— Помнишь, я говорила тебе, как мне действует на нервы, когда родственники всюду суют свой нос?

— Да, пару раз я от тебя что‑то такое слышал.

Он нарочно притворяется тупым, и она убьет его за это. Потом.

— Так вот, сегодня я, похоже, несколько изменила свое мнение по этому вопросу. Конечно, я по‑прежнему считаю, что им не следует быть слишком любопытными, но думаю, что в такой семье, как наша, наряду с плохим неизбежно бывает и хорошее. Сегодня они оказались чем‑то вроде… ну, страховочной сетки, что ли. Все помогали, выручали нас.

Она почувствовала, что ей необходимо видеть его лицо во время этого разговора, поэтому высвободилась и, сев в постели, стала смотреть на него сверху вниз. Простыня с черно‑синим рисунком сбилась вокруг его узких бедер. Он красивый мужчина, тут нет никакого сомнения.

Его глаза оставались закрытыми, так что она не могла догадаться, о чем он думает. И поймала себя на мысли о том, как было бы здорово, если бы их дочери унаследовали его длинные загнутые ресницы. Его руки гладили ее обнаженное бедро неторопливыми круговыми движениями, которые она находила отвлекающими. Она схватила его руку и не отпускала ее. В такой критический момент она не даст ему соблазнить ее и увести в сторону от темы.

— Я хочу сказать, что Гранателли… ну да, языки у них работают сверхурочно, но и сердца, по‑моему, тоже. Как ты думаешь, Эрик?

В ее голосе послышалась жалобная нотка, но он лишь еще раз промычал в ответ. Казалось, он почти спит.

Еще минута, и она его стукнет.

Ты так и не удосужилась извиниться перед ним, занудно сказал ей некий пуритански настроенный внутренний голос. Вот черт! Надо, наверно, прямо сейчас с этим и покончить.

— Эрик, я ужасно сожалею, что скандалила тогда у тебя в ресторане и разлила столько вина. И… — Она с трудом сглотнула. Хуже этого ничего нельзя и вообразить. — Мне очень стыдно, что я не представила тебя своей семье. С этой самой минуты я начну знакомить тебя со всеми, вплоть до последнего двоюродного дедушки и троюродных братьев и сестер, с каждой чокнутой тетушкой и каждым чудаковатым дядюшкой. Ну как, ты согласен?

Наконец, когда она почти дошла до последней точки, он открыл глаза. Взгляд их был нежен и одновременно серьезен.

— Насчет того разговора с твоим отцом, Фрэнки. Я не хотел, чтобы он думал, будто мне только и нужно, что затащить тебя в постель. Я хотел, чтобы он узнал о моих чувствах к тебе. — Эрик подробно объяснил, как вообще получилось, что он заговорил с Домом, и что именно было сказано. — Я заявлял о своих намерениях, только и всего. Оказывается, я тебя люблю, Забавная Мордашка.

Наконец‑то! Вот он, ее шанс!

— Я тоже, оказывается, тебя люблю. Каковы же именно твои намерения, Эрик Торп? — Ее голос звучал не совсем твердо. Сердце стучало так, что ей стало страшно — вдруг с ней случится какой‑нибудь сердечный приступ? Это, без сомнения, был самый важный вопрос, какой ей приходилось задавать за всю жизнь.

Он медлил с ответом. Лежал и смотрел на нее снизу вверх долгие десять ударов сердца. Потом сел, не торопясь взбил повыше подушки у себя за спиной. Медленно протянул к ней руку, отвел от лица несколько прядей волос, заправил их ей за ухо. И лишь после этого взял ее руки в свои и посмотрел ей прямо в глаза.

— Франческа Гранателли, не окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Каждая клеточка ее тела наполнилась бурным ликованием, любовью, радостью и невероятным счастьем, равно как и изрядной долей облегчения.

— Я окажу вам эту честь, Эрик Торп, — ответила она скромным, полным достоинства голоском. Но смогла удержать эту мину не дольше двух секунд. — Да, да, да, да! — завопила она во весь голос. И тут же обрушила на его упрямую голову подушку. — А теперь, — вкрадчиво сказала она, — я хочу знать в мельчайших подробностях, что происходило в Атланте.

Но он повалил ее на себя и стал целовать, пока у нее не захватило дух, и скоро Атланта перестала казаться ей чем‑то важным.

«Любить и беречь». Сокровенность этих слов осталась в памяти у Фрэнки после церемонии словно эхо, символизирующее для нее истинный смысл всего представления.

Это и было представлением — именно так, как она и ожидала.

После самой церемонии в два часа дня непрерывным потоком пошли фотографы, начались встречи гостей, коктейли, речи… Дядя Вито побил все рекорды — у Фрэнки мелькнула дикая мысль, что, пока он закончит, они все успеют стать пенсионерами. И вот теперь наконец наступил черед свадебного обеда, расписанного Эриком и его персоналом буквально по секундам.

Погода была идеальная. Легкий ветерок доносил из близкого сада пьянящий аромат роз. Гости сидели за столами, расставленными вокруг бассейна у роскошного особняка Бауэров. Струнный квартет, расположившийся на почтительном расстоянии, негромко исполнял любовные баллады, под которые гости поглощали пищу.

А мама‑то была права относительно количества, подумала Фрэнки. Было забавно наблюдать, как элегантно одетые гости Бауэров брали и по второй, а кое‑кто и по третьей добавке, как это водится в семействе Гранателли.

То и дело кто‑то начинал стучать ложечкой по бокалу, и, когда этот сигнал подхватывали все присутствующие, Ник целовал свою жену.

Фрэнки при этом пробирала дрожь. По ее мнению, это был варварский обычай.

Фрэнки время от времени мельком видела Эрика, который ненавязчиво следил за работой своего ресторанного персонала, стараясь, чтобы обслуживание было безукоризненным.

Эрик. Ее дорогой и любимый. Очень, очень скоро они тоже поженятся. Но уж совершенно не так. Без этого многолюдья, без этой помпезности и условностей, совершенно ненужных, чтобы засвидетельствовать такой глубоко личный момент в отношениях между мужчиной и женщиной, когда они отдают себя друг другу телом и душой на все дни своей жизни.

Ник и Дайана, выставленные на всеобщее обозрение, держались с элегантной стойкостью, но Фрэнки, смакуя каждый кусочек бабушкиного risotto milanese, дала себе клятву, что они с Эриком сделают все по‑другому.

В приватной обстановке. Без шума. Без всех этих речей и стука по бокалам.

Свадьба в узком кругу, без официальности. А может даже, они обвенчаются тайно…

Она по секрету рассказала Нику о своей помолвке, решив, что родителям и остальным родственникам сообщит, когда кончится все это.

Тут снова кто‑то начал стучать по бокалу, на этот раз где‑то слева от Фрэнки.

Ник встал, вслед за ним встала Дайана, но он, вместо того чтобы обнять жену, поднял руки, призывая к тишине.

— Я хочу поблагодарить Эрика Торпа, человека, которому мы обязаны этим великолепным обедом.

Все зааплодировали, и Фрэнки увидела, что Эрик стоит прямо у нее за спиной. Она радостно вспыхнула, оглянулась через плечо на любимого мужчину и торжествующе подмигнула ему. Он заслужил каждое слово тех щедрых похвал, которыми его осыпали за приготовление и оформление блюд.

Аплодисменты быстро смолкли, потому что Ник опять поднял руку повелительным жестом.

— Я тоже хотел бы предложить тост. За здоровье моей сестры Фрэнки, которая только что обручилась с Эриком. Похоже, скоро у нас будет еще одна свадьба. За Фрэнки и за Эрика. Поздравляю. — Он поднял бокал, салютуя.

На какой‑то момент воцарилась ошеломленная тишина, пока присутствующие переваривали новость, а потом произошел оглушительный взрыв аплодисментов, раздались одобрительные возгласы и свист.

Фрэнки была совершенно ошарашена. Как Ник мог так поступить с ней? Она бросила на него убийственный взгляд, а он ответил ей широкой ухмылкой и при этом — нет, вы только подумайте! — постучал ложечкой по бокалу.

Остальные тут же последовали его примеру, требуя ответа от нее и Эрика.

От смущения она словно приросла к месту. И вдруг ощутила у себя на плечах сильные руки Эрика, поднимающие ее со стула.

— Улыбнись, Забавная Мордашка, — прошептал он и обнял ее. — На нас смотрит вся твоя родня. — Потом медленно наклонился и поцеловал ее.