— Нет проблем.

Она назвала ему адрес, и он записал его, хотя эти несколько слов уже намертво отпечатались у него в мозгу.

— Значит, в девять.

Послышались размеренные шаги идущей по коридору Терезы.

— Нельзя ли мне называть вас Фрэнки вместо мисс Гранателли? Или я должен просить разрешения у вашей матери?

На этот раз она широко улыбнулась ему, и в глазах у нее сверкнуло что‑то похожее на озорство.

— О, я думаю, вы можете называть меня Фрэнки, и давайте не будем впутывать сюда маму, хорошо? Чего доброго, еще решит поменять мне имя — она сегодня в растрепанных чувствах. Кроме того, только налоговая инспекция называет меня мисс Гранателли. От этого мне каждый раз, когда я слышу «мисс Гранателли», становится не по себе.

— Значит, Фрэнки. — Более прекрасного имени ему еще не приходилось слышать. — Я буду у вас ровно в девять.

Несколько часов, отделявшие «теперь» от «тогда», показались целой вечностью.

«Сумасшедший Шляпник» оказался крошечным магазинчиком на самой границе престижного торгового района Центрального Вест‑Энда. Он был зажат между лавкой, в которой продавалась бывшая в употреблении одежда, и магазином здоровой пищи. Над дверью красовалась резная деревянная вывеска, на которой был изображен профиль дамы викторианской эпохи в огромной изысканной шляпе.

Эрик постоял несколько минут на тротуаре перед мягко освещенной витриной магазина, рассматривая элегантную коллекцию шляп. Потом постучал в дверь. Сейчас, когда наконец наступил тот момент, которого он ждал всю вторую половину дня, им вдруг овладела некоторая робость. Испытает ли он снова тот самый всплеск узнавания, когда увидит ее? Останется ли странное ощущение, будто он выбрал единственно верный путь?

Ему показалось, что прошло много времени, прежде чем он услышал, как отпирают дверь, а вслед за этим появилась и Фрэнки — в виде силуэта на живописном фоне всевозможных шляп, обоев с рисунком из роз, больших и малых зеркал и небольшого застекленного прилавка, расположенного вдоль задней стены. Дверь позади прилавка была приоткрыта, и из нее в помещение магазина проникал яркий свет.

— Вы немного рано, — сказала она ему, улыбнувшись. — Впрочем, это даже хорошо, потому что все равно уже хочется есть, а у меня на пустой желудок работа идет неважно. Входите!

Она переоделась. Теперь на ней были облегающие черные брюки и бледно‑желтая шелковая блузка; кроме того, он впервые видел ее без шляпы. Ее роскошные волосы представляли собой великолепную массу локонов, часть из них была схвачена серебряной заколкой на темени, а остальные рассыпались по плечам. Ему захотелось протянуть руку и погладить их.

Все те чувства, которые он сегодня уже испытал, снова нахлынули на него. Так что никакой ошибки нет.

— Вот тут я и работаю… — Она повела его в мастерскую, располагавшуюся позади прилавка; ее бедра слегка покачивались, притягивая его взгляд и поднимая кровяное давление.

В помещении магазина царил идеальный порядок.

В мастерской явно преобладал «контролируемый» хаос.

Деревянные шляпные болванки, похожие на лысые головы, стояли неровной шеренгой на полке над большим захламленным рабочим столом, а пол был усыпан обрезками фетра и соломки. В помещении сильно и остро пахло влажным фетром и клеем. Под яркой лампой стояла в полной готовности современного вида швейная машина.

В углу виднелась большая картонная коробка, переполненная разноцветными и яркими, словно летний закат, соломенными шляпками, лишенными пока каких‑либо украшений. Повсюду в беспорядке стояли коробки и поменьше, наполненные шифоновыми шарфиками, огромными махровыми розами из шелка, лентами, искусственными ягодами, фруктами. И куда ни кинь взгляд, глазам представали шляпы, находящиеся на разных стадиях готовности.

Завораживающая и очень женская картина!

— Как вы этому научились, Фрэнки? Есть такой курс в колледже, куда можно поступить?

Фрэнки в этот момент отключала утюг для отпаривания. Обернувшись через плечо, она сокрушенно улыбнулась ему.

— Нет, в колледж я не поступала. С самого детства свихнулась на театре. Желания стать актрисой у меня не появилось, зато я была совершенно околдована закулисным миром, особенно костюмами. После средней школы сразу же устроилась помощницей костюмера в гастролирующую труппу. Мы путешествовали от одного театра к другому — Сент‑Луис, Сиэтл, Миннеаполис, Нью‑Йорк… А потом я встретила модельершу Мигз Креншоу. Ей уже тогда было под семьдесят. Вот уж ничего не скажешь — гениальная, эксцентричная женщина!

Губы Фрэнки расплылись в мечтательной улыбке.

— Я боготворила Мигз, она была моим кумиром. Ну вот, она взяла меня в ученицы, научила чертить выкройки, драпировать материал, кроить и шить. Много времени мы проводили в дороге, а по вечерам она показывала мне, как делать шляпы. Для услаждения души, говорила она обычно.

Руки Фрэнки были заняты: наводили порядок на столе, что‑то доделывали на незаконченном темно‑синем канотье. А глаза ее все еще хранили задумчивое выражение.

— Как видите, шляпное дело взяло верх. В прошлом году распрощалась с труппой, и вот теперь я здесь.

— Ваша учительница, эта… Мигз Креншоу… она, должно быть, очень вами гордится, — негромко сказал Эрик, наблюдая за сменой выражений на ее подвижном лице.

Фрэнки метнула на него быстрый взгляд, потом резко отвернулась и схватила со спинки стула поношенную коричневую кожаную куртку.

— Мигз так и не увидела «Сумасшедшего Шляпника». Она умерла за шесть месяцев до открытия.

— Мне очень жаль. Вы, должно быть, были к ней очень привязаны.

Он взял куртку у нее из рук и помог ей одеться, ощутив тепло ее тела.

— Я любила Мигз. Она многому меня научила. — Ее голос был тих и печален.

Фрэнки надела на голову берет такого же цвета, как ее куртка, только сделанный в стиле греческой матросской шапочки, и машинально сдвинула его набок, сразу сделавшись элегантной, озорной и чуточку опасной одновременно.

Она погасила везде свет, закрыла мастерскую, заперла входную дверь, и через несколько минут они уже сидели в приземистом спортивном автомобиле Эрика.

Он решил повести ее в недавно открывшийся небольшой и тихий ресторан. Здешний шеф‑повар был другом Гаса Вилатшети, и Гас заверил Эрика, что кормят там великолепно.

По предложению того же Гаса Эрик и Фрэнки согласились предоставить выбор меню шеф‑повару. Эрик заказал бутылку вина, и они смаковали его, болтая о разном в ожидании первого блюда.

— А как вы оказались в ресторанном бизнесе? — спросила Фрэнки. Ей было с ним удивительно легко: они шутили и смеялись над какими‑то пустяками. От выпитого вина она настолько расхрабрилась, что стала задавать вопросы, занимавшие ее мысли всю вторую половину дня. Ей хотелось узнать о нем больше, узнать о нем все. — Знаете, сегодня вы застали меня врасплох, — с улыбкой призналась она. — Я ожидала… ну… — Фрэнки почувствовала, как розовеет ее лицо, она испугалась, что ее объяснение прозвучит глупо. — Просто я, наверно, совсем иначе представляла себе владельца ресторана, вот и все.

Он засмеялся приятным низким смехом.

— Занудным, да? Худым и сутулым? Ну, я в этом деле не с самого начала. Это моя вторая карьера. А начинал я как футболист. Играл средним полузащитником за «Кардиналов» Сент‑Луиса, когда они еще базировались здесь. Но после четвертой операции на колене доктор сказал мне, что либо я с этим завязываю, либо останусь калекой на всю жизнь.

О футболе Фрэнки почти ничего не знала; слышала только, что игроки зарабатывают большие деньги. Но то, что он оказался профессиональным спортсменом, все объясняет. Если подумать, то именно так он и выглядит.

— Трудно было найти другую профессию? В каком возрасте вы бросили футбол?

— Сейчас мне тридцать пять, а ушел я пять лет назад. Да, вначале пришлось довольно трудно. Порой даже казалось, будто я создан только для футбола и не гожусь ни на что другое. Видите ли, «Кардиналы» завербовали меня прямо из колледжа. Профессиональный футбол — это все, чем я когда‑либо занимался, и все, что я умел делать. Я любил свою работу, и мне показалось, что моя жизнь кончилась. — Он покачал головой и криво усмехнулся. — Крыша поехала, верно? Двадцать девять лет — преклонный возраст? Потом у одного моего старого друга по футбольным годам возникли финансовые трудности, и ему пришлось продавать ресторан, купленный когда‑то в качестве инвестиции. Еда и стряпня всегда были моим хобби, вот я и купил этот ресторан, переименовал его в «Овальный мяч» и стал на ходу обучаться бизнесу. Было два неудачных года, но теперь дела идут довольно хорошо. Больше благодаря везению, чем способностям.