— Разве в Пуату нет церковных служек? — голос брата Джаннино отдавал раздражением. В церкви было холодно; к тому же он досадовал, что кто-то прервал его молитвы.
— Прости, брат, я пришел издалека, и мои мозги поизносились так же, как и мои ноги, от долгого путешествия и голода.
Последнее заявление разжалобило бы любого священника. Это Пьер знал по опыту и надеялся на некоторую симпатию.
— Пойдем со мной, раз так, хотя я сомневаюсь, что встреча с нашим падре наполнит твой желудок. Он заставил бы и Святого Джеронимо замаливать грехи, если бы нашел его голодающим в пустыне.
Пьер подавил усмешку.
Отец Бенито походил на человека, повинующегося своим собственным заповедям: он был таким худым, что его глаза, казалось, смотрели из желтого черепа. Но если Пьер рассудил правильно, то капеллан должен был помочь ему. Он был исповедником адмирала, да и Пьера тоже. Кроме того, он был из тех людей, которые твердо знали, где ложь, а где правда. Пьер имел основание надеяться, что капеллан оценит честность Шабо.
— Подожди здесь, — сказал брат Джаннино и вошел в кабинет падре.
— В чем дело? — услышал Пьер резкий голос. — Я не знаю никакого падре Удо в Пуату!
— Но и я не знаю, падре… — пробормотал брат Джианино.
Пьер открыл дверь, быстро прошел мимо брата Джаннино и предстал перед взором падре Бенито.
— Падре Удо выражает вам свое почтение и любовь, — сказал Пьер. Он поднял руку, чтобы перекреститься, и прижал палец к губам.
На лице падре появилось удивление, но оно быстро улетучилось, когда священник подмигнул ему.
— Падре Удо… — уступил он. — Он же не в Пуату. Он из Гренобля.
— Он в Пуату уже два года, — ответил Пьер.
— Только подумайте, он даже не написал мне. Ты можешь идти, брат Джаннино.
Когда дверь закрылась, падре встал.
— Что все это значит, юноша?
Пьер заколебался. Встреча была малообещающей. Он по-прежнему испытывал антипатию к церковной власти, его дух бунтовал против всего, что он считал необоснованным или догматическим в религии. «Плохой католик!»— называл его отец Бенито при очередном проявлении упрямства Пьера. Но теперь Пьер пришел в качестве просителя.
— Отец мой, я больше ни к кому не мог обратиться…
— Я разочарован, монсеньер, ибо когда я увидел рясу, то подумал, что ваше сердце вернулось к нам.
— У меня не было иного способа сделать то, что я должен сделать, — оправдывался Пьер.
— Что же вы должны сделать?
— Я пришел от имени моего дяди, адмирала. Я знаю, что вы были его другом. Он дал мне поручение, и если я его выполню, то с дяди будут сняты все обвинения.
Пьер замолчал, чтобы глотнуть воздуха. Ему было трудно не только потому, что его сверлили глаза отца Бенито, но и потому, что он просил так много, а говорил так мало.
— Что вы хотите от меня?
— Мне нужно проникнуть в его кабинет в Кастелло…
Отец Бенито ждал, что Пьер закончит.
— И вам больше нечего сказать? Вы пришли только просить мою беспомощную персону подвергнуться опасности?
— Я не могу, — извиняющимся тоном сказал Пьер. — Если я скажу что-нибудь еще, то выдам остальных. Я не был послан к вам. Я пришел своей волей, потому что уверен, что вы с нами, несмотря на вашу строгость.
— Монсеньер граф… — выражение лица отца Бенито стало сардоническим. («Я должен был помнить, — подумал Пьер, — что даже если он и восхищается адмиралом, то презирает меня как отступника». ) — … Я думаю, что вы правильно сделали, когда выбрали армию. Из вас получился бы очень плохой священник.
«Они все говорят о том, что я сам прекрасно знаю», — раздраженно подумал Пьер. Мадам д'Этамп заявляла, что из него не получился бы придворный. Отец Бенито говорит, что из Пьера не получится священник.
— Вы правы, монсеньер, я верю в невиновность вашего дяди. Я также верю вам и согласен рискнуть ради этой веры.
Удивление Пьера вызвало улыбку на лице отца Бенито.
— У вас чистое сердце, — сказал священник, — и вы не способны на дьявольские поступки.
— Спасибо, отец мой, — выпалил Пьер. — Я не смел мечтать…
— Вы заблудшая душа, которой нужно снисхождение, — добавил отец Бенито.
— Значит, вы поможете мне?
— Я должен помочь вам провести в одиночестве пять минут в кабинете вашего дяди? Я правильно понял?
— Это все, что мне нужно.
— Все, но это не так просто, — отец Бенито потер подбородок. — Теперь это кабинет монсеньера де Нойля, нового губернатора, поэтому он занят до самого вечера. А вы не сможете уйти из Кастелло ночью.
— Может быть, мне удастся спуститься со стены…
Отец Бенито насмешливо посмотрел на него.
— Это чересчур отчаянные приемы. Нет, вы должны вернуться сюда и уйти вечером, как паломник, проведший здесь ночь.
— Но если я буду есть и спать вместе с другими монахами, они узнают меня.
Отец Бенито хлопнул себя ладонью по лбу.
— Конечно, узнают. Я же говорил вам, что все не так просто. Хорошо, вы должны остаться со мной, есть и спать тут. Это будет дань уважения моему другу из Пуату.
— А как насчет кабинета, отец мой?
— Графиня де Нойль больна. Я нанесу ей визит после вечерней молитвы, а вы отправитесь со мной и понесете требник. Снова дань уважения. Об этом будут болтать по всему городу, — он направился к двери. — Я должен занять брата Джаннино молитвами — во имя спасения его души, пока он не начал распускать слухи. Кто-нибудь еще знает о вашем присутствии?
Пьер подумал о стражниках у ворот.
— Думаю, что нет, отец мой, только стражники у ворот.
— Если у них не возникло подозрений, когда вы вошли, то не возникнет и когда будете уходить.
Отец Бенито вышел.
Пьер разделил с капелланом скудную трапезу и кислое вино.
— Прошу меня извинить за скромность угощения, — сказал Бенито, — но было бы подозрительным, если бы я угощал странствующего монаха иной пищей, чем та, которую я ем сам. Вы понимаете, монсеньер?
Пьер не думал о еде. Два долгих часа в кабинете отца Бенито казались ему бесконечными. Эти приготовления к ночной краже нервировали его больше, чем часы перед сражением. Он мог только кивать и отвлеченно улыбаться в ответ на вопросы священника.
Отец Бенито ушел проводить вечернюю службу, а Пьер остался ждать в мрачной келье. Он был в Турине, почти у цели. Сейчас такой далекой казалась та ночь, когда королевская фаворитка объяснила ему, что он должен сделать. И такой же далекой и нереальной казалась другая ночь, когда он ехал с Маргерит на коне, когда он лежал с ней в одной постели! И она решила, что у нее будет ребенок! Он улыбнулся. Когда все это кончится, он снова увидит ее.
В келью вошел отец Бенито.
— Пора, — сказал он, дал Пьеру требник и показал на лампаду, которую Пьер зажег от камина. — Пойдемте со мной.
Пьер надвинул капюшон на лицо и по маленькой боковой лестнице спустился в коридор. Теперь он шел первым — поскольку знал дорогу. Они продвигались по внутренней галерее с колоннами, выходившей на внутренний двор.
— Следуйте за мной, и когда будете проходить мимо двери кабинета вашего дяди, юркните в нее. Если возникнут какие-нибудь вопросы, вы можете сказать, что неожиданно захотели по нужде и искали уборную. — Пьер кивнул. — Я не буду долго отсутствовать. Ждите меня в кабинете. Я прочту молитву достаточно громко, чтобы вы услышали, когда я буду возвращаться. Тогда вы выскользнете из кабинета и опять пойдете за мной. С Богом!
— Моя жизнь в вашем распоряжении, — прошептал Пьер.
— Тогда уж в распоряжении нашего Господа, — ответил отец Бенито и медленно двинулся дальше по галерее.
Третья дверь направо… Отец Бенито прошел мимо, а Пьер умерил шаг и остановился. Он попробовал запор; дверь открылась. Широко раздвинув занавески, чтобы они не коснулись лампады, он вошел в комнату и тихо закрыл за собой дверь. Это было похоже на его первое возвращение в аббатство после долгого отсутствия. Знакомые предметы: гобелен с изображением чернокожей туземной королевы, принимаемой мудрым султаном Сулейманом, стол его дяди, его кресло, стул у камина, где так любил сидеть Пьер, обхватив колени руками и слушая рассказы адмирала о войне или из истории своего рода, о котором Пьер раньше ничего не знал.
