Он видел внутренности каких-то животных и, может быть, не только животных, засушенные птичьи лапки, пятипалые кисти рук, рыбьи кости, зеркала, неуловимо искажавшие отражения, мертвых змей, плававших в маслянистой жидкости, эфемерные изображения из черной смолы и волос, магические фигуры, выложенные из человеческих зубов и ногтей…
Он взял в руки одну из восковых фигурок, в глаза которой были воткнуты две острые рыбьи кости, и принялся внимательно рассматривать ее со всех сторон. На спине фигурки имелся какой-то оттиск, сделанный, может быть, нагретой печаткой. Приглядевшись, Люгер узнал миниатюрное изображение волчьей головы.
Догадка вспыхнула в его мозгу как молния, но после наступил еще больший мрак. Без сомнения, его окружали предметы земмурского культа Гангары, но это было настолько невероятно и чудовищно, что он поначалу счел увиденное всего лишь гигантской мистификацией. Магическая лаборатория оборотней в самом центре валидийского кладбища – это разрушало все его представления о дозволенном и возможном… Люгер ошеломленно бродил от ниши к нише, пока наконец не убедился в том, что ему придется свыкнуться с изменившейся реальностью.
Теперь ему казалось самым важным найти здесь свое собственное изображение, и он вскоре наткнулся на него в одной из дальних ниш. Это был небольшой портрет, написанный маслом на холсте. Люгер узнал себя в отрочестве; на нем был боевой костюм традиционных цветов его рода, но Слот не мог припомнить случая, чтобы он когда-либо позировал для этого портрета. Тем не менее он взирал на портрет с большим облегчением, потому что восковые фигурки внушали ему леденящий ужас.
Перед портретом лежала таинственным образом мумифицированная человеческая кисть, темная и ссохшаяся до детских размеров. Впрочем, это были только его догадки. Преодолевая отвращение, он осторожно взял кисть в свою руку, опасаясь, что она рассыпется в пыль при его прикосновении. Однако дьявольский предмет оказался прочным и даже упругим, словно живая плоть.
Люгер перевернул кисть ладонью вверх и от неожиданности чуть не выронил ее из рук. Рисунок немногочисленных линий на темно-коричневой ладони в точности повторял рисунок линий на его собственной правой руке, но самое главное – на ней тоже был зловещий знак, предвещавший Люгеру насильственную смерть в возрасте тридцати пяти лет…
Стервятник стоял, пытаясь справиться с тошнотворной волной страха, накатившей на него, и некоторое время колебался. Затем он положил кисть на место и срезал холст с подрамника. При ближайшем рассмотрении оказалось, что портрет покрыт тонкой вязью линий из смолы и пепельно-серых волос, наложенных на изображение. Несомненно, это были его собственные волосы… или волосы его отца.
Мысль об отце пришла ему в голову не случайно, но пока что-то мешало Слоту связать воедино предметы в усыпальнице Гадамеса, Сегейлу, оборотней из Серой Стаи, таинственную смерть старшего Люгера и исчезновение его тела, ночного сторожа и неведомых служителей культа Гангары, распространивших свое кошмарное влияние на многих жителей королевства.
С помощью стилета Люгер счистил с портрета волосы и смолу, свернул холст в трубку и спрятал его в кармане рубашки, надетой поверх защитного жилета.
Вопрос о том, зачем Шаркаду понадобилось заманивать Стервятника в усыпальницу, был праздным, и Слот отложил его решение до лучших дней, хотя сильно сомневался в том, что они наступят. Теперь у него было много свободного времени – до тех пор, пока его не убьют жажда, голод… или хозяева склепа. С этими невеселыми мыслями он продолжал бродить по гробнице, изредка прислушиваясь к завываниям Газеуса, которые доносились снаружи…
Сегейла, быстро осмотрев усыпальницу, обессиленно опустилась на пол возле одного из саркофагов и теперь апатично наблюдала за Люгером. Слот избегал встречаться с нею взглядом. Впрочем, изучение здешних достопримечательностей настолько захватило его, что вскоре он забыл даже о безвыходном положении, в котором находился. Он прикоснулся к весьма щекотливым тайнам – это ему подсказывал инстинкт человека, искушенного в разного рода интригах и авантюрах…
Люгер понимал, что другого такого случая у него может и не быть, поэтому старался запомнить как можно больше, одновременно проясняя для себя некоторые темные страницы истории королевства. Прежде всего он припомнил, что Галит Гадамес, именем которого Шаркад, очевидно, и называл усыпальницу, был министром при королеве Сомар, а затем – генералом ордена Святого Шуремии в Адоле. Отсюда могла тянуться первая нить, связывавшая Галита и род Люгеров.
Дело в том, что сейчас генералом ордена был Алфиос, старинный друг отца Слота, когда-то обучавший Стервятника магии и боевому искусству. Поясной портрет, на котором Алфиос был изображен в генеральской мантии, также имелся здесь – в обрамлении венка из черных и фиолетовых цветов, испускавших удушливый аромат. Увидев венок, Люгер вздрогнул, настолько мрачной показалась ему эта живая и далеко не благоухающая рама…
Внезапное превращение Алфиоса из любителя острых ощущений, авантюриста, придворного повесы, тратившего унаследованные деньги на многочисленных любовниц, редкое оружие, лошадей и содержание трех роскошных домов в Элизенваре, не считая загородного поместья, в смиренного последователя Шуремии, канонизированного церковью еще в 2696 году, удивило даже юного Люгера, а при дворе короля Хетмека произвело настоящую сенсацию, однако пути ордена, как и пути самого святого Шуремии, были неисповедимы, и Алфиос довольно скоро обзавелся генеральской мантией, несмотря на интриги своих противников в Валидии и Адоле.
Люгеру были известны как минимум две версии, по-разному объяснявшие произошедшее. В соответствии с первой из них Алфиос вынужден был бежать в западное королевство Адолу после того, как попал в весьма неприятную историю, в которой оказались замешаны несколько министров, два высокопоставленных члена Серой Стаи, сама королева Ясельда и посол Морморы Бавул.
Быстрое продвижение Алфиоса вверх по иерархической лестнице ордена объясняли его давними связями с богатейшими фамилиями Адолы и самой верхушкой ордена, однако Люгеру казалось, что этого все-таки недостаточно для того, чтобы получить генеральский сан. Слот был свидетелем нескольких тайных встреч Алфиоса с неизвестными ему людьми еще в Элизенваре и позже вынужден был признать, что знает о друге отца смехотворно мало. Да и был ли тот другом? Порой Стервятник сомневался и в этом…
Согласно второй версии, Алфиос, пресытившись жизнью, которую вел в Валидии, добровольно отправился в изгнание и был обращен в истинную веру в Фирдане, столице Адолы, странствующим проповедником по имени Хемис, оказавшимся тогдашним генералом ордена Святого Шуремии.
Чуть позже Хемис был похищен группой разорившихся ренегатов, требовавших у баснословно богатого ордена выкуп за освобождение генерала. Поговаривали о том, что Алфиос сам подстроил это похищение, и Люгер не исключал такого варианта событий.
Офицеры ордена не спешили платить за похищенного генерала, и, видимо, потом кто-то намекнул Хемису на это обстоятельство, сыгравшее немаловажную роль в дальнейшей судьбе Алфиоса. Во всяком случае, именно Алфиос спас жизнь Хемису, воспользовавшись своими связями с преступным миром Фирдана, и, кроме того, захватил похитителей.
Все они бесследно исчезли еще до прибытия генерала в тюрьму ордена, а Хемис, человек строгих правил и, наверное, немного наивный, проложил Алфиосу путь к унаследованию своего положения. Конечно, наступившая вскоре смерть Хемиса могла вызвать кое-какие сомнения у непредвзятого наблюдателя, но если бы таковой и нашелся, он счел бы смертельно опасным искать подтверждение своим подозрениям…
Люгер остановился перед крайней нишей, в которой находилась только одна восковая фигурка, заключенная в сложный многоугольник, обозначенный на камне золой. Он увидел, что у фигурки нет лица. Что-то неодолимо притягивало к ней его внимание. Потом он понял, почему так заинтересовался ею. Фигурка была раскрашена в цвета его рода…