Как писал незабвенный наш Владимир Владимирович Маяковский:
«…не девицы, а растрата!
Раз, взглянув на этих дев,
Каждый может стать кастратом,
На века охолодев!»
Но в отличие от Мишеля Уэльбека, который тогда ещё был никому неизвестным двадцатидвухлетним французом, весьма далеким от звания теоретика «секс-марксизма» нас как-то не занимала эта проблема. В данный момент.
Вообще-то она нас занимала, как молодых здоровых мужчин, которые должны регулярно жить с женщинами, но в данный момент…
В карманах у нас полно денег, достаточных для оплаты секс-услуг, но сейчас у нас другие заботы. О двух пропавших ящиках с бесценной киноплёнкой «Кодак», запасными аккумуляторами и прочей необходимой для работы дребеденью. Мы молоды, полны задора, желания снимать кино и становиться знаменитыми.
«Ну а девушки?
А девушки потом!»
Ну, чем тебе не два сталинских сокола?
«А ты живёшь, как звезда, микрорайон как Бродвей.
Твоя жена у лотка, но для тебя топ-модель.
И кто-то ищет тебя не для того чтоб любить.
За пару сотен всего готов ты просто убить.
А ты беги, беги, беги
Вдоль Лопань-реки,
Как будто набережной Темзы,
Как будто жизнь впереди.
А ты возьми, возьми сберкассу,
Как Лондонский банк.
И завали президента.
Ukrainian fuck».
Александр Чернецкий — «Лопань-река»
Глава двенадцатая
Очень вежливые земляки
Сентябрь 1980 года. Сайгон.
Представительство «Аэрофлота» располагается напротив самого знаменитого сайгонского отеля «Рекс», (тогда он назывался «Бентхань», но потом с переходом от военно-бюроктратического социализма к рыночному хозяйствованию под руководство компартии, всем отелям Сайгона, кажется, вернули прежние имена).
В 1994 году, когда Игорь Т. работал собкором «Правды» во Вьетнаме «Рекс», «Мажестик», «Каравелла», «Палас» и другие отели в центре Сайгона стали недоступны своей ценой. Новые бизнесмены из Гонконга, Сингапура, Японии, Германии, Франции вытеснили товарищей из бывшего социалистического лагеря. Хотя в Сайгоне, если очень сильно захотеть всегда можно было сыскать меблированные комнаты по сходной цене — долларов за 20 в сутки. Можно с «ночными бабочками», но в два раза дороже.
Сегодня русские нувориши могут прогулять за недельку в Куршавеле 150 тысяч евро. За такие деньги можно, пожалуй, перетрахать весь Сайгон.
«И если утром проснёшься, то я удивлюсь.
А если ночью вернёшься, то, вероятно, напьюсь.
И что тебе мне сказать, что ты это я.
Обыкновенный пацан — душа нараспашку, за душою голяк.
А ты беги, беги, беги
Вдоль Лопань-реки,
Как будто набережной Темзы,
Как будто жизнь впереди.
А ты возьми, возьми сберкассу,
Как Лондонский банк.
И завали президента.
Ukrainian fuck».
Александр Чернецкий — «Лопань-река»
В представительстве «Аэрофлота» симпатичные люди порадовать нас ничем не могут.
— Знаем о ваших бедах, парни. Мы уже раза четыре обходили все грузовые склады в аэропорту «Таншоннят». Нет там ваших ящиков.
— А где они, по вашему разумению, могут быть?
— Где угодно. В Шереметьево. В Бомбее, Калькутте… Хотя всё это мало вероятно…
— Но они же не испарились?
— Нет, просто могли улететь в другую сторону земли.
Нас угощают сводящим зубы от холода «Боржоми» в экспортном исполнении. Бронируют нам места на субботний рейс до Пномпеня самолётом компании «Вьетнам Эйрлайнз». Очень вежливые земляки. В то время «даньти льенсо» были не столь частыми гостями города Хошимин.
В 1989 году русские «челноки» так задолбали «Аэрофлот» в городе Хошимин, что по признанию сотрудников представительства им хотелось взять винтовки в руки… И стрелять!
Глава тринадцатая
Каталог борделя для «джи ай»
Сентябрь 1980 года. Сайгон
В лабиринте проулков между проспектом Чан Хынг Дао и улицей Нгуен Конг Чу обнаруживаю «сайгонский книжный парадиз». Уже в мой следующий приезд в Сайгон летом 1983 года эти проулки стали пустынны и безымянны. А тогда каждый из них имел своё название в зависимости от того, чем там торговали — Книжный, Стеклянный, Спортивный…
Представьте себе тупичок длиной метров в триста заставленный с обеих сторон лотками букинистов… Боже мой, чего там только не было… Французские полицейские романы в формате «ливр дю пош» (покетбуки) и роскошные с «золотым» обрезом «клубные номерные» издания романов Брэма Стокера, Ван Гулика и Конан Дойля. Альбомы импрессионистов и поразивший меня фолиант «Эротик арт», в котором кроме знаменитой серии Хокусая и китайцев, несколько откровенно сексуальных рисунков Рембрандта, а дальше Ватто, Фрагонар, Густав Климт, Лотрек, Мунк…
Главная заповедь для покупающего на Востоке не выказывать своего интереса к предмету покупки. Небрежно возвращаю альбом букинисту и начинаю рыться в коробке набитой старыми номера «Плейбоя» и «Пентхауса». В «Плейбое» кроме девиц есть несколько интересных корреспонденций о войне во Вьетнаме. Но торговаться рано… Иду дальше, там где старая литература об Индокитае. Меня интересует история Камбоджи.
— Месьё, — окликает меня букинист, у которого разглядывал «Плейбои» и «Эротик арт». — Месье, у меня есть для вас кое-что.
Он вытаскивает откуда-то обычный фотоальбом и хитро лыбится. Раскрываю этот альбом. Он заполнен фотографиями голых европейских женщин, весьма далёких от стандартов Мэрилин Монро. Фотографии черно-белые, типовые, сделанные с одной точки и в одном фотоателье…
— Месьё, — продолжает лыбиться вьетнамец — это уникальная вещь. Каталог борделя для «джи ай». Только для белых. Исторический артефакт.
Ну, ты и жук, думаю я, возвращая этому средних лет сайгонскому торговцу его «артефакт». Какие слова знаешь.
— Вы профессор? — спрашиваю на мгновение смутившегося книжника. — Доктор искусствознания? Историк? А может быть вы писатель?
Он смеётся.
— Нет, месьё, я просто букинист.
Хорошо, думаю я, ты «просто букинист» в многомиллионном городе. А может быть, ты служил в полиции господина Тхиеу или в его охранке. Откуда у тебя каталог армейского борделя союзников?
А, впрочем, какое мне дело до этого парня. Я хочу купить у него альбом «Эротик арт» и несколько номеров «Плейбоя» со статьями о вьетнамской войне, но не сразу. Пока нужно прогуляться. Нужно лишить его надежды на покупку, заставить поволноваться.
Напротив торгуют энциклопедией «Британика». Три десятка томов в целлофановых упаковках. — Сколько? — спрашиваю я, — поскольку меня совсем не интересует «Британика».
— Триста долларов, месьё, — отвечает симпатичный старичок. — За тридцать томов. Это абсолютно новые книги.
Улыбаюсь ему самой обаятельной из своих улыбок.
— Только триста пиастров, месьё.
По «сайгонскому» курсу это чуть меньше десяти долларов. Мой «просто букинист» превратился в сплошные уши.
