Онъ говорилъ около часа. Когда онъ кончилъ, среди гласныхъ раздалось хлопанье. Публика послѣдовала ихъ примѣру и вся зала огласилась хлопаньемъ и криками „браво“. Кречетовъ устало опустился на стулъ; онъ былъ теперь очень красивъ: глаза горѣли увлеченіемъ, въ лицѣ не было и слѣда брюзгливости и надутости. Катерина Дмитріевна пристально и съ любовію смотрѣла на него. Она готова была броситься къ нему и крѣпко-крѣпко пожать ему руку; но Кречетовъ не видѣлъ этого, — его окружили и поздравляли гласные.

Чрезъ нѣсколько минутъ предсѣдатель зазвонилъ, гласные усѣлись на мѣста и въ залѣ опять водворилась тишина.

— Дормидонтъ Николаевичъ! кажется, вамъ угодно говорить? — обратился предсѣдатель къ одному изъ гласныхъ большинства, коренастому и съ открытымъ, симпатичнымъ лицомъ.

— Я очень благодаренъ уважаемому князю Гавріилу Васильевичу, — началъ ужасно громкимъ голосомъ Дормидонтъ Николаевичъ, — что онъ поставилъ вопросъ о нашемъ участіи въ постройкѣ дороги на выгодности для насъ этого условія, а не на чувствѣ долга, дворянскихъ обязанностяхъ и тому подобныхъ очень громкихъ фразахъ, съ которыхъ, однако, шубы не сошьешь. Я того мнѣнія, что благими намѣреніями адъ умощенъ или, какъ говорятъ французы, il y a loin du projet à l'exécution, — и только выгодность должна быть гарантіей нашего участія и успѣха въ дѣлѣ постройки: выгодность для насъ и выгодность отъ насъ для крестьянъ-рабочихъ. Безспорно, что мы не будемъ кулаками, что рабочій будетъ имѣть хорошее продовольствіе, не будетъ общипанъ и обворованъ, что онъ заработаетъ при насъ гораздо болѣе, чѣмъ отъ подрядчика-кулака, даже и при милліонной ссудѣ земству отъ оптоваго подрядчика. Согласенъ и съ тѣмъ, что если мы и не умнѣе кулаковъ, то все-таки не хуже ихъ справимся съ подряднымъ дѣломъ. Но является другой вопросъ: не приведемъ ли мы въ разореніе наше собственное хозяйство, если отдадимъ себя постройкѣ, а свое хозяйство вручимъ стороннимъ рукамъ? Я имѣю въ виду тѣхъ землевладѣльцевъ, которые сами завѣдываютъ своимъ имѣніемъ, сами хозяйничаютъ и которыхъ участіе въ постройкѣ наиболѣе важно, какъ людей знающихъ толкъ въ работѣ, умѣющихъ распорядиться, знающихъ народъ. Тѣхъ, которые сдали имѣніе въ аренду, которые свободны отъ личнаго веденія хозяйства, немного — одинъ, два и только, согласныхъ участвовать въ постройкѣ; большинство такихъ помѣщиковъ живутъ далеко отсюда, и эти господа не пріѣдутъ и не станутъ участвовать въ работѣ дороги ни при какомъ величіи ея; наличные же члены этого класса дворянъ не будутъ работать дороги, какъ потому, что держатся другихъ взглядовъ на голодъ и на крестьянство, такъ и потому, что, имѣя средства, мало приготовлены для труда. Вотъ я и спрашиваю, мнѣ и кажется, что для тѣхъ землевладѣльцевъ, участіе которыхъ наиболѣе важно и полезно и которые сами ведутъ свое хозяйство, — не грозитъ ли разореніе ихъ хозяйству, если они бросятъ личный присмотръ за хозяйствомъ на постройку желѣзной дороги, и покроютъ ли барыши отъ постройки убытки хозяйства?… Я бы желалъ слышать обстоятельный отвѣтъ, такъ какъ самъ принадлежу къ подобнымъ людямъ, боюсь участвовать въ постройкѣ изъ опасенія повредить своему хозяйству, порядокъ и благосостояніе котораго стоили мнѣ многихъ трудовъ, хлопотъ и даже жертвъ. Лишиться всего этого я бы не желалъ при самыхъ величественныхъ самопожертвованіяхъ я требованіяхъ чувства долга дворянства, перваго передоваго сословія, и тому подобныхъ красивыхъ словахъ, съ которыхъ, повторяю еще разъ, шубы не сошьешь.

Эта рѣчь коренастаго гласнаго, произнесенная чуть не громовымъ голосомъ и сопровождаемая очень выразительною жестикуляціей и очень строгими посматриваніями въ сторону тѣхъ, надъ которыми рѣчь какъ бы подтрунивала, — показалась большинству гласныхъ очень серьезной и затрогивающей очень важный для нихъ вопросъ; она какъ бы охлаждала каждаго изъ нихъ отъ увлеченія богатыми выгодами отъ постройки дороги и каждому изъ нихъ представлялась неминуемая возможность разоренія собственнаго имѣнія, если будетъ брошенъ личный присмотръ за нимъ.

„Что-то скажетъ на это нашъ Красный Пѣтушокъ?“ — думалъ потомъ почти каждый изъ нихъ, посматривая на Кречетова.

А Кречетовъ энергично поднялъ волосы на головѣ, всталъ и внятно и горячо, но не громко, сказалъ:

— Вопросъ уважаемаго Дормидонта Николаевича — чисто личный. Отвѣчать на него можно только зная положеніе каждаго, кто предложитъ подобный ему вопросъ, и я позволю себѣ сказать нѣсколько словъ, лично относящихся къ уважаемому Дормидонту Николаевичу. Это было лѣтъ пять-шесть назадъ. Стояла весна. Дормидонтъ Николаевичъ только-что началъ тогда приводить свое имѣніе въ порядокъ, а надъ всѣми нами носилась гроза возмущенія Польши, революціонныхъ поджоговъ и громкій набатъ Михаила Никифоровича, „макающаго перо въ разумъ“. Я былъ тогда сосѣдомъ Дормидонта Николаевича и часто бывалъ у него. Я любовался, какъ онъ, считая возмущеніе Польши за безсмысленную барскую затѣю, а революціонные пожары — за сплетни пустыхъ головъ, энергичной съ упорнымъ трудомъ приводилъ въ порядокъ имѣніе, доставшееся ему въ сильно-разоренномъ видѣ. И вотъ, въ это время, когда еще и крестьянскій вопросъ не былъ окончательно рѣшенъ, Дормидонтъ Николаевичъ получаетъ письмо, въ которомъ его увѣдомляли, что его дальняя родственница, молодая дѣвушка, больна и, потерявъ мать, безъ родныхъ и близкихъ, лежитъ въ Варшавѣ въ больницѣ. Дормидонтъ Николаевичъ, не задумываясь долго, оставилъ хозяйство, а оно далеко не было тогда въ такомъ порядкѣ, какъ теперь, и поѣхалъ въ Варшаву съ женой. Они прожили въ Варпщвѣ почти полгода, возвратились назадъ съ выздоровѣвшей дальнею родственницей, и, какъ онъ самъ тогда передавалъ, нашелъ свое хозяйство въ порядкѣ и работа въ немъ не была пріостановлена… Пусть извинитъ меня Дормидонтъ Николаевичъ за личное мое воспоминаніе о личномъ его дѣлѣ,- я сказалъ правду… Больше я ничего не могу сказать на его вопросъ, кромѣ развѣ тѣхъ фразъ, которыя такъ не нравятся Дормидонту Николаевичу. Пусть проститъ онъ, но мнѣ кажется, что голодъ и разореніе крестьянъ нашей губерніи не менѣе близки ему и всѣмъ намъ, дворянамъ и землевладѣльцамъ, чѣмъ больная дальняя родственница, которую Дормидонтъ Николаевичъ никогда даже не видѣлъ, но для которой онъ не колеблясь покинулъ хозяйство на цѣлые полгода. Тогда Дормидонтъ Николаевичъ нашелъ свое имѣніе въ полномъ порядкѣ, и я думаю, что онъ найдетъ его въ такомъ же порядкѣ и теперь, если, внявъ голосу гражданина родины, онъ будетъ участвовать въ постройкѣ желѣзной дороги для уничтоженія голода въ народѣ губерніи. Noblesse oblige, Дормидонтъ Николаевичъ!

Въ рѣчи Кречетова было такъ много задушевности и какъ бы братской раздражительности, что когда онъ кончилъ, то всѣ гласные, съ улыбкой одобренія въ лицѣ, съ горячею любовью въ глазахъ смотрѣли на него и соглашались, что тотъ изъ нихъ, кто окончательно не можетъ покинуть хозяйства, тотъ пусть и не участвуетъ въ постройкѣ дороги, а у кого порядокъ въ имѣніи заведенъ, тотъ смѣло можетъ рискнуть попытать счастіе заработать порядочный кушъ денегъ на дорогѣ, въ чемъ не сомнѣвался и самъ Дормидонтъ Николаевичъ. Да и наконецъ развѣ дорогу за тысячу верстъ отъ имѣнія строить приходится? — Совсѣмъ нѣтъ, и можно будетъ всякій праздникъ побывать въ имѣніи; а у кого есть жена, мать, братъ или даже хорошій староста, то и совсѣмъ можно только въ посѣвъ, сѣнокосъ, да во время жатвы навернуться въ имѣніе, — и все будетъ, Богъ дастъ, въ порядкѣ.

Какъ жаль, что Кречетовъ, увлеченный желѣзною дорогой и способомъ ея постройки, забылъ о присутствіи въ собраніи Катерины Дмитріевны, не подошелъ теперь къ ней и не попросилъ окончательнаго отвѣта на свое объясненіе въ любви къ ней. Она пристально смотрѣла на него и взглядъ ея былъ полонъ благодарности, уваженія, довѣрія, любви и ласки къ нему; онъ самъ былъ теперь такъ естествененъ, безъ малѣйшей надутости и брюзгливости въ лицѣ, что, подойди онъ теперь и попроси отвѣта, можетъ-быть глаза Катерины Дмитріевны сверкнули бы огнемъ страсти къ нему и изъ устъ ея слетѣло бы такъ дорогое для Кречетова „да, люблю“. Но онъ увлекся дорогою, онъ позабылъ о присутствіи въ собраніи Катерины Дмитріевны, онъ не подошелъ къ ней и… Жаль, очень жаль, что не подошелъ, — можетъ-быть тогда бы не разыгралось много дурнаго надъ недурнымъ, но много уже испытавшимъ княземъ Король-Кречетовымъ.