Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ехал грека

В сборнике «Жертвы Колымы»

первая фамилия в перечне жертв – греческая…

К полемичному сюжету приложу идею-фикс: ехал грека через Лету, ехал грека через Стикс.

«Карту кинем – не погибнем!» – снеговейный буридан ехал грека в храм богини прямиком на Магадан. Ковырял палеолиты перед тем как в храм войти. Тектонические плиты передвинул по пути. Православие обидел, прыснув пресным языком: «Если эллина не видел, значит, с Лениным знаком».

Есть в Египте пирамиды. У ковбоя есть лассо… Храм богини Артемиды. Хром товарища Лазо. Я к безносому брелоку приложу идею-фарс: сплошь колючку-проволоку. И скажу собакам «Фас!»

Как свербело, как нудело!… Нигилизм-алкоголизм. Отсидели, знать, за дело, Это дело – катаклизм. На суку не кукареку, на суку – ума сума. Сунул грека руку в реку – оказалась Колыма. К дыбе – льдистое монисто. Колыма не комильфо. Контрацепт котрабандиста от Алкея и Сафо.

Подстрекатели и скряги, Вещный Шут и Вечный Жид – в путь, назад – через варяги, через варвары в Аид. Сквозь отвалы золотые, где на горюшко – брюшко. Скопом канули святые сквозь игольное ушко.

Отчеканились вопросы у порога тишины. Пусть погаснут папиросы! Вы грешны. И мы грешны. Обратимся в слух и зренье, закатив ГУЛАГ на склон… Живо ль древо Со-творенья? Был ли зэком Аполлон? В чем вина, война и мера. Чья эпоха? Чей обман? Но не спросишь у Гомера, не отправишь в Сусуман.

И тогда сойдутся двое спесью волчьих, песьих орд: красноярскому конвою кутаисский Гесиод скажет так: «Покрой куколя суть Святая Простота. Вне земли – покой и воля, подле Южного Креста»…

«Еще не рожденную душу щемит…»

Еще не рожденную душу щемит
еще не зажженное пламя.
В мерцающем зернышке роща шумит,
в стенающем семени – племя.
Еще ничего не дано понимать.
Глуха Голубиная почта…
Но вот разверзается мачеха-мать,
из праха рожденная почва.
И вот простирается зло и добро.
Таежник грохочет: «Медведь я!
Пусть корни сжимают земное ядро,
а крона цепляет созвездья!
И пусть за спиной у мужчины – Семья
над сблеванной знатью и голью!»
…В неистовой Кроне немыслимый я
глаголю, глаголю, глаголю…

Небесный Промысл

Преподобному

Иосифу Волоцкому

И ты пошел на звон колоколов…
И я увидел: этот звон малинов.
В тот самый миг поверх людских голов
происходила схватка исполинов.
Раскосый облак – облак Челубей
теснил к обрыву облак Пересвета.
И белый пух летейских голубей
листал страницы Ветхого Завета.
Перечисляя, кто кого родил,
дьячок гундел похмельно и надсадно.
И странный смысл в столетьях пробудил:
бойцы, сошедшись, разошлись внезапно.
И, поклонившись разом до земли,
к иным тысячелетиям примерясь,
они, обнявшись, на закат пошли
превозмогать жидовствующих ересь.

На 20-летие нашей дружбы

В. Устинову

Когда затем
в России вспыхнул свет,
за всем за тем,
что шло,
казалось, прахом,
я отвечал
вопросом на ответ:
– Всем по заслугам?
А небесным птахам?
А Божьим дудкам?..
– Этих пощади! —
кричала роща
голосами века,
и чуткий филин,
ухавший в груди,
изобличал
в прохожем человека.
И вёл меня
сквозь снег и холода
навстречу
созидавшему таланту,
не дожидаясь времени,
когда
остудит ветер
Огненную Лампу.

«Жар мимолетного родства…»

Жар мимолетного родства
отведав из янтарной чаши,
чадящий светоч мастерства
блуждает в сумеречной чаще.
Подслеповато прогорев,
печальник, сумрак стерегущий,
не узнает родных дерев
лишь оттого… что тени гуще.

«Жили-были скирд да хуторок…»

В. Карпцу

Жили-были скирд да хуторок,
но затем состарились в горниле.
Мы с тобой ходили вглубь дорог.
А теперь в густом и липком иле
варим вар в неверии и зле
с каждым часом – смыслами короче.
Странный морок бродит по земле,
застилая выжженные очи.
Странный морок также одинок.
Жил как не жил – пыхнув, затихает.
А в пустых глазницах огонек
чуть забрезжив, тотчас затухает.

Жук

Се чекушка.
Суть четвертинка.
Откровенье
для чистых вен.
Жук-хитиновая скотинка,
как ты,
право,
поползновен!
Я доверье тебе внушаю,
Верещагину-щипачу.
Я лежу,
тебе не мешаю,
небо веточкой щекочу.
Кыш, одышный,
сойдешь на клейстер!
Дай мне слышать
поверх оград
как вершины
колышет ветер,
Вертер,
вешатель,
ретроград…

м. с.

Три сына – трясина.
Три дочери – троеточие.
А ты – босяк, ни так ни сяк,
глотка волчья России,
троеточие трясины…
14
{"b":"535263","o":1}