— Составления… чего?

— Команд. В них будут входить менеджеры, а мы составим программы, которые помогут этим командам объединиться. Прогулки, пикники и прочее. Я связалась с фирмой в Талсе, которая обучает менеджеров, они уже используют такие программы. Представитель фирмы вчера был здесь и осмотрел вашу собственность. Он считает, что «Ленивое ранчо» — прекрасное место, и согласился участвовать в рекламной кампании совместно с нами.

— Но мы же ничего не рекламируем.

С улыбкой Джози достала еще один график из своей папки:

— А это — отдельная тема.

Она стала подробно излагать Льюку причины, по которым им следует заняться рекламой. Потом перешла к тщательно продуманному плану маркетинга. Когда Джози кончила говорить, голова его гудела от сроков, бюджетов и предполагаемых доходов от инвестиций.

Все это звучит хорошо, даже слишком хорошо, мрачно думал Льюк. Он понимал, что ничего не предпринимать — невыгодно, но, с другой стороны, мысль о том, что его ранчо будет кишмя кишеть отдыхающими, причем круглый год, привела его в ужас. А мысль о том, что Джози проявляет себя как умный, грамотный специалист, усугубила тоску — он не хотел ею восхищаться, не хотел от нее зависеть, не хотел никоим образом в ней нуждаться.

Льюк наморщил лоб.

— Я не могу принять решение по всем этим делам в один день, — сказал он сухо. — Нужно подумать.

— Если мы хотим начать рекламную кампанию, — возразила Джози, — нам нельзя тянуть, нужно выпустить кое‑какие проспекты в срок. Прошу вас принять решение до конца недели.

Льюк не любил, чтобы его подгоняли, к тому же, по правде говоря, ему не нравилась вся эта кутерьма, затеянная его менеджером.

— Я объявлю свое решение, когда оно у меня созреет, — сказал он и встал с кресла, давая понять, что прием закончен. — Еще есть вопросы? Если нет — до свиданья, у меня еще куча дел, с которыми нужно разобраться.

Он снова уткнулся в бумаги, не дав себе труда проводить девушку до двери. Сумела найти вход — найдет и выход, подумал он злорадно. Я же не просил ее сюда приходить, а быть ей нянькой — увольте.

С недовольной гримасой на лице он снова занялся пачкой счетов, которые изучал перед ее приходом. Но не мог выбросить ее из головы — все время, оставшееся до обеда, старался понять, почему обиженный взгляд ее голубых глаз заставил его сердце сжаться и почему настроение его так резко упало.

Открыв входную дверь своей квартиры, Джози страшно удивилась.

— Льюк! — воскликнула она.

Стоя на пороге, Льюк увидел ее как бы в рамке из света, и ему показалось, что она выглядит словно ангел с рождественской елки. Одета она была просто, в свободный серый свитер, но на Льюка он подействовал не хуже красного платья: сердце его запрыгало в груди.

Неужели мы не виделись всего неделю? — подумал он. Мне кажется, целую вечность.

Он смотрел на нее и никак не мог налюбоваться. Потом опомнился и произнес извиняющимся тоном:

— Я понимаю, что уже поздно. Надеюсь, не очень помешал?

— Нет, совсем нет. Я тут шью на досуге и смотрю телевизор. — Она открыла дверь пошире: — Заходите же.

Войдя внутрь, Льюк стал с удивлением оглядывать помещение. Маленькая квартирка выглядела теперь совершенно иначе; но он не мог понять, в чем дело, — мебель осталась той же.

— Что вы сделали с этой квартирой?

Она широко улыбнулась:

— Просто сшила новые шторы, разбросала подушки, повесила картины, поставила горшки с растениями.

Да, подумал Льюк, она обустроилась так, словно решила остаться надолго. С одной стороны, это хорошо, с другой — с какой стати я так обрадовался?

Она останется здесь до тех пор, пока не найдет другую работу, и чем скорее она уберется подальше, тем лучше для меня. Так в чем же дело?

Льюк засек пристальный взгляд Джози и натянуто улыбнулся:

— Квартирка выглядит что надо.

— Спасибо.

Внимание его привлекла швейная машинка на обеденном столе.

— Шьете еще одни шторы?

— Нет, это… просто так. — Метнувшись к столу, девушка сгребла пестрые лоскутки и запихнула их в пластиковую сумку. — Простите меня за беспорядок, я не ждала гостей.

Джози была как‑то странно возбуждена; конечно, это было нагло с его стороны — прийти без приглашения, но ему так хотелось поговорить с ней, а то, что он хотел сказать, было не для телефона. Сунув большой палец в карман, он решил сразу перейти к сути.

— У меня на автоответчике ваше сообщение: нужно увидеться. Наверно, это по поводу рекламы, да?

Льюк с усилием сглотнул: он хотел взять быка за рога, но пока что это не очень получалось.

— Я сожалею о том, что… э‑э‑э… я не сразу откликнулся, но… поверьте, я был в самом деле занят.

Молодец, О'Делл, съязвил он про себя. Занят ты был как раз тем, что старался о ней не думать. Вел себя как последний хам, когда она пришла к тебе, а потом изо всех сил боролся с желанием ее увидеть.

— Я как раз пришел сказать вам, что продумал ваши планы и с ними согласен. Можете действовать.

— Вы их одобряете?

— Н‑ну, «одобряете», может, слишком сильное слово, я ведь не очень разбираюсь в том, что касается гостиницы. А вы на правильном пути.

— Об этом вам сожалеть не придется.

Сомнительно, подумал Льюк, с тех пор, как ты появилась тут, я только и делаю, что о чем‑нибудь сожалею.

— Ну что ж, давайте попробуем и посмотрим, что из этого выйдет.

Улыбаясь, Джози села на тахту и похлопала по ней ладонью, приглашая его.

— Спасибо за доверие, но я вам звонила не поэтому.

Он опустился рядом.

— А почему же?

— Дело в том, что я нашла в компьютере кое‑что интересное для вас. — Голос ее был тихим, а лицо таким серьезным, что это его встревожило. Такой он ее никогда не видел.

Джози взяла с кофейного столика пачку бумаг и протянула Льюку.

— Ваш отец вел дневник. Сегодня утром, когда я просматривала файлы, я его нашла.

Сердце Льюка подпрыгнуло и остановилось, потом забилось учащенно.

— Дневник? Вы хотите сказать — личный?

Джози молча кивнула.

Льюк смотрел на рукопись так, словно она могла укусить. Он протянул руку, чтобы взять ее, но рука двигалась словно в замедленной киносъемке — тяжело и неловко.

В глазах Джози светилось сочувствие, и он этому удивился. То ли она знает, что я нервничаю, то ли уже прочла и знает, что там?

— Вы читали? — спросил он резко.

Поколебавшись, Джози ответила виновато:

— Я знаю, что не должна была этого делить; начала читать, чтобы понять, что это такое, потом… потом я не смогла оторваться. Простите меня, я влезла в чужие дела и…

— Это меня не волнует, — сказала он. И подумал: меня волнует содержание дневника. Неужели в нем подтверждение того, чего я всегда боялся: отец обвиняет меня в смерти матери? Желудок свело спазмой.

В комнате вдруг стало душно, открытый ворот рубашки показался слишком тесным. Он все глядел на рукопись, и буквы плыли перед глазами. Нет, читать он не в состоянии. Льюк сглотнул слюну, дернул кадыком и спросил:

— Ну и что там… написано?

Льюк сжал зубы, чтобы удержаться и не сказать: «Мне все равно, я не хочу знать». Может, проще унести эти чертовы листки и сжечь их или отложить до лучших времен, когда он наберется мужества узнать правду? Лет эдак через сто.

— Может, вам лучше взять дневник домой и прочитать его в одиночестве? — Джози пыталась помочь.

Почувствовав ее руку на своей, Льюк поднял глаза и увидел лицо девушки: глаза успокаивали, взгляд был теплым и мягким. Каково бы ни было содержание, проще будет узнать все прямо сейчас. Сжав ее руку в своей, он сказал бесцветным голосом:

— Я бы хотел, чтобы вы мне рассказали.

Глаза девушки вдруг стали еще более синими, словно повернутый к свету сапфир. Она пожала ему руку в ответ на его пожатие.

— Отец любил вас, Льюк. Он построил гостиницу для того, чтобы вы не повторили его судьбу.

— То есть? — скорее прохрипел, чем спросил он.