Джози пошла к нему, прижимая к себе спальник как можно крепче.

— Я з‑за‑мерзаю. Хотела с‑со‑греться у костра, но он п‑погас.

— Сейчас для костра слишком сильный ветер. Нельзя рисковать — мы можем спалить лес.

Льюк взглянул на небо, она тоже подняла глаза. Тучи то и дело набегали на луну, загораживая и ее, и звезды.

— Это, видимо, тот холодный циклон, который должен был пройти стороной, — негромко проговорил Льюк.

— У вас нет лишних о‑д‑деял? Я н‑над‑дела все, что у меня есть, и все р‑рав‑но х‑хо‑лодно.

В ответ парень дернул молнию на своем спальнике, вылез из него и протянул ей:

— Возьмите.

— Н‑нет, не м‑могу. Вы по‑гиб‑нете.

— Ничего мне не будет. — Он пожал плечами.

Джози внимательно на него посмотрела: его одежда — джинсы и фланелевая рубашка — явно не годилась для холодной ночи. Льюк храбрился, хотя с трудом скрывал дрожь. Покачав головой, Джози протянула мешок назад:

— Погода не располагает к галантности.

— Тогда у нас выход один: соединить два мешка и согревать друг друга своим теплом.

Джози слегка занервничала: учитывая их взаимное притяжение, они явно собираются играть с огнем. Но она так нестерпимо замерзла, что ей было все равно, откуда возьмется тепло. Девушку сотрясал озноб, мешок чуть не выпал у нее из рук. Вместо ответа она смогла только неопределенно кивнуть.

— Пошли в палатку, она хоть от ветра защитит, — сказал Льюк.

Джози поспешно влезла внутрь, откинув клапан. После жуткого ветра снаружи здесь, в окружении нейлоновых стен, было тихо и почти уютно.

Небольшая палатка показалась еще меньше, как только в нее забрался Льюк, хотя само его присутствие словно согрело воздух на пару градусов.

Льюк включил электрофонарь и поставил его на пол, направив мощный луч на потолок. Потом расстелил свой спальник на полу, расстегнул молнию и выжидательно посмотрел на Джози. Она неохотно протянула свой и, охватив себя руками, наблюдала за Льюком, который, расстегнув второй мешок, соединил их в один. Джози поспешно отогнала возникшие к мозгу ассоциации, ее сотряс очередной приступ дрожи, но она сомневалась, что виной тому только холод.

Сидя у совмещенных спальных мешков, Льюк снова на нее посмотрел:

— Этот способ лучше сработает, если мы слегка разденемся.

У Джози отвисла челюсть:

— П‑простите, н‑не поняла.

— Снимите куртку и кроссовки. Общее тепло наших тел быстрее нас согреет.

Ей показалось, что она и так чувствует тепло его тела, хотя он и сидит в другом углу палатки.

— Вам лучше знать. — Встав на колени, Джози развязала шнурки синими от холода пальцами и сняла кроссовки. Стянула невесомую шерстяную кофточку. — Р‑раз‑деваться в т‑такой холод — б‑безумие.

Широко ухмыльнувшись, Льюк сел у края расстеленного двухспального мешка, отогнул полость и сделал знак рукой Джози влезать внутрь. Девушка неловко поместилась между двумя слоями спальника и лежала, одеревенев. Льюк тем временем стягивал ковбойские сапоги. Он сбросил куртку, и у Джози дух захватило от вида его бицепсов, вспучивших рукава голубой рубашки.

Зрелище для закаленных, подумала Джози и, сглотнув слюну, крепко закрыла глаза. Но тут же открыла, почувствовав на себе взгляд Льюка. И не только взгляд.

— Что вы делаете?

— Укутываю вам ноги вашей кофтой. — Он сел рядом с ней, потом наклонился и, прожужжав молнией, упаковал их обоих в общий мешок.

О Боже, как забилось ее сердце, когда, прижавшись к нему, Джози вдохнула запах холодного воздуха и чистой кожи, почувствовала его крепкие и выпуклые мускулы. А главное — исходящее от него животворное тепло.

Льюк просунул одну руку ей под голову, другой обнял за талию и прижал к своей груди. Ее пальцы наткнулись на жесткие волосы и голую кожу.

— У вас рубашка расстегнута, — пробормотала Джози.

— Это тоже для тепла.

Да, да, я уже это ощущаю, пульсировала в ней мысль. Пришлось признать, что не только его грудь согревает, но и руки, обнимающие ее, прижатые к ней ноги и легкое дыхание на ее лице. Каждый дюйм его тела излучал благотворное тепло.

— Если хотите согреть руки, просуньте их мне под рубашку, — предложил Льюк.

— Надеюсь, вы не попросите такого же одолжения в ответ, — сказала Джози.

Он тихо хохотнул, рука его поползла вверх по ее спине.

— Нет, не попрошу. Но помечтать я имею право, согласны?

О Боже! Кровь застучала у нее в висках, когда он стал баюкать ее, как младенца. Джози пристроилась поближе, наслаждаясь его теплом.

— Просуньте ноги между моими, — предложил он.

— Отличная мысль. А вы засуньте локоть мне в ухо. Или, еще лучше, колено мне в нос.

Он сверкнул белозубой улыбкой в полутьме палатки, грудь его задрожала от смеха. Джози не думала, что он сможет прижать ее еще крепче, но он смог.

— Рад, что чувство юмора у вас не замерзло, как пальцы ног, Джозефина.

Странно, но в душе девушки что‑то дрогнуло, когда он назвал ее полным именем.

— Ну, в такой ситуации если не шутить, то что же еще делать?

— Ответ у меня имеется. Сказать?

Его густой, чувственный баритон, прозвучавший прямо в ухо, словно бы погладил ее.

— Вам все еще холодно? — Он обнял ее покрепче.

— Начинаю согреваться. — От него исходило такое успокаивающее тепло, что она расслабилась независимо от своей воли. — А вы?

— Ну, я‑то уже согрелся, — проурчал он. И про себя добавил: даже слишком.

Согрелся не то слово, я прямо‑таки раскалился, мрачно думал он. Нет наказания более тяжкого, чем лежать рядом с женщиной и не сметь дать волю своим чувствам и желаниям. Обнимать ее, вдыхать запах, ощущать, как прикасаются к лицу ее волосы, — ведь это же сущая пытка!

Даже биение сердца Джози он слышал сквозь ее свитер, оно ускоряло толчки его собственного.

А что же она?

Заснула. Слушая ее нежное, ровное дыхание, Льюк осторожно убрал руку девушки со своей груди. Рука стала тяжелой и безвольной.

Джози спала как убитая. Ну что ж, ничего удивительного: сегодня она встала с рассветом, чтобы помочь Консуэле на кухне, потом провела весь день на свежем воздухе. И возможно, не сомкнула глаз до того, как решилась выйти из палатки. Видимо, измоталась вконец.

И все же его мужская гордость страдала оттого, что она смогла вот так запросто убаюкаться, лежа в его объятиях. Неужели он ее совсем не возбуждает?

Льюк слегка отодвинулся, чтобы взглянуть на девушку, и у него перехватило дыхание при виде длинных, изогнутых ресниц, полуоткрытых во сне губ, нежного подбородка. Все у него внутри перевернулось.

Он бессознательно запечатлел поцелуй на ее шелковистых волосах и прижал к себе. Его охватила нежность — неодолимая и не поддающаяся объяснению. Она оказалась сильнее закипающей страсти.

Уткнувшись носом в ее шею, он вдыхал легкий цветочный запах. Тело его горело от желания, а сердце размякло, как пластилин на солнце. Так он и пролежал без сна, до самого рассвета.

Сбросив с доски в большую миску нарезанные мелкими ломтиками фрукты, Джози взглянула на Консуэлу. Та сидела в другом конце кухни, положив ногу на стул, и руководила двумя кухарками, хлопочущими у плиты.

— Вам приготовить что‑нибудь, Консуэла? — спросила Джози. — Может, еще чашечку кофе?

— Спасибо, не нужно. Мне и так хорошо. — Лицо экономки расплылось в улыбке. — Как жаль, что испортилась погода и вам пришлось уехать раньше.

— Я все равно вернулась бы, слишком волновалась за вашу ногу. Какое счастье, что просто растянута мышца.

— Да, да. Я тоже волновалась. Проснулась сегодня утром, посмотрела на улицу — такой холод! Мануэль в панике выбежал из дома, чтобы ехать за вами. Как вы ухитрились не околеть?

— Н‑ну, у нас были утепленные спальные мешки, — уклончиво ответила Джози. Взяв в руки яблоко, она стала его чистить. Даже если Консуэла не догадалась, почему она покраснела, Мануэль наверняка рассказал ей, что они оба спали в палатке.