— Твоя бабушка. Слушай, ты не имеешь права…

— Так вот почему он не хотел сразу заводиться! Все понятно. — Он засунул тряпку в карман джинсов. — Теперь он будет бегать, как молодой конь. Я видел, как ты уезжала в шикарном «мерседесе». Твоя машина?

— Ты сказал правду.

— Я всегда говорю правду. Но ты вообще‑то о чем?

— У тебя нет денег, и тебе негде жить.

— Денег нет, это точно, но вот насчет того, что негде жить… — Он усмехнулся и погладил пикап. — А теперь у меня есть и колеса.

Уитни хотелось напомнить, что машина на самом деле принадлежит ей, как и все поместье, но она сдержалась.

— Отлично, теперь ты можешь подыскать себе работу.

— Ха‑ха. Не выйдет. Я же тебе уже говорил, что буду сам растить Троя. Никаких нянек или воспитательниц.

— Что ж, тогда тебе придется трудно. Вряд ли кому понравится приходить на свидания к папаше с ребенком… Хотя я догадываюсь, куда ветер дует! Даже и не вздумай приглашать своих подружек сюда! Если уж ты и живешь здесь пока что, то это не означает, что ты имеешь полное право приводить в поместье своих дам.

— Своих дам? — Уголки его губ дернулись.

Его самодовольная улыбка еще больше вывела Уитни из себя.

— Твоя бабушка, наверно, перевернулась бы в гробу, если бы знала, что меньше чем через двадцать четыре часа после похорон ты уже приглашаешь Дикси Мэй Бест в ее дом. Господи, ты как похотливый семнадцатилетний мальчишка, и меня поражает, что… — Она прикусила губу, чтобы слова не сорвались с ее языка.

— Что?

Она раздраженно пожала плечами.

— Я прекрасно знаю, зачем сюда явилась эта женщина!

— Дикси приехала, потому что я ей позвонил.

— Ну‑ну, рассказывай!

— Я ей позвонил, потому что ты сказала…

— Я сказала? А какое я к этому имею отношение?

Он схватил ее за руку и подтащил к пикапу. На пассажирском месте стояло детское сиденьице для машины, а в нем, удобно устроившись, сидел пристегнутый ремнями безопасности полусонный Трой.

— Ты сказала, что Дикси — хозяйка детского сада, и я подумал, что она могла бы одолжить мне сиденье для малыша.

Уитни уставилась на него.

— О‑о! — только и сумела она из себя выдавить.

— О‑о? И это все, что ты можешь сказать?

— Прости, — нехотя и еле слышно извинилась она. — Я только подумала…

— Какое же у тебя испорченное воображение, Уитни Маккензи! И какого же ты высокого мнения о моих сексуальных качествах! Я польщен, что ты думаешь обо мне как о новоявленном донжуане… Хотя, с другой стороны, — его легкомысленный тон вдруг сменился на резкий, — я оскорблен тем, что ты считаешь меня способным на такую распущенность.

— Такая у тебя репутация. Чего другого ты можешь от меня ожидать! — отозвалась она, не желая оставлять за ним последнее слово. — Совершенно естественно допустить, что именно так ты бы и поступил!

— Надеюсь, ты пересмотришь свое мнение обо мне, — заявил Люк. — Я тоже смотрю, какой ты стала… и не могу сказать, что мне очень нравится то, что я вижу. Но меня это ничуть не удивляет. В конце концов, ты же дочь своей матери.

Ее рука была в каком‑то дюйме от его лица, прежде чем она сумела опомниться и удержаться от пощечины. Но Люк этой тонкости не уловил и… среагировал мгновенно. Не успела она отдернуть руку, как он стальной хваткой сдавил ее запястье. В его синих глазах полыхал яростный огонь.

— Чтобы больше этого не было, — процедил он сквозь зубы. — Или я не отвечаю за последствия.

— Я тебя не боюсь! — с вызовом крикнула Уитни. — Может, когда‑то и боялась, но теперь ты ничего не можешь мне сделать.

— Попробуй‑ка вот это.

Он дернул ее к себе и в мгновение ока прильнул к ее губам. Все мысли Уитни разом улетучились, зато предательски ожили чувства. Она в ужасе ощутила, как напряглись ее груди, затвердели соски, чуть не разрывая тонкий шелк ее бюстгальтера.

Нет, это невозможно!

Уитни с трудом вырвала руку и отшатнулась. Она стояла тяжело дыша, невольно сжимая кулаки.

— Ты скоти…

— Получила? — Он пожал своими широкими плечами. — Если ты хочешь, чтобы с тобой обращались как с леди, веди себя как леди.

— Ты меня спровоцировал!

— А ты меня не провоцировала?

— Ты первый начал!

— И кто же ведет себя как ребенок? — В его голосе явственно слышалось презрение. Он отвернулся.

— Ничего из этого не выйдет, — в отчаянии сказала она.

Люк снова взглянул на нее.

— Из чего?

— Из того, что мы живем вместе.

— Если ты не выносишь жара, убирайся из кухни.

— Надеюсь, ты не имеешь в виду, что я вообще должна уйти?

— А что, мне нравится эта идея. Вообще‑то я уже подумывал об опротестовании бабкиного завещания. — Он улыбнулся так же холодно и жестоко, как улыбался тринадцать лет назад. — Довольно несправедливо, что ты заполучила поместье Браннигенов. Виноградники Изумрудной долины всегда передавались по наследству, а у тебя в жилах, мисс Маккензи, нет ни капли крови Браннигенов.

Было приблизительно около шести вечера, и Уитни возилась на кухне, когда услышала шаги Люка в коридоре. Весь день его не было: тотчас после их ссоры он уселся в пикап и с грохотом укатил вниз по дороге. И вот вернулся…

Уитни выпрямилась на стуле, положила на тарелку сэндвич и приготовилась к нелегкому разговору, который им предстоял. Он неизбежно воспротивится тому плану, который она собиралась ему предложить и который созрел у нее в голове в его отсутствие, — разделить дом пополам.

Ее комнаты… и его комнаты.

Ее части дома… и его части дома.

И только кухня общая.

Она напряженно смотрела на дверь, чувствуя, как ее кровь наполняется адреналином.

Дверь открылась, и Люк по‑хозяйски ввалился в кухню. В руках он держал битком набитые пакеты из супермаркета.

— Привет, — равнодушно бросил он.

— Где Трой?

Он поставил пакеты на противоположный конец стола.

— Я только что уложил его.

Он включил монитор малыша над хлебницей, и тут же послышалось сладкое сонное посапывание.

— Пока тебя не было, приезжал грузовик с какими‑то ящиками. Я попросила шофера все отнести в твою комнату.

— Да, я уже заметил. Премного благодарен. Там в основном одежда и личные вещи — мои и Троя, — наконец‑то их доставили из Калифорнии. — Он бросил взгляд на содержимое ее тарелки. — Подъедаешь остатки?

— Ммм. — Она взяла малоаппетитный сэндвич с тунцом и откусила кусочек. Из‑под ресниц она наблюдала, как Люк выгружает из пакетов бройлерного цыпленка, упаковки бифштексов и ребрышек и седло барашка в полиэтилене.

— Итак, — он хитро посмотрел на нее, — какую половину холодильника ты выбираешь? Если хочешь, бери верхние полки, нижние полки — мои. То же самое с морозилкой.

Уитни казалось, что из нее выпустили весь воздух. По ироничной усмешке в его глазах она поняла, что он предвидел ее план и, вместо того чтобы защищаться, решил атаковать. Ну что ж, это сражение она не позволит ему выиграть.

— Мне все равно.

В этот момент один из бумажных мешков опрокинулся и несколько чистеньких шампиньонов покатилось к краю стола.

— И еще я подумал, — с улыбкой продолжал Люк, — что в любом случае ты встаешь так поздно, что имеет смысл мне использовать кухню рано утром — скажем, с семи до восьми. Днем с двенадцати до часу, а по вечерам с шести до семи.

— Значит… все оставшееся время кухня — моя. — Она с отвращением отложила свой сэндвич. Еще кусок — и она бы подавилась.

— Ну уж нет, не забывай, нас же трое. Малышу тоже надо когда‑то есть. Обычно он встает около шести, но у него еще не выработался постоянный режим, так что я никогда не знаю заранее, в какое время его надо кормить.

Уитни отодвинула стул и встала из‑за стола.

— То есть тебе нужен неограниченный доступ в кухню?..

— Насчет же всего остального, — не слушая ее, Люк вертел в руках коробку с мороженым, — гостиная твоя, а я возьму себе библиотеку…

— Но телевизор стоит в библиотеке!