— Какъ это можно умереть такой хорошенькой, такой миленькой барынькѣ! взявъ ея другую руку, заговорилъ полицеймейстеръ, причемъ голосъ его былъ нѣженъ и немного пискливъ, малымъ чѣмъ отличаясь отъ голоса женщины. Этого позволить никакъ нельзя! За это нашего брата въ отставку! Какъ, скажетъ губернаторъ, ты, полицеймейстеръ, допустилъ у себя въ городѣ умереть такой молодой и хорошенькой барынькѣ! А что я ему скажу? Скажу, что ничего не зналъ. А онъ меня за это въ отставку! Въ отставку безъ пенсіона! А у меня семейство!.. Нѣтъ, вы не умирайте, Анна Павловна, вы меня пожалѣйте…. Вы мнѣ скажите, въ чемъ ваша печаль?…. Я, навѣрно, какъ рукой сниму ее….

— Какой вы добрый, немного успокоясь, отвѣтила Анна Павловна. Какъ вы славно говорите!.. Но вы не успокоите меня…. Разбита вся жизнь! Нѣтъ цѣли жизни!.. и она вздыхала, но уже не плакала и только жала въ рукѣ платочекъ.

— Да вы разскажите по порядку, милѣйшая Анна Павловна! Успокойтесь, да и разскажите подробно, подробно, чтобы понятно было. А ужъ я, какъ только пойму, такъ и успокою. Ей-ей, успокою! Полиція не шутитъ! болѣе громко сказалъ полицеймейстеръ.

— Длинно, длинно разсказывать, Филаретъ Пупліевичъ…. О послѣднемъ нашемъ несчастьѣ вы, навѣрно, уже слыхали…. Весь городъ знаетъ!.. и она опять приложила платокъ къ глазамъ.

— Да вы успокойтесь, Анна Павловна. Не такой страшный чертъ, какъ его рисуютъ! Добрые люди всякой бѣдѣ помочь могутъ! Вы только имъ разскажите бѣду, да попонятнѣе….

— Не записалъ въ опись лошадей, золотыхъ вещей, стараго вина! съ ужасомъ сказала Анна Павловна.

— И прекрасно! Это бываетъ. Отъ этого пока умирать не для чего….

— Но объ этомъ говоритъ весь городъ! Пріѣзжаютъ ко мнѣ узнавать!.. Охаютъ, жалѣютъ!.. Но каково мнѣ! Какъ мнѣ переносить все это!.. Нѣтъ, я не переживу…. Его подъ судъ отдадутъ, сошлютъ въ дальнія губерніи, это выше моихъ силъ, уже совсѣмъ плаксиво говорила Анна Павловна.

— И не сошлютъ, и не умрете, и все, Богъ дастъ, кончится благополучно. За это дѣло не только не сошлютъ вашего супруга, но еще начальство окажетъ ему нѣкоторое покровительство.

— Я васъ не понимаю…. Вы шутите?… серьезно спросила Анна Павловна, причемъ на ея глазахъ не было и признаковъ слезъ.

— Наисовершеннѣйшую правду говорю. Съ полиціей не шутятъ, а полиція и подавно шутить не любитъ!.. Дѣло въ томъ, милѣйшая Анна Павловна, что его превосходительство, губернаторъ, сегодня изволилъ говорить мнѣ, что до него дошелъ слухъ, будто вашъ супругъ дѣйствовалъ по подговору, даже по приказанію другихъ…. Ну, а чай, и вы знаете, что въ подговорщикѣ — вся вина. Подговариваемый и совсѣмъ правъ, если онъ состоитъ въ служебной зависимости отъ подговорщика…. Я вамъ прямо скажу, что если слухъ, дошедшій до его превосходительства, справедливъ, такъ ваше горе — наплевать, тьфу!

— Но я ничего не знаю, ничего не понимаю! Кто подговаривалъ и можно-ли доказать? серьезно и какъ бы сама себя спрашивала Анна Павловна, хотя глаза ея умоляюще смотрѣли на полицеймейстера.

— Я вамъ все разъясню, милѣйшая Анна Павловна…. Только вы слушайте внимательно, потому что вамъ нужно будетъ разъяснить все это муженьку. Правду, молъ, скрывать нечего, своя, молъ, рубашка ближе къ тѣлу….

— Я васъ слушаю, Филаретъ Пупліевичъ, нетерпѣливо, но умоляющимъ голосомъ сказала Анна Павловна.

— До губернатора дошелъ слухъ, внушительно и протяжно началъ полицеймейстеръ, — что почетный мировой судья, князь Король-Кречетовъ подговаривалъ….

— Это такой не очень красивый, но богатый и молодой? перебила полицеймейстера Анна Павловна.

— Вотъ, вотъ, онъ самый…. Такъ говорятъ, что вотъ этотъ самый, молодой, богатый и неженатый князь, подговаривалъ вашего муженька не вносить, въ опись старой водки и другихъ разныхъ рѣдкостныхъ вещей. Вы, говоритъ, господинъ приставъ, не вносите въ опись старой водки и рѣдкостныхъ вещей, а препроводите ихъ ко мнѣ; а себѣ, говоритъ, препроводите лошадей, экипажъ и тамъ еще кое-что, что найдете подходящимъ…. Ну, супругъ вашъ, какъ молодой и неопытный, и повѣрилъ. Да какъ не повѣрить почетному мировому судьѣ, богатому помѣщику, и притомъ князю?…

— Но правда-ли это? удивленно спросила Анна Павловна.

— Говорятъ, многіе говорятъ!.. Говорятъ, что и свидѣтели есть, какъ вашъ мужъ отправлялъ старую водку и древности разныя къ князю…. Словомъ, говорятъ, что это правда, что подговоръ былъ…. А коли правда, такъ вашъ муженекъ не при чемъ, а виноватъ во всемъ князь…. Такъ думаетъ и его превосходительство и говоритъ, что если подговоръ есть, то онъ, губернаторъ, вашего супруга, какъ вѣрнаго исполнителя чужихъ, хотя и злыхъ, распоряженій, возьметъ подъ свое покровительство.

— Такъ-то, милѣйшая барынька, впадая въ игривый тонъ, продолжалъ полицеймейстеръ, печалиться вамъ и нечего. Подъ покровительствомъ его превосходительства будете…. А вы ужъ тогда и меня не забудьте: замолвите вашими хорошенькими губками за меня словечко его превосходительству.

— Да правда-ли это, Филаретъ Пупліевичъ? спросила Анна Павловна, нѣжно смотря на полицеймейстера.

— Правда, правда сущая! Съ полиціей не шутятъ!..

— Князь такъ богатъ, — онъ бы могъ купить водку и древности, въ раздумьи какъ бы сама себѣ сказала Анна Павловна.

— Когда бы то онѣ еще продавались, а ему сейчасъ захотѣлось…. Да вы, Анна Павловна, вѣрно, не знаете, что старую водку любители на вѣсъ золота покупаютъ, да и то въ продажѣ ея нѣтъ. Тоже и съ древностями, антиками называются. Эти антики любители готовы воровать одинъ у другаго, даже убиваютъ на смерть другъ друга! Да-съ, объ этомъ даже романы есть очень интересные…. Ну, а князь Кречетовъ большой любитель…. Какъ ему не любить — богатъ, князь, не женатъ, молодъ!..

— Можетъ, это и правда…. Я ничего объ этомъ не знала…. Нѣтъ, это вы все смѣетесь, Филаретъ Пупліевичъ? желая вѣрить въ правду его словъ и узнать отъ него подробности, вопросительно и удивленно сказала она.

— Полиція не шутить! очень внушительно замѣтилъ полицеймейстеръ.

— Но, почему онъ самъ ничего не говорилъ? Объ томъ говорилъ, а объ этомъ нѣтъ!

— А можетъ онъ утаилъ отъ васъ? закуривая отъ лампы папиросу, равнодушно сказалъ полицеймейстеръ.

— Ахъ, правда, правда!.. Все можетъ быть. Прежде бы онъ не утаилъ, а теперь…. она опять прижала платокъ къ глазамъ. Вѣдь онъ пересталъ меня любить, Филаретъ Пупліевичъ!.. Прежде, въ первый годъ нашего замужества, онъ во мнѣ души не чаялъ…. Самъ учился держать экзаменъ, мнѣ книжки читалъ…. А потомъ…. Вѣдь онъ нѣсколько разъ не ночевалъ дома! Приходилъ пьяный! Онъ пересталъ меня любить!.. Можетъ и правда, что его подговорили? уже спокойно, какъ бы жалуясь полицеймейстеру, закончила она.

— Пустяки, барыня! Перемелется, — мука будетъ! затягиваясь папиросой и откинувшись на спинку кресла, равнодушно говорилъ полицеймейстеръ. — А вы вотъ что сдѣлайте! Я вамъ отъ души желаю добра, Анна Павловна, и совѣтую для вашей пользы, потому мнѣ жаль, когда такая, какъ вы, молодая, красивая и добрая барыня, терпитъ горе и нужду.

— Благодарю васъ! Я вамъ вѣрю, Филаретъ Пупліевичъ, нѣжно и отъ души сказала Анна Павловна.

— Вы его приласкайте. Скажите: прошлое, молъ, забыто. Твоя-де бѣда, исторія эта, заставила меня все думать о тебѣ. Сперва-де ненавидѣть тебя хотѣла, бросить, — да не смогла. Люблю, молъ, тебя, въ Сибирь съ тобой пойду…. Онъ и раскроетъ вамъ душу. А вы ему слухъ про Кречетова и подпустите, да потомъ и обдумайте вмѣстѣ, какъ дѣло повести, чтобы и оправдаться, ласку его превосходительства заслужить.

— Какой вы добрый, Филаретъ Пупліевичъ!

— А зачѣмъ быть злымъ? Ласковое телитце двухъ матокъ сосетъ. Вотъ и вы ласкою, да любовью его проймите. Я это потому говорю, что на самомъ себѣ испыталъ, какъ ласкою да любовью такъ и этакъ можетъ ворочать нашего брата такая красивая барынька, какъ вы. Женская любовь при красотѣ — бѣдовое дѣло, Анна Павловна! вздохнувъ и показывая руками, какъ хорошенькая барынька, вотъ такъ и этакъ можетъ ворочать нашего брата, серьезно сказалъ полицеймейстеръ.