Раздались аплодисменты. То, что сказал норвежец, звучало необычно, спорно, нарушало традиции полярных исследователей. План Нансена был открытым вызовом людям, поседевшим в боях с арктическими льдами.

И вызов был принят. Крупнейшие авторитеты сомневались и в надежности корабля, и в направлении течения, и в праве руководителя экспедиции отсечь удобный, безопасный путь отступления. А если возле полюса суша? Натолкнувшись на нее, корабль прочно засядет там, и тогда…

Лишь немногие географы, и то с оговорками, высказались в пользу плана Нансена.

Заседание затянулось до поздней ночи. Но никто не покидал зала, ожидая, что скажет Нансен.

Наконец ему дали слово. Он поблагодарил за отдельные ценные советы. Однако пусть его уважаемые оппоненты не обижаются: их возражения не были достаточно сильными для того, чтобы изменить его план.

Нансен возвращался в гостиницу пешком по ночному Лондону. Да, старое сопротивлялось! Так было и перед Гренландией. Он не испытывал разочарования. Напротив! В зале собрались главные противники его идеи — и что же?

Речь, в сущности, шла все о той же пресловутой «линии отступления». Сегодня его противники выражались даже гораздо сдержаннее, чем американский генерал Грили, начальник одной из самых неудачных экспедиций в Арктику. Грили всюду писал, что считает почти невероятной, немыслимой поддержку или даже сочувствие плану Нансена, потому что он грозит страданиями и смертью участникам экспедиции. Проект норвежца американский генерал назвал «бессмысленным проектом самоубийства».

Это выражение не раз повторялось в тех двухстах с лишним статьях, где на разных языках критиковался план дрейфа.

А вот русский адмирал Макаров прислал письмо, в котором не только одобрял идею экспедиции, но и дружески предложил через год после отплытия ее корабля послать небольшое вспомогательное судно с провизией на Землю Франца-Иосифа. От Русского географического общества Нансен получил телеграмму с пожеланием успеха «в великом предприятии».

Великое предприятие… И — «бессмысленный проект самоубийства». Что ж, время покажет, кто прав.

Среди лучших кораблестроителей Норвегии первым считался старый Колин Арчер. На его верфи строилось странное судно, формой действительно напоминавшее половину расколотого кокосового ореха, притом с поверхностью гладкой и скользкой, как у угря.

Спуск корабля был назначен на позднюю осень 1892 года.

Тысячи любопытных расселись по скалам возле верфи. Заключались пари: как Нансен назовет свой корабль? «Северный полюс», «Норвегия», «Белый медведь», «Победитель льдов»? Или Нансену больше по душе имя «Ева»— ведь он недавно женился на Еве Саре, певице, дочери известного ученого, с которой познакомился еще до гренландского похода.

Взволнованный Фритьоф под руку с женой поднялся на подмостки к носу судна. Там уже стоял Колин Арчер. За спины почетных гостей неуклюже прятался Свердруп.

Ева вышла вперед. В руках у нее — бутылка шампанского. По старому обычаю строителей, эту бутылку нужно разбить о нос корабля при его «крещении».

Ева ударила сильно, резко. Шампанское залило ей платье, осколки зазвенели о камни. И все услышали:

— «Фрам» будет твое имя!

«Фрам»! Иностранные журналисты записали, что это короткое слово на норвежском языке означает «вперед». Красный флаг с названием корабля тотчас взвился на флагшток.

Колин Арчер снова поднял руку. Плотники ударили топорами по канатам, вышибли подпорки, и тяжелое судно заскользило со стапеля в воду по смазанным салом доскам.

Фритьоф пригласил желающих осмотреть «Фрам». Желтые доски палубы покрылись глинистыми отпечатками множества подошв. Знатоки нашли, что внутренние переборки хорошо подкрепляют корпус, сделанный из лучшего дерева. А толщина борта? Ого, восемьдесят сантиметров! На потолках и стенах — несколько слоев войлока, дерева, линолеума, оленьей шерсти. Да, внутри будет тепло и сухо! И светло! Смотрите, горят электрические лампочки. На кораблях это новость…

…«Фрам» и сегодня место паломничества как норвежцев, так и гостей Норвегии. Он сохранен для потомства.

Когда я впервые увидел место его последней стоянки, в Осло была весна, неяркая северная весна. Туманы ползли с фиорда, и желтые мигающие огни на повороте к полуострову Бюгдё призывали к осторожности.

Это полуостров реликвий. Здесь найденные при раскопках корабли викингов. Перемежая торговлю и разбой, они надолго уходили из родных фиордов, и уже в IX веке океан не пугал их. За пятьсот лет до того, как с каравеллы Христофора Колумба увидели берега Америки, викинг Лейф Эрикссон побывал в неведомой стране.

А неподалеку от древних кораблей — еще музеи. Их экспонаты как бы напоминают: дух викингов не угас в норвежцах. В одном — бальзовый плот «Кон-Тики», в другом — «Фрам».

Корабль стоит под сводами застекленного ангара. «Фрам» поднят из родной стихии. Ни одна льдина не коснется больше борта корабля.

Мне знакомо тут все. Знакомо по книгам. И толстая мачта, как бы проросшая сквозь тесную кают-компанию. И трюм в переплетениях балок, с толстыми шпангоутами из лучшего дуба, придавшими необычную прочность деревянному кораблю. И каюты, каждая со своим шутливым названием: «Феникс», «Успокоение старости», «Гранд-отель», «Таинственная обитель», «Вечный покой»…

Каюта Нансена. Белый столик, комод, спальный диван, обитый красным плюшем, занимают почти всю эту каморку. И ведь нет даже иллюминатора!

Благоговейно разглядывая «Фрам», я завидовал норвежцам. Сколько национальных святынь, подумалось мне, пропало у нас! Много ли реликвий напоминают нам Пржевальского или Седова? А вот норвежцы не пустили свой «Фрам» на слом, и еще многие поколения почувствуют на его палубе дыхание путешествий конца XIX столетия — путешествий без радио и авиации.

Захотелось подробнее узнать историю музея.

«Фрам» уже изрядно обветшал, когда несколько моряков и полярников образовали комитет по спасению корабля. Душой комитета был Отто Свердруп. Он-то и предложил поднять «Фрам» на сушу, сделать над ним крышу. У Свердрупа были даже кое-какие мысли по поводу того, как осуществить первую часть плана. Неужели, говорил он, несколько тысяч молодых норвежцев откажутся взяться за веревки, чтобы по обычаю добрых старых времен своими руками вытянуть корабль на берег?

Но будущему музею были нужны также участок земли и деньги на постройку здания. Свердруп умер раньше, чем комитету, открывшему сбор пожертвований в Норвегии и за границей, удалось сколотить сколько-нибудь значительную сумму. Шел уже 1932 год, а у комитета, как повествует история музея, «снова возникли большие трудности, бесконечная, никому не нужная переписка, бумажная волокита».

Потом почетное место председателя комитета занял Кнут Рингнес. Это имя не значится среди полярных исследователей, но зато вслед за избранием нового председателя в фонд комитета поступила крупная сумма от известной в Скандинавии пивоваренной фирмы «Рингнес»… Тогда конкурирующая пивоваренная фирма «Фрюденлюнд» предложила деньги, недостающие для покупки участка.

Дальнейшая история музея полна злоключений с проектом, споров с владельцами соседних земельных участков, тщетных попыток собрать деньги на крышу из узорчатой меди, которая увенчала бы строящееся здание. Сбор пожертвований и подарков натурой продолжался до мая 1936 года, когда музей был, наконец, открыт.

Нет, не проста история последней стоянки «Фрама»! Она поучительна, в частности, и в том смысле, что иногда мы, недостаточно зная нравы чужих стран, принимаем плоды упорных многолетних усилий небольшой кучки энтузиастов, опирающихся на частную благотворительность, за проявление мудрой государственной политики сохранения национальных памятников.

«Фрам», полностью оснащенный, основательно загруженный, с тщательно отобранной самим Нансеном командой, покидает место своего рождения в июне 1893 года.

Корабль идет вдоль берегов Норвегии и всюду его приветствуют, словно «Фрам» уже возвращается из успешной экспедиции. Нансена не оставляет ощущение, будто он берет в долг больше, чем сможет вернуть.