Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Народ мой, что творится в мире странном?..»

Народ мой, что творится в мире странном?
Где твой бойцовский дух? Мне не понять.
Ведь наш Гуниб остался там стоять,
Где и стоял – на землях Дагестана.
А нынче на тебя смотреть мне странно.
Ты, кто державы заставлял стонать,
Где мощь твоя? Где полководцев рать?
Где девушки с неповторимым станом?
Ахульго, тайну тишины открой:
Угас ли в наших очагах огонь,
Да и душа осталась ли свободной?
Аллах Великий, береги народ мой,
Он – Дагестана и седло, и конь,
Он – Дагестана сабля и покой.

Двадцатый век

Прости меня, двадцатый век,
Прости меня, прости!
Хотел я, глупый человек,
Свободу обрести.
Прости меня, двадцатый век,
Что душу осквернил.
Я, человек, творивший грех,
Тебя в грехах винил.
Прости меня, двадцатый век,
Я был наивный человек.
Считал тебя бедой.
Но двадцать первый, новый век
Упал на голову, как снег.
И я стою седой.

«Я сохраняю в сердце имена…»

Я сохраняю в сердце имена
те, что в горах народы почитали,
которым люди в песнях крылья дали.
…Но новые настали времена
и проросли чумные семена.
Сам сатана сегодня не чета им:
одна забота – капитал считают,
а в душах – ни таланта, ни ума!
Они порочат имя Шамиля.
Из муравья не сделаешь коня,
да и орла не сотворишь из мухи,
хотя ходить имеют право слухи.
Но ты, мой разум, глупости не верь
и перед ней прикрой плотнее дверь.

«Столичной одиозною зимой…»

Столичной одиозною зимой,
Красивый, молодой, хмельной, отважный,
Спел без запинки песнь любви однажды
В пылу страстей я женщине одной.
С годами стала голова седой,
Я начал избегать компаний бражных,
И ту же песню, только с новой жаждой,
В краю родном спел женщине другой.
Окликнет память – слышу звонкий смех…
В моих горах идет московский снег,
Минувшее с ухмылкой рожи корчит.
И сквозь метель отпорошивших лет
Опять встречаю сыновей рассвет
У очага своей бессонной ночи.

Беседа

– Голова твоя седа,
Как небесная звезда.
Ты откуда и куда,
Магомед Ахмедов?
– Из аула Гонода,
Где хрустальная вода
И гористая гряда,
Магомед Ахмедов.
– Где, скажи, ты пропадал?
Что на свете повидал?
Что хорошим людям дал,
Магомед Ахмедов?
– По земле родной блуждал,
Песни пел, любил, страдал,
Честь и совесть не продал
Магомед Ахмедов.
– Что на свете ты любил?
Для кого опорой был?
Край родной не позабыл,
Магомед Ахмедов?
– Видел море-океан,
Видел много разных стран.
Но любил лишь Дагестан
Магомед Ахмедов.

Здравствуй, дом мой!

Я вернулся к тебе, аул

Я вернулся к тебе, аул.
Здравствуй, дом мой! А ты прощай,
Грех мой прежний. И ты, Расул,
Ничего мне не обещай.
Я пришел из чужих времен,
Сединою мой дух оброс.
Но я помню, как был пленен
Водопадом женских волос.
Небо ходит меня внутри,
Звезды вновь зазывают в рай.
Ничего мне не говори,
Мой родимый и скорбный край.
Я вернулся. К семье. К судьбе.
Пусть усталый, немолодой.
Но я жил. И любовь к тебе
Мне светила в ночи звездой.
Ветер века дул в паруса
Бестолковых моих стихов.
Но высокие небеса
Охраняли от пустяков.
Небо ходит внутри меня.
Я вернулся – слезу утри.
Пусть пройдет хотя бы три дня,
А потом уж заговори.
Мне напомни, как я грустил,
И внуши мне великий стыд.
Лишь бы дом мой меня простил…
А Аллах – он всегда простит.

Раненый журавль

Каждую осень я слышал зов журавлиный –
Журавли улетали клином в заморские дали.
Поднимаясь в горы дорогой крутой и длинной,
Я плакал, когда они родину покидали.
Надо мною сияло Всевышнего мудрое око,
Внизу расстилалась желтым ковром долина.
Но без печальной стаи я чувствовал себя одиноко,
Словно раненый журавль, отставший от клина.
И всё же сила, данная мне землей родною,
От скорбей и обид меня берегла вначале.
И журавли, пролетая, прощались со мною,
А я прощался с ними, глотнув печали.
Наверное, в теплых странах я был бы лишним,
В горах мне теплее – кривить душою не стану.
Поэтому дни, дарованные мне Всевышним,
Я подарил моему Дагестану.
Я седину свою, словно судьбу, приемлю,
Мне по плечу обиды и беды любые.
Журавли, журавли, не хвалите чужую землю,
Вы же, родные мои, не совсем слепые.
Вы пролетали сквозь сердце каждого человека,
Вы летели через стихи всех поэтов – и что же?
Я, раненый журавль ушедшего века,
Плачу над веком новым. Поплачьте тоже.
16
{"b":"429327","o":1}