— Не думаю, что он придет.

— Вчера это было не так. Ставлю шиллинг, что он появится у нас уже сегодня вечером.

— Договорились.

Дэвид поцеловал жену, спустился по ступенькам и направился к конюшне, где он держал свою машину, а Джил вернулась в дом. Ей хотелось бы иметь побольше уверенности в том, что она сможет выиграть пари у мужа. Ему бы это пошло только на пользу, а молодой человек был очень рассержен, когда они вчера расставались в холле галереи. Правда, именно тогда она была уверена, что еще увидит его в следующий раз. В глубине души она не изменила своего мнения. Вероятно, Дэвид догадывался об этом, и как это было похоже на него, хотел поймать ее на неискренности.

Утро прошло спокойно. Джил посчастливилось сохранить у себя служанку еще с тех счастливых довоенных лет, полных домашнего уюта и комфорта. С ними осталась няня, ухаживавшая за ее детьми. Она была ей опорой и поддержкой в трудные военные годы и так и осталась верна им, хотя обещанная служанка так и не появилась. Дети выросли и разъехались по учебным заведениям, даже маленький Пит уже заканчивал подготовительную школу. Няня официально уже отошла от дел, но все еще активно помогала ей по хозяйству и опекала приходящую по утрам служанку. Каникулы проходили более оживленно. Сюзанна, работавшая в Кембридже над диссертацией по истории, оказывала положительное влияние на младшего брата и сестру, и ей удавалось предотвратить в доме полный хаос, а старший сын Николас, студент медицинского института, разумно избегал появляться в госпитале своего отца и жил в общежитии больницы Южного Лондона.

Доктор Ферлоу, о котором Дэвид предупреждал перед своим уходом, наконец позвонил и был переадресован в госпиталь Святого Эдмунда. После этого Джил отправилась за покупками и к обеду уже вернулась домой. Няня сказала ей, что в ее отсутствие больше никто не звонил, и она почти почувствовала себя победительницей. После полудня она направилась поработать в саду, который представлял собой узкую, но довольно длинную полоску позади дома. Во время войны половину его они заняли под выращивание овощей, но этот патриотический порыв оказался довольно неблагодарным занятием, и при первой же возможности кусты роз снова заняли свое место, появился газон, а в дальней части сада появились цветущие кустарники, которые почти не требовали ухода.

В половине пятого с раскрасневшимся от холодного мартовского ветра лицом Джил вернулась домой выпить чаю. Несмотря на одетые перчатки, после обрезки кустов роз ее руки были исцарапаны, но проделанная работа принесла ей удовлетворение.

Точно в шесть часов в дверь позвонил Том Драммонд. Няня пошла открывать, и когда Джил услышала в прихожей знакомый голос, то поняла, что пари она проиграла. Чувство мести не позволило ей встретить гостя. Хотя бы из вежливости он мог позвонить и договориться о встрече. Приглашение было очень неопределенным, и точная дата визита не упоминалась. Ну хорошо, она встретит его с холодной учтивостью, и это послужит ему хорошим уроком.

Няня разыграла все просто великолепно. Как она впоследствии призналась своей хозяйке, ей показалось, что с молодого человека надо было немного сбить спесь. Дав понять, что необходимо предварять свои визиты телефонным звонком, она поинтересовалась, как его зовут, открыла дверь гостиной и как заправская горничная церемонно объявила:

— Мистер Драммонд, мадам.

Входная дверь за ним тихо закрылась, Том шагнул вперед и оказался в очень непривычной для себя обстановке. По дороге от станции Белсайз Парк его окружали строения, типичные для нового Лондона: аккуратные, удручающе однообразные магазины, многоквартирные здания, выросшие на месте уничтоженных бомбежками или появившиеся в результате послевоенных перепланировок, между ними попадались чрезмерно выделявшиеся своим видом дома с излишествами архитектуры конца прошлого столетия. Но после того как он свернул на их улицу, оказался совсем в другом мире и другом столетии: изящные пропорции и широкие окна как бы скрывали за собой свободную, вольготную жизнь. Первое впечатление от увиденного было приятным, но вскоре оно сменилось яростью. Дома были небольшими, и в них не было ничего показного или кричащего. Фактически большинство из них были не больше окраинных домишек, в которых прошло его детство, но они в основном содержались в идеальном состоянии. Пара из них пребывала в довольно обшарпанном виде: штукатурка местами осыпалась, а краска выцвела и потрескалась, но это только подчеркивало красоту и ухоженность остальных.

Уже не в первый раз за этот день им овладела ярость, но она только скрывала страх, гнездившийся в глубине его сознания. Том со злостью подумал о деньгах. Они позволяют тебе делать все, что захочешь. Сам факт, что эти дома не выставляли это напоказ, уже заслуживал осуждения, ведь их вид подчеркивал, что состоятельность их владельцев считалась само собой разумеющимся делом. Он еще мог понять, как какой-либо баловень судьбы или удачливый бизнесмен мог себе позволить выставить напоказ свою состоятельность, но здесь ему противостояло узаконенное богатство. Именно такую несправедливость и должно разрушить современное общество.

К тому времени, когда Том оказался на пороге дома Уинтринхэмов, он довел себя до точки кипения. Эти люди не могли быть никем, как только плутократами самого худшего толка. Внутреннее убранство их дома должно утопать в роскоши, которую они так тщательно скрывают. Сейчас он почти наверняка окажется в распоряжении дворецкого. Ну и что? Посмотрим, как будут развиваться события.

Когда одетая в простое серое шерстяное платье и черный джемпер няня открыла ему дверь, у Тома промелькнула шальная мысль о том, что перед ним стоит хозяйка меблированных комнат. Он понял, что оказался во власти своего раскаленного воображения и осознал глупость и ребячество своих предположений. Это не охладило его пыл и не убавило агрессивности, которая так не понравилась пожилой женщине. Когда Драммонд вошел в гостиную, его замешательство только усилилось. В окружающей обстановке не было ничего такого, на что он мог бы обрушить свой гнев.

Перед ним была уютная комната с окнами на противоположной стене и камином неподалеку от входной двери. Ее освещали две настольные лампы, и приглушенный свет мягко отражался от хорошо отполированной мебели. Блики от огня в камине играли на стоявших перед ним креслах. У окна на круглом столике стояла большая белая ваза с нарциссами, а камин украшали фиалки и первоцвет.

Джил Уинтринхэм подошла к двери и поприветствовала гостя. Он выглядел еще моложе, чем показался ей в галерее, и явно был обескуражен. Очевидно, няня привела его в состояние легкого шока.

— Как хорошо, что ты выбрал время навестить нас! — сказала Джил. — Не лучше ли все-таки снять пальто? Мой муж еще не вернулся, но он должен появиться с минуты на минуту.

Том начал снимать пальто, и Джил заметила, что для сегодняшнего визита он потрудился надеть костюм.

— Повесь его в прихожей, — посоветовала она, снова открывая дверь. — Я пока приготовлю что-нибудь выпить. Что ты предпочитаешь? Херес или джин?

Джил удалилась раньше, чем он нашелся, что ответить, и ему оставалось только прислушиваться к ее удаляющимся шагам в прихожей. Том последовал за ней и пристроил пальто на стуле, потом вернулся в гостиную и занялся рассматриванием развешенных по обеим сторонам камина четырех миниатюр, которые изображали мужчин и женщин в одеждах времен Регентства.

На пороге появилась Джил с подносом, уставленным бокалами и бутылками. Она поставила его на столик, закрыла дверь и присоединилась к разглядывающему миниатюры Тому.

— Это копии или оригинальные работы?

Джил рассмеялась.

— Это портреты моих предков и их детей.

Том покраснел от смущения.

— Мне не известны имена художников, — поспешила объяснить Джил. — Скорее всего, ничего особенного, ведь работы не подписаны.

— Это оригиналы или они были написаны с портретов?

— Об этом мне тоже ничего не известно, но я думаю, что оригиналы. Они достались мне от матери, а к ней они перешли от ее брата, который был главой семьи. Часть из них сохранилась у моего кузена, но они совсем не похожи на эти работы.