(Текст из журнала «Вокруг света»)

Такая вот красивая, сентиментальная история из кхмерской жизни. На самом деле всё было прозаичнее.

Просто Тане и Мую очень нужно было попасть в Кампонгтям по своим делам.

У них были дела, у нас автотранспорт. На этот раз мы ездили на нашем «Уазике» без какой-либо охраны. По той самой дороге, на которой спустя три года «красные кхмеры» расстреляют автомобиль с «советскими специалистами по хлопку».

Но для нас всё обошлось. Дуракам везёт!

В очерке для «Вокруг света» я не стал рассказывать о том, что буддийский священнослужитель То Вил из храма Воатнокор предсказал мне судьбу. Всё равно это не стали бы публиковать в эпоху увядавшего социализма.

Правда, с тех пор я больше никогда не обращаюсь с буддийскими монахами с просьбой погадать на текстах из жизни Будды. Потому что предсказаний То Вила мне хватит до конца жизни.

А случилось это так. После того как монах о чем-то живо поговорил с Таной, я в силу неуёмного любопытства спросил красавицу переводчицу, а может ли прэах То Вил рассказать о моей судьбе.

— Конечно, — сказала Тана. — Садись на пол.

Я сел.

— Расслабься. И возьми ароматические палочки…

Я взял две зажжённые ароматические палочки из рук монаха. В это же время он положил мне на макушку веер из деревянных табличек, который я должен был придерживать одной рукой.

— Теперь вставь ароматические палочки между дощечек.

Я выполнил и эту команду.

То Вил снял с моей головы связку буддийских канонов, раскрыл её на том месте, куда я воткнул ароматические палочки и стал читать вслух.

— Жила одна женщина, — переводит Тана. — Она была очень умная женщина. А её муж был охотник. Но не очень умный. Его жена всё время была грустная.

Охотник спрашивает: Почему ты грустишь? Как мне не грустить, — отвечает жена, когда я так хочу достичь просветления, как Будда. Задумался охотник. Очень он любил свою жену. Долго бродил он по лесу в поисках Просветлённого. Однажды ему повезло. Он встретил человека прекрасного лицом. И исходило от него сияние. Пустил в него охотник стрелу, а затем вырезал у своей жертвы печень и устремился к хижине, в которой жил с женой. Приготовил он из печени Будды снедь, а тут и жена вернулась домой. По-прежнему грустная. Поешь, — говорит ей охотник. Жена съела приготовленное блюдо. Ну, как, — спрашивает охотник, — снизошло на тебя просветление. И поняла жена, какой ужасный поступок совершил её муж. Горе тебе, глупец, — сказала она и ушла навсегда в монастырь.

— И всё? — спрашиваю я у Таны.

— Погоди, — говорит она, и я ловлю её тревожный взгляд.

— Пожалуйста, Тана, — говорю я. — Пожалуйста, переводи всё, что он скажет.

— Тебе очень скоро будет очень плохо, месье Ига. Это очень злые и неумные люди. Они убьют тебя. Нет не так, чтобы убьют. Это образ. Ты будешь как мёртвый. Но ты не должен бояться. Когда-то ты снова вернёшься в мир как Будда, и люди будут уважать тебя, как уважают Просветлённого.

Однако же! — подумал я.

Положил в коробку для пожертований деньги, и, сложив ладони с оттопыренными большими пальцами, приставил их к подбородку в благодарственном жесте.

Погадал!

По возвращении в Пномпень в посольстве нас ожидала шифротелеграмма, в которой было предложено выехать в апреле в отпуск в Москву.

Это была дорога в один конец!

Июль 2007 года.

В Камбодже разбился самолёт Ан-24, выполнявший рейс по маршруту Сиемреап — Сиануквиль. Упал в горах на подлёте к единственному глубоководному порту страны. Сиануквиль после переворота, совершённого генералом Лон Нолом, был переименован в Кампонгсаом. Таковым и оставался во времена Пол Пота и позднее, когда я уже работал в Кампучии. До возвращения её в королевство Камбоджу.

Тринадцать граждан Южной Кореи и три чеха, посетившие храмовые комплексы Ангкор-Ват и Байон, с комфортом решили перебраться на берег Сиамского залива. Но, видать не судьба.

Вот и думай о том, что человек — кузнец своего счастья.

Сегодня поездка в провинцию Сиемреап, где расположены знаменитые храмовые комплексы Камбоджи — обычный туристический маршрут. Можно отправиться туда из Пномпеня, можно из Бангкока. А как это было тогда?

Январь 1981 года.

Сразу после встречи Нового 1981 года Сомарин привёз нам хорошие новости. МИД НРК наконец, дал добро на поездку в Сиемреап. После того как Ник Ник улетел со своей съёмочной группой в Москву, наша жизнь превратилась в сплошную череду шифрограмм из Гостелерадио СССР за подписью Мамедова, а иной раз и самого Председателя, в которых нам поручалось как можно скорее отправиться на съёмки храмового комплекса Ангкор-Ват. Старый интриган Ник Ник чётко знал своё дело. Подготовленные им тексты телеграмм визировались вышестоящим начальством, а мне лишь оставалось доказывать, что я не кролик.

Откуда-то повеяли слухи о московских разговорах, что собкор в Пномпене празднует труса.

Сама мысль, что такие разговоры возможны, была для меня не выносима. И всякий раз посол Моторин, вручая мне очередную телеграмму, ласково говорил о готовности направить Лапину ответную депешу, где «мы напишем о невозможности такой поездки в обозримом будущем».

— Если только кхмеры не предоставят вам вертолёт, — говорил Олег Владимирович с ласковым выражением удава, который ждёт, как кролик сам полезет ему в пасть. — Но ведь они же вам его не предоставят. А ехать автотранспортом — элементарное самоубийство. Ну, так что, Игорь, ответим вашему руководству? Мы готовы подтвердить убийственный характер этой поездки.

— Олег Владимирович, я не могу отказаться от этого задания. Как только отдел печати даст разрешение, мы поедем в Сиемреап. Даже без охраны.

— Вы очень упрямый человек, Игорь. — Посол недобро прищурился. — Готовы прошибить лбом стену. Это похвально. А вот как за этой стеной окажется пропасть…

Я понял его намёк.

Сегодня я даже не задумываюсь о том, что мог принять предложение чрезвычайного и полномочного Моторина или войти в число доверительных корреспондентов резидента, как это сделали все мои коллеги. В то время я понятия не имел о кодексе Бусидо, но исподволь придерживался именно самурайской этики. Поэтому с настойчивостью самоубийцы добивался через Сомарина, Чум Бун Ронга и остальных кхмерских товарищей, которых успел узнать, разрешения на поездку в Сиемреап. Но после расстрела наших докеров на дороге № 4 пномпеньские функционеры стали очень осторожны. Для вьетнамских военных я и вовсе был персоной в тех краях нежелательной. Я же не ведал, что окрестности Ангкора стали ареной ожесточённых столкновений ВНА с усилившимися здесь отрядами «красных кхмеров».

Так или иначе, вопрос о поездке завис. Ник Ник запаниковал. Материала на фильм не набиралось. Ко второй годовщине свержения Пол Пота он уже ничего не успел, и очень сильно опасался, что этот провал отразится на его безупречном реноме. Поэтому Ник Ник решил перевести стрелки на нас с Пашей. «Сидят там два труса в Пномпене…». После знакомства с ним я в этом не сомневался.