Тому хотелось узнать, кем были все эти люди, которые так ценили себя, что неоднократно заказывали свои портреты, но он обуздал свое любопытство и с раздражением подумал, что сейчас мало кто интересуется своими предками.

Джил усадила своего гостя с бокалом хереса в кресло и перевела беседу со своей родословной на его семью. Ей стало известно, что Драммонд вырос в провинциальном городке Восточной Англии и его отец занимался бизнесом.

— Он сам любил рисовать, — пояснил Том. — Акварельные наброски летней природы в довольно старомодной манере, но умело пользовался цветом. Это помогло мне, когда я принимал решение стать художником.

— Несомненно.

— В художественной школе ему обещали, что мне предоставят одну из государственных стипендий, но дело было не в этом. Отец прекрасно знал, на что я способен, ведь он частенько брал меня с собой на натуру и чувствовал себя ответственным за мое будущее.

Джил заразительно рассмеялась, и ее поддержал Том. Он уже поборол свою робость и начал приходить в себя от шока, вызванного своими умозаключениями. Теперь они казались ему вздорными и смехотворными. Драммонд откинулся в кресле, потягивал херес и размышлял, почему так легко беседовать с миссис Уинтринхэм, которая была ему почти не знакома, и так сложно иметь дело с матерью своего друга Кристофера миссис Фелтон, которую он знал уже на протяжении нескольких лет.

— А чем занимается доктор Уинтринхэм? Он ведь на самом деле врач?

— Да, это так и есть. Он возглавляет отделение клинических исследований в больнице Святого Эдмунда. Организует научные исследования, непосредственно участвует в некоторых из них, читает лекции по медицине студентам и привлекает их к научной работе и обследованию пациентов. Раньше ему приходилось много консультировать вне стен госпиталя, но теперь он оставил эту работу.

— Похоже, он довольно заметная личность, — небрежно заметил Том.

— Он ведущий консультант в госпитале и, естественно, хорошо известен в своих кругах, — Джил добродушно улыбнулась гостю, и тот поймал себя на том, что улыбается ей в ответ. Он пожалел, что под рукой не оказалось карандаша и бумаги, чтобы запечатлеть ее очаровательную преданность своему мужу.

Дэвид вернулся домой в половине седьмого.

— Я так и думал, что это ты, — сказал он, входя в гостиную.

— Из-за пальто? — поинтересовался Том.

— Конечно же, нет. Тысячи других похожи на него.

— И часто они появляются здесь?

— Да. А почему бы и нет? Половина моих студентов носит почти такие же. У меня самого есть одно. Нет, все дело в упавшем на пол блокноте для зарисовок. Может быть, ты принесешь его, и мы еще раз посмотрим рисунки?

Несмотря на смутное чувство обиды, Драммонд принес его из прихожей и передал Дэвиду. Том терпеть не мог покровительственного тона, но вынужден был признать, что к Уинтринхэмам это не относится. К тому же он нуждался в деньгах гораздо сильнее, чем можно было подумать.

Дэвид начал листать страницы блокнота.

— Я не смог сегодня повидаться с Симингтон-Коулом, — заметил он. — Он уехал на конференцию или что-то в этом роде. Мне удалось поговорить по телефону с его женой, и это ее заинтересовало. Я бы хотел показать ему твою работу. Ты не возражаешь?

Вместо ответа Том забрал у него блокнот и вырвал страницу.

— Вот, пожалуйста, — сказал он наконец. — Продайте, если это представляет для него интерес. Но я не предлагаю комиссионных за эту услугу.

Юноша произнес это нарочито грубо, но Дэвид, похоже, не обратил на это внимания и был занят разглядыванием рисунков.

— А где же Берк? — поинтересовался он. — Ведь, если я не ошибаюсь, здесь был его набросок?

У Тома изменилось выражение лица. Смесь детской обиды с подозрительностью исчезла и уступила место смущению. Неожиданно он стал выглядеть гораздо старше.

— Я порвал его, — медленно произнес молодой человек.

— Ты его порвал! — Это восклицание вырвалось у Джил, и Том повернулся к ней, но промолчал.

— Я ни на минуту этому не поверю, — заметила она. — Зачем тебе это понадобилось?

Драммонд отвернулся и протянул руку к Дэвиду.

— Верните мне блокнот, — его голос задрожал от ярости или страха, а скорее всего, в нем было и то, и другое. — Я пришел сюда не для того, чтобы слушать нравоучения. Мне пора.

Дэвид, не выпуская блокнота из рук, отодвинулся от него.

— Не надо делать глупостей, — спокойно заметил он. — Наполни свой бокал. Что это было… херес или джин?

Том беспомощно бросал на них взгляды. Он был рассержен, но у него хватило здравого смысла признать, что на их отношения эта вспышка никак не повлияла. Спокойная доброжелательность этой пары и невозмутимый характер злили и в то же время обезоруживали его. Юноша нерешительно принял из рук Дэвида бокал.

— Я не знаю ни сколько тебе лет, — осторожно начал Уинтринхэм, — ни как долго ты этим занимаешься. Для меня имеют значение только твои рисунки, несомненно талантливые. Если ты собираешься зарабатывать себе этим на жизнь, тебе следует относиться к своей работе профессионально. Или ты так не считаешь?

— Я не понимаю, почему мне необходимо выслушивать нотации.

— Вовсе нет, — усмехнулся Дэвид, и Том против своей воли улыбнулся ему в ответ.

— А теперь, — сказал Уинтринхэм, — если это не вызовет очередной вспышки ярости, я хотел бы узнать, чем Освальд Берк заслужил такое к себе отношение?

Юноша снова насупился и замолчал, но после затянувшейся паузы тихо спросил:

— Вам приходилось читать его работы?

— Я прочитала несколько его статей, — заметила Джил.

— Сплошная реклама абстрактной ерунды, — слова срывались с его губ. — Если тебе придет в голову забрызгать краской холст и выразить свое гнилое подсознание в какой-нибудь грубой, но, конечно же, символической форме, это будет называться произведением искусства. Картиной, черт побери!

— Это не совсем так, — сказала Джил, — но какое это имеет отношение к тебе? У тебя несомненный талант к рисованию, и это дает определенные преимущества. Ничего плохого не будет, если твое творчество будет реалистично. Так и должно быть. Вот в чем дело. Или я не права?

— Согласен.

— Почему нужно охаивать его статьи? Он просто пытается объяснить новаторские работы, которыми люди пытаются выразить себя другими способами.

— Кому какое дело до чьего-либо самоутверждения. — Дэвид снова рассмеялся. — Боюсь, что этих людей меньшинство.

— Но это ничего не значит. Дело в том, что у тебя есть талант, а не смутное желание стать художником. Его можно использовать в любой области: в рекламе, плакате, афишах, да мало ли в чем еще…

— Именно таким видит мое будущее отец, — с горечью прервал его Том.

— Ну и что? Тебе надо продолжать учиться и самому найти свой путь. Для этого надо знать и понимать, что делают и думают другие. Берк является наиболее ярким представителем их идей. Так о чем стоит беспокоиться? Зачем ненавидеть его за это с такой яростью?

Том повернулся и посмотрел на Джил. Казалось, он пытался оценить, сможет ли она быть более восприимчивой к его словам, чем Дэвид. Как ей показалось, он был довольно лукавым, если не сказать отталкивающим.

— Вы помните моего друга, с которым я вчера был на выставке?

— Это молодой человек с бородкой или то, что постарше?

— В общем-то, оба. Но молодой человек с бородкой — это Кристофер Фелтон. Мы с ним на пару снимаем студию.

— А другой? — поинтересовался Уинтринхэм.

— Хью Лэмптон. Психиатр. Крис от него без ума и считает, что тот поможет ему творить в искусстве чудеса. А на мой взгляд, дело кончится сумасшедшим домом. За всем этим стоит Берк.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Любой ценой Крис хочет добиться успеха в этом направлении, но нельзя сказать, что он преуспел в этом. Тогда ему пришло в голову обратиться к Лэмптону. Ему хотелось выяснить, почему его подсознание мешает ему творить. Вы только подумайте!

— Уверенность в себе — не самая сильная черта его характера.