Фрэнки утонула в бурном потоке слов, сбитая с толку всей этой болтовней, но начала уже раздражаться и злиться из‑за того, что стала жертвой, судя по всему, самой свежей сплетни, получившей хождение в семье Гранателли. Кто‑то из родственничков, должно быть, видел ее в обществе Эрика, произвел сложение, один плюс один, и получил в сумме пятнадцать, как обычно.

Наверняка так и было. Тетушка Розина всегда все понимает наоборот, в семье это общеизвестный факт. Фрэнки решила попытаться обратить все в шутку:

— Э, тетя, ты же знаешь, что я закоренелая холостячка. У меня свой бизнес, я уже связана по рукам и ногам. Откуда ты взяла, что я выхожу замуж, Розина? Ты опять все перепутала. Эрик и я просто хорошие…

Розина по‑девчоночьи захихикала.

— Нет, нет, нет и нет. Больше никаких обманов, сага. Твой отец сам сказал, что это так.

И Розина выплеснула на нее всю историю. Дом сказал Вито, а тот в свою очередь сообщил Сальваторе, что Эрик Торп пришел к нему и просил руки Фрэнки. Фрэнки на несколько долгих мгновений лишилась дара речи.

— Какие хорошие манеры у мальчика, Франческа! Он случайно не итальянец, нет?

Фрэнки поймала себя на том, что качает головой. Потом ей все‑таки удалось прочистить горло и проговорить:

— Нет, не итальянец.

— Но он ведь католик, да?

— Я… видишь ли, тетя Розина, я толком и не знаю. Узнаю и скажу тебе, хорошо? — Фрэнки опустила трубку, не дожидаясь ответа Розины.

У нее тряслись руки. Должно быть, Розина все перепутала. Или она сама неправильно все поняла. Ведь Эрик даже не знаком с ее отцом. И вообще, Эрик никогда в жизни не пошел бы к ее отцу просить разрешения жениться на ней, когда он еще не просил ее выйти за него замуж.

Разве он мог бы так поступить?

Всю прошлую ночь они были вместе, и он ни словечком не обмолвился о ее семье. Розина ошибается, и все тут.

Снова зазвонил телефон, и Фрэнки после некоторого колебания подняла трубку.

На этот раз звонила ее двоюродная сестра Джина, и в животе у Фрэнки начались спазмы, пока она слушала, как та выстреливает информацию. Джина тоже только что услышала свежую новость по семейному телеграфу об этом парне, этом футболисте Эрике Торпе, который явился просить у Дома руки Фрэнки. «Представляешь, телефоны сегодня с утра буквально раскалились от звонков. Он — владелец „Овального мяча“, верно? Ух ты, большие баксы».

Очень оригинально, очень остроумно с ее стороны — соблюсти старые традиции, послав его просить у папы ее руки. Теперь старшее поколение будет думать, что все только так и должны поступать. Что это вдруг Фрэнки решила следовать старым правилам? Ну да ладно — как насчет того, чтобы привести его на вечеринку, которую Джина устраивает в субботу на следующей неделе, чтобы большая часть молодежи Гранателли могла с ним познакомиться?..

На этот раз Фрэнки бросила трубку, не сказав ни слова, почти давясь от желчной горечи в горле. Неверие превратилось в злость, в холодную ярость, не оставившую места для других чувств, даже для боли.

Предательство. Эрик ее предал. Обратился к ее отцу, заявил о себе всем ее родственникам, всюду сующим свои носы, даже и не подумав посоветоваться с ней.

Это чудовищно! Это непростительно! Это самое большое унижение, какое ей когда‑либо преподносила жизнь.

Фрэнки схватила куртку и перевернула табличку на двери своего «Шляпника» на сторону «Закрыто» перед самым носом у двух хорошо одетых женщин, как раз собиравшихся войти.

— Извините, непредвиденные обстоятельства, — пробормотала она, пробегая мимо них.

Это не было ложью. Она разыщет Эрика, и непредвиденные обстоятельства точно возникнут.

Крупные непредвиденные обстоятельства.

В «Овальном мяче» впервые проходил деловой завтрак центрального отделения Ротарианского клуба, и докладчик, эксперт по налоговому законодательству, дошел до середины своего выступления. Клуб по традиции устраивал встречи в обеденном зале одного из лучших отелей Сент‑Луиса. И в этот раз президент клуба связался с Эриком и сказал ему, что члены клуба, желая переменить обстановку, проголосовали за то, чтобы попробовать «Овальный мяч».

Эрик не спускал пристального и критического взгляда со своих работников. Ему, естественно, хотелось, чтобы все прошло хорошо. Принимать регулярно полсотни бизнесменов не только выгодно, но и полезно, так как это сделало бы хорошую рекламу его заведению, если, конечно, ротарианцам у него понравится. Он приложит все силы, чтобы им понравилось.

Он оставался на заднем плане, следя за тем, чтобы все работало как часы, когда в ресторан ворвалась Фрэнки и, лавируя между столиками, направилась к нему. Он увидел ее, когда их разделяло ярдов двадцать.

— …и таким образом воспользоваться преимуществами, которые дают существующие правительственные программы… — бубнил докладчик.

— Эрик. Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог? — Гневный голос Фрэнки перекрыл стоявший в зале сдержанный шум, словно тревожный удар колокола.

Она продолжала говорить на ходу, уже не в состоянии остановиться.

— Ты встретился с моим отцом за моей спиной. Как ты мог пойти на такой шаг?

Ее обычно низкий голос сейчас звучал тонко и пронзительно. Она потеряла всякую осмотрительность и даже не сознавала, что одетые в строгие, официальные костюмы люди, заполняющие зал, ставят обратно на стол свои чашки с кофе, удивленно переговариваются негромкими голосами и оборачиваются, чтобы посмотреть на нее.

— Ты спросил у него позволения жениться на мне — меня в жизни еще никто так не унижал. Об этом знает во всех подробностях вся чертова семейка, а ты прошлым вечером не обмолвился об этом со мной ни единым словом.

Ее голос становился все громче, и зрители замерли, разговоры прекратились. Фрэнки видела только Эрика, а он, высокий и элегантный в своем темном костюме, шел ей навстречу, недоуменно хмуря брови.

— Фрэнки, давай поднимемся ко мне в офис, и я объясню тебе, что именно произошло, — заговорил он.

Она выставила вперед руку жестом регулировщика движения.

— Не надо. Я больше никуда не собираюсь с тобой ходить, никогда в жизни.

Вопреки здравому смыслу она все‑таки невольно представляла, как выйдет за него замуж. Она любила его. Любила всем своим существом. Но в этот момент она его ненавидела.

Он причинил ей боль. Ее поддерживала ярость, под которой пряталась эта невыносимая боль.

— Держись от меня подальше, Эрик Торп. Не хочу слушать никаких объяснений. Не хочу тебя больше видеть, никогда. Нашему роману конец, ты меня слышишь?

Ее слышали все, кто был в ресторане.

Эрик, который уже подошел к ней вплотную, попытался взять ее за плечи. Ему надо было как‑то успокоить ее, чтобы иметь возможность поговорить нормально. И надо было каким‑то образом увести ее из центра ресторана.

— Убери руки, Эрик Торп. — Она вырвалась, резко повернулась кругом и столкнулась с официантом, который шел с подносом, уставленным фужерами с красным вином. Фужеры полетели во все стороны, обливая вином Фрэнки, Эрика и сидящих поблизости посетителей.

— Эй, мой костюм!

— Официант, салфетку…

— Весь стол засыпан битым стеклом!

В начавшейся суматохе разъяренная Фрэнки выскочила на улицу.

Во второй половине дня ближе к вечеру Эрик сидел у себя в офисе за закрытой дверью, бессильно развалившись в кресле, то проклиная себя, то испытывая желание убить Фрэнки.

После ее эффектного ухода какой‑то шутник в зале громко сказал: «Эх, классное шоу!», а кто‑то другой засмеялся. И скоро уже весь зал покатывался от хохота.

Эрик, которому хотелось перерезать себе горло большим кухонным ножом, вместо этого вынужден был улыбнуться, пожать плечами и обратить все в шутку. Это был единственный способ хотя бы начать спасать то, что еще можно было спасти после такой катастрофы.

А пролитое вино! Проще будет сразу купить химчистку — столько испорченных костюмов и платьев он обязался отчистить за счет заведения.