Примерно так рассуждал Жюльен де Клене, узнав об исчезновении письма, расстроившем поначалу Жака Арно.
Покинув под шум дождя приозерную деревню, где им было оказано сердечное, радушное гостеприимство, путешественники, так и не дождавшись изменения погоды в лучшую сторону, добрались наконец до Барбакоаса. Этот маленький с пятью тысячами жителей городок может стать впоследствии важным, процветающим населенным пунктом. Этому, в частности, будет содействовать его выгодное расположение у места слияния рек Телемби и Гуги, благодаря чему он непосредственно связан с маленьким портом на острове Тумако, куда раз в месяц заходят суда, обслуживающие грузо-пассажирскую линию Кальяо — Панама. Кроме того, хотя это селение приподнято над уровнем моря всего на двадцать два метра, климат здесь очень здоров. И наконец, проходящий через Барбакоас тракт, ведущий в Тукеррес, придает ему статус торгового центра.
Полковник Батлер и достойный его сообщник капитан Боб, прибыв в Барбакоас на два дня раньше наших друзей, отправились отсюда к колумбийско-эквадорской границе. Уже это одно заставило бы отважных французов покинуть прибрежную зону, чтобы ступить на ужасную, ведущую в горы дорогу, которая, пройдя через Тукеррес, спускается к Кито, не говоря уже о том, что данное направление совпадало в целом с намеченным ими маршрутом сухопутного путешествия в Жаккари-Мирим.
Жюльен, этот заядлый землепроходец, уже знал по собственному опыту о тех неслыханных трудностях, с которыми сталкивается путник в этом районе Кордильер, и поэтому прежде всего нанял четырех здоровенных носильщиков-индейцев, отличавшихся безбородыми лицами с мягкими, правильными чертами и стальными мускулами. Туземцы, занимающиеся подобной работой, переносят груз в тех местах, где вьючные животные пройти не могут. Двое краснокожих должны были тащить багаж, включая провизию, и столько же — везти на себе самих путешественников.
Жак сначала воспротивился мысли ехать верхом на себе подобном, заявив при этом, что он не уступит в ходьбе индейцам: если моряк из него никудышный, то он с полным правом может гордиться собой как непревзойденным альпинистом. Жюльен молча улыбнулся в предвидении некоторых обстоятельств, которые в ближайшее же время вынудят его высокомерного друга пересмотреть свою точку зрения.
Первые тридцать километров, отделявшие Барбакоас от маленького местечка Пилькуан, были преодолены более или менее спокойно. Но вскоре дорога пошла резко на подъем, что стало серьезно сказываться на лодыжках любителя альпинизма. Переправившись через несколько небольших ущелий, чье дно усеивали острые камни, загромождали стволы деревьев или перерезали водные потоки, таившие в себе смертельно опасные пучины, Жак понял наконец, сколь нелепым было его стремление следовать, даже налегке, за этими ни с кем не сравнимыми горцами. Удрученный данным фактом, он попросил одного из носильщиков на ломаном испанском взгромоздить его к себе на спину. Индеец, который молча шел все это время, не понимая, почему белый человек, заплатив за то, чтобы его несли, вышагивает вдруг пешком, остановился и, поставив на землю сиденье, предложил путешественнику устроиться на нем. Сооружение сие представляло собой крепко сбитый деревянный стул с довольно высокой спинкой и планкой для ног. Вместо веревок, используемых парижским лоточником, здесь это своеобразное кресло было схвачено с двух сторон широкими и прочными ремнями, один из которых упирался в лоб носильщику.
Только тут Жак понял, что именно из-за невероятно огромного физического напряжения, требующегося постоянно от людей, взбирающихся с тяжелейшей ношей на головокружительные кручи или спускающихся с них, идущих по краю пропастей, по остроугольным уступам и кажущимся непроходимыми тропам между округлыми скалами, мышцы у носильщиков приняли столь невероятные размеры, деформировавшие их шеи. И хотя перед ним маячил Жюльен, уже взгромоздившийся на спину «своего» индейца, он еще некоторое время колебался, прежде чем усесться на это оригинальное устройство в общем-то не очень внушающего доверия вида.
— Давай же! — поторопил его Жюльен. — Решай наконец: или последуй моему примеру, или по-прежнему иди пешком.
— А эти краснокожие очень надежны?
— Да, и в моральном, и в физическом плане. Они не знают, что такое головокружение или упадок сил, и к тому же у них исключительно развито чувство долга. Мы ведь не первые путешественники, кто обратился к ним за помощью. Правда, один из европейцев, вместо того чтобы преисполниться к ним благодарности, вздумал над ними поиздеваться, но был наказан.
— И кто же он, этот, видимо, проклятый Богом и людьми человек, проявивший подобную безнравственность?
— Некий испанский офицер. Пересекая Киндио, он беспрестанно ругал своего носильщика за то, что тот, мол, слишком медленно идет, хотя индеец и так выбивался из сил. Чтобы заставить несчастного краснокожего двигаться еще быстрее, наглый европеец больно стиснул ногами его с боков. Индеец, не говоря ни слова, дождался, пока тропа не подошла к краю пропасти, и тогда, опершись на свой железный посох и резко нагнувшись, сбросил обидчика в ущелье. Все носильщики Киндио знают эту историю, и три года назад один из них во время моего первого путешествия по Колумбии показал мне то место, где нашел свою гибель заносчивый испанец.
— Нетрудно представить себе, какой кульбит проделал он, пока летел вниз, — произнес Жак, покорно садясь на стул. — Но с нами такого не случится: мне и в голову не придет подгонять моего дядьку — я уж лучше предложу ему неплохие чаевые, когда нас доставят по назначению.
— Насчет чаевых не беспокойся: я уже пообещал их в самом начале, сказав, что их самоотверженность будет оценена по достоинству.
Первые минуты были необычайно тяжелы для Жака Арно. Хотя он и не слишком нервничал, но приспособиться к ритму движения носильщика никак не мог. Инстинктивно пытаясь как бы вдавиться в сиденье, бывший супрефект раскачивался взад-вперед, то и дело испытывая сильные толчки. Так и сидел он в скованной позе, словно изваянная из камня скульптура. А дождь между тем все лил и лил, теплый и монотонный.
Вскоре Жак стал ощущать подташнивание и тяжесть в висках, какую испытывают люди, у которых вот-вот начнется морская болезнь.
Морская болезнь! Сама мысль об этом недуге привела Жака в ярость. Он готов был на собственном опыте познать все преимущества и неудобства избранного ими способа передвижения, но стать жертвой вышеупомянутой хвори не соглашался ни за что.
Жак сопротивлялся обрушившейся на него напасти — внутренне, конечно, так как он боялся даже шевельнуться, чтобы не нарушить устойчивость носильщика. И одержал победу! Головокружение и тошнота исчезли, напряжение, заставлявшее путешественника скрючиваться, спало, и он смог спокойно созерцать открывавшийся перед ним пейзаж.
Это передвижение на спинах людей продолжалось много дней, в течение коих отважные и стойкие носильщики не выказывали внешне ни малейших признаков усталости. Наконец маленький отряд, идя под не прекращавшимся ни на миг дождем, достиг Сан-Пабло, приозерной деревни с единственной улицей, покрытой липкой, черноватой грязью, принесенной водой с соседних гор, и представлявшей собой зловонную клоаку[524]. В этом населенном пункте, расположенном на высоте примерно тысячи трехсот метров над уровнем моря, путешественникам предстояло пересесть со спин себе подобных на мулов. Носильщики, щедро вознагражденные за их невероятно тяжелый труд, от всей души поблагодарили чужеземцев и отправились в обратный путь. Ну а наши друзья вверили свои судьбы совершенно истощенным, одряхлевшим с виду животным, которые, однако, проявили себя в дороге существами значительно более выносливыми, чем можно было предположить, глядя на них.
До Тукерреса французов сопровождал только проводник. Дорога, трудная, мало хоженная, была столь же безопасна, как и наши магистрали. Единственное, что могло угрожать им в пути, — это встреча с полковником Батлером, капитаном Бобом и матросами со шхуны, ступившими на ту же тропу, где легко можно было сломать себе шею, двумя днями раньше. Проводник, упомянув об их необычно большой для здешних краев численности, не преминул заметить:
