеливое движение, и он поспешил заметить:

— Да я за Муху не заступаюсь. Он тоже хорош! Верно: пугливый и ленивый… А иногда киснет так, будто в него кто уксусу налил…

Павел прервал его:

— Подожди, Сеня, ты меня не так понял. Я тебе сейчас всё объясню. Вот Ольга Алексеевна, например… Она учит нас говорить друг другу правду в глаза, откровенно и честно. Пусть это будет хоть самый близкий друг, всё равно! Никаких его ошибок и недостатков не скрывать и не замалчивать, — понимаешь? Мы обязаны критиковать друг друга, но не ругаться. Ругань считаем позором. Я бы за Мухина и не вступился вовсе, если бы Женя не стала придумывать обидные клички. А вот ты, Сеня, совсем уже не имеешь никакого права обвинять своего друга.

— Почему это? — удивился Семен.

— Очень просто… Потому, что ты сам от него недалеко ушел.

— Как же это так? — спросил Семен, совершенно растерянный.

— А вот так… Ты недоволен своим другом? Ну, а скажи, пожалуйста, какая разница между Мухиным и тобой? Вот возьмем вчерашний случай с челноком. Если бы это происходило в других, более серьезных условиях… Ты помнишь, почему погиб Чапаев?

— Конечно! Я пять раз смотрел в кино.

— Ну?

— Два бойца уснули в дозоре и…

— И?

— Да я же не уснул у челнока! Я… — закричал Семен рассерженно и сразу осекся, закусил губу.

— Понял? — тихо спросил Павел. — Вот в том-то и дело! Конечно, — продолжал он, — ты можешь быть недоволен своим другом. Но в таком случае ты должен сделать всё, чтобы твой друг стал другим. Что ты сделал для Мухина? Чему полезному ты научил его?

Вопрос был неожиданным, Семен не знал, что на него и ответить. Вместо этого он спросил явно обиженным тоном:

— Если я недалеко от Мухина ушел и между нами нет никакой разницы, так чему ж тут учить-то! Ведь, по-твоему, выходит, что я такой же, как он: поджилки у меня трясутся по всякому поводу, за мамочкину юбку держусь, как маленький…

— Не в этом дело!

— А в чем?

— У тебя много других недостатков.

— Какие это, например?

Семен забыл о том, что сам вызвал Павла на этот неприятный для себя разговор, и насупился, как бывало, готовясь к отпору.

— Ерундой разной занимаешься, — сказал Павел. — А если что и делаешь, то всё напоказ: «Смотрите, какой я ловкий, сильный и умелый!». И всё норовишь в одиночку сделать, чтобы одного тебя похвалили: «Ах, какой замечательный этот Семен Быстров, полюбуйтесь только!». А ты и доволен! Ну, разве не правда, говори?

Не в силах выдержать взгляда командира, Семен потупил глаза.

— И знаний у тебя маловато, — продолжал Павел. — Я вот второй день за тобой наблюдаю и скажу: трудно поверить, что ты в седьмой класс перешел. Как ты учишься? Скажи откровенно, по-дружески.

Семен от смущения пробормотал что-то неразборчивое.

— Что, что? — не расслышал Павел.

— Неважно учусь, верно! — вырвалось с досадой у Семена.

— Почему это? Ты что — ленивый или неспособный? Может, здоровье не позволяет?

— Да не потому, — совсем помрачнел Семен. — Я люблю одну географию, а другие предметы…

— Ну хорошо, — прервал Павел, — а кроме уроков чем занимаешься?

Семен молчал.

— Ну вот!.. — сказал Павел и положил руку на плечо Семена. — Ты уже обиделся? Напрасно! Я честно, по-товарищески… Что думал, то и сказал! Вообще ты парень ничего, — боевой и храбрый! Ладно… Я не люблю хвалить. Идем, капитан, купаться.

— Нет, ты подожди, командир! — разволновался Семен. — Давай уж выкладывай всё: чем я тебе не нравлюсь?

— Взялся за гуж, не говори, что не дюж! — засмеялся Павел. — Хорошо!

Он присел на обломок дерева и предложил Семену сесть рядом.

— Кем ты хочешь быть, когда окончишь школу?

— Ясно кем: капитаном.

— Это хорошо! — одобрил Павел. — Но для этого нужно знать мореходное дело, механизмы корабля, астрономию… много разных наук. Значит, надо хорошо учиться. Я, конечно, не знаю, — может быть, тебе некогда? Времени не хватает? Приходится дома по хозяйству возиться? Впрочем… — Павел хлопнул себя ладонью по лбу и недовольно покачал головой: — Не сообразил я, Сеня! Ты, наверно, по вечерам работаешь, мастеришь что-нибудь? Сам приемник собрал, да? Или модель корабля строишь? Ну, скажи.

— Да нет… — начал было Семен растерянно и, не договорив, стал с ожесточением грызть попавшую под руки ивовую ветку.

— Тогда непонятно! — удивился Павел. — Ну, назови хоть одно полезное дело, которым ты занимаешься. Мне же не догадаться! Стихи не пишешь?