Да и ваш покорный слуга пил водку чаще в силу необходимости, чтобы не загнуться от диареи. Но суть не в этом. Не стану я оправдываться относительно того — пил, не пил…
«Я позвоню по телефону, ты мне скажешь „ОК“.
Я подсчитаю всю наличность, я займу у друзей.
О, я — hoochie coochie, о, я — hoochie coochie man,
Перекати мое тело, мама: я обезвожен совсем».
В Пномпене мы спасались работой. После аккредитации не прошло и семи недель, как Павел обескуражено заявил, что киноплёнки хватит еще на три-четыре сюжета, если снимать не один к трём, а один к полтора. А это означало, что практически каждый кадр должен был стать единственным.
Мы привезли два яуффа (металлические короба цилиндрической формы) в которых лежали круглые коробки с драгоценным (купленном на валюту) французским «Кодаком». Что-то около трёх тысяч метров плёнки. Остальная плёнка (примерно тысяч пять метров) должна была прийти в двух ящиках грузовым рейсом в Хошимин. Но вот уже прошло почти два месяца, а о грузе ни слуха…
Я «бомбил» докладными записками начальников из Гостелерадио, засыпал «слёзными письмами» ханойских коллег. Но груз пропал… Представители «Аэрофлота» в Ханое ничего о его судьбе сказать не могли. А руководство Гостелерадио СССР, похоже, о нас благополучно забыло. Этому обстоятельству только бы радоваться! Это так замечательно, когда начальство забывает о твоём существовании. Значит всё «ОК»!
Почти два месяца мы с Павлом жили в этом блаженном забвении.
«И наплевать, что я небрит, и что в грязи мой левый шуз —
Сегодня мы напьёмся в совершеннейший блюз!
О, не будь я hoochie coochie, не будь я hoochie coochie man!
Перекати моё поле, мама, перекати мою душу, мама,
Пока я не вышел совсем».
Сергей Чиграков — «Hoochie Coochie Man»
Глава вторая
А тут ещё одна дрянная новость…
Мы регулярно посылали отснятые нами телесюжеты, их регулярно показывали в программе «Время» и воскресных выпусках «Международной панорамы». Начальство было сыто, а что до овец, то разного рода клеркам, занимавшимся вопросами снабжения зарубежных корпунктов, похоже, наши проблемы были до лампочки. Пномпень — это так далеко. И связи никакой, кроме тех записок, которые я через корсеть отправлял на имя высокого начальства.
А тут ещё одна дрянная новость…
«Руку жали, провожали
Врали срали распевали
Убийственную песенку матёрую которую
Ушами не услышать
Мозгами не понять».
Егор Летов «О святости, мыше и камыше»
Какой-то славный мальчик из какого-то могучего «отдела снабжения зарубежных корпунктов всем и вся» отправил контейнер с мебелью, и прочими предметами быта (как-то: холодильники, стиральные машины и пр. и пр.) через морской порт Одессу в морской порт Хайфон (СРВ). То ли мальчик не удосужился заглянуть в атлас мира, то ли что ещё, но контейнер наш на морском судне, минуя кампучийский порт Кампонгсаом и вьетнамский южный порт города Хошимин (сайгонский), должен был оказаться на самом севере Вьетнама в хайфонском порту. А почему бы не отправить его в Гонконг? Но кого е…т чужое горе? Тем более мальчиков из могучего «отдела снабжения зарубежных корпунктов всем и вся». Они то свою работу сделали. Главное, есть бумажка!
«Я видел секретные карты.
я знаю, куда мы плывём.
Капитан я пришёл попрощаться
с тобой и с твоим кораблём.
Я спускался в трюм, я беседовал там
с господином Начальником Крыс —
Крысы сходят на берег в ближайшем порту
в надежде спастись.
На верхней палубе играет оркестр
И пары танцуют фокстрот,
стюард разливает огонь по бокалам
и смотрит, как плавится лёд.
Он глядит на танцоров, забывших о том,
что каждый из них умрёт.
Но никто не хочет и думать об этом,
пока „Титаник“ плывёт».
Илья Кормильцев — «Титаник»
Нашему «Титанику» под названием советский социалистический строй оставалось десять лет плавания.
Какого чёрта, эти идиоты тратили кучу рублей, которые в те времена ещё никто не называл «деревянными». Экономили валюту! Которую кейсами передавали «пламенным революционерам» на мировую революцию. Дедушки из Политбюро ЦК КПСС продолжили дело Льва Троцкого. Чего ради? Чтобы потом всё в одночасье рухнуло. Весь этот СЭВ, Варшавский пакт и, наконец, «великий и могучий Союз нерушимый»!
«Но никто не хочет и думать об этом,
пока „Титаник“ плывёт».
Мы с Павликом десант. Только вот он настоящий десантник, а я …
Моя ВУС — «офицер спецпропаганды».
Но в десанте нельзя долго принимать решение. Думать нужно быстро, иначе убьют.
Завтра летим в Ханой, — говорю я оператору. — Будем говорить с Москвой по телефону. Потом поедем в Хайфон искать контейнер. А потом отправимся в Сайгон, искать ящики с «Кодаком».
Глава третья
Мост Лонгбиен
Сентябрь 1980 года. Ханой
Дорога из аэропорта Нойбай до города была в те времена такой, что мамочка родная…
Самое узкое место старый мост Лонгбиен. Построенный в начале прошлого века французами по проекту великого Эйфеля, да, да, того самого папаши одного из главных символов Парижа. Американцы бомбили Лонгбиен нещадно. Мост старый, узкий, — весь в заплатках. Люди на велосипедах и пешие старухи с коромыслами тяжёлой поклажи передвигающиеся гусиным шажком, свойственным только вьетнамцам, велорикши, словно сошедшие с кинокадров хроники сороковых годов, раздолбанные грузовики… Стоит одному автомобилю поломаться на мосту, движение останавливается… Как надолго?
Кто знает даньти? Может на десять минут, может быть на час, может быть на три часа…
Ни Сергеев, ни Грачевский встречать нас в Нойбай не приехали. Нужно им лишний раз париться, причём в прямом смысле этого слова, возле моста Лонгбиен?
Прислали «уазик». Водитель Тханг, переводчик корпункта Динь…
Динь спрашивает, не хочу ли я обменять доллары один к десяти? По официальному курсу — за доллар дают то ли четыре, то ли шесть донгов.
Обещаю подумать над его предложением.
В Ханое не так жарко как в Пномпене, но влажность раза в два больше. Ни ветерка. Через полтора часа мы всё же преодолеваем курьёзный километр Лонгбиена.
Нас размещают в какой-то заштатной гостинице с тараканами размером с палец, вдобавок летающими, с крысами, к которыми мы уже привыкли в Пномпене, со скрипящими кроватями под москитными сетками, и потолочным вентилятором вместо кондиционера. Вьетнам — очень бедная страна, возможно, самая бедная в социалистическом лагере.
Женя Грачевский выдает нам под расписку триста донгов. Я просил тысячу.
Женя делает страшные глаза. Деньги корпункта в банке. Банк с пятницы по понедельник не работает.
Спасибо, коллеги!
Отдаю переводчику Диню стодолларовую банкноту. Получаю взамен тысячу донгов.
