Чад и гарь… Клочки земли посреди пустоты, словно кочки на болоте… Сросшаяся уродливыми швами реальность… Я брел куда глаза глядят, против солнца.

Вернувшись из Короны, я не сказал Хархуфию ни слова благодарности. Я был просто убит бессмысленностью нашего общего подвига. Обиженный ангел улетел, я остался один и понятия не имел, что теперь делать…

– Мочить, мочить гадов! – послышался за спиной хриплый голос.

Я обернулся.

Молодой парень с перекошенным лицом и глазами, как у бешеного таракана, шел с отражателем наперевес. Второй отражатель висел у него на шее. Он бормотал себе под нос, как в бреду, и не замечал меня. А я его узнал: я видел его в салоне Гиппиус.

Потом, вспоминая взгляд этого парня, я понял: есть, есть разница между атхартийцами и живыми людьми. Это выражение затравленной, суетливой озабоченности я встречал только на Земле…

Юное дарование наконец увидело меня.

– Эй, друг! – прохрипел парень. – Оружие есть? На, держи.

Он сорвал с шеи и протянул мне отражатель.

– Мочить, мочить гадов! – повторил он свой незамысловатый девиз и, пошатываясь, побрел прочь.

С отражателем в руках я смотрел ему вслед. Странно… Солнце словно просвечивало сквозь парня… Да он исчезает, дошло вдруг до меня. Значит, вот как это бывает. Меня охватила леденящая жуть. Клацая зубами, я стоял один на поле битвы, где мертвые уничтожали мертвых…

Все, к черту! Вот сейчас сяду, создам новый «Мустанг», краше прежнего, и уеду на север, далеко-далеко, где не будет ни сатов, ни моих выживших из ума соседей. Кто я такой, чтобы пренебрегать советом богов, будь они неладны! А лет через сто все наладится само собой…

Однако, чтобы придумать машину, надо сосредоточиться, а для этого – найти безопасное место. Поэтому пока я ограничился велосипедом. Я так тщательно представлял себе старенькую «вегу», на которой катался в детстве, что в получившейся конструкции даже цепь была такой же ржавой и заедала.

Я с усилием крутил педали, когда вдруг воющий звук разорвал воздух. Я посмотрел вверх – с неба с хорошим ускорением падало тело. Ангел? Неужели Хархуфий? Он же рухнет прямо в пустоту! Бросив велосипед, почти бессознательным усилием мысли я стянул над бездной два островка. Трава стала расти корнями вверх, но времени исправить это не было.

Ангел упал. Земля опасно прогнулась под ним, как плохо натянутое одеяло. Световые крылья превратились в куцые огарки, потом исчезли и они. Ангел шмыгнул носом и вытер грязное лицо. На меня уставились больные, совсем человеческие глаза. Это был не Хархуфий.

Ангел протянул худую, грязную руку, и я помог ему сесть.

– А я вас знаю, – сказал он. – Вы адъют Вираты.

Его черты из расплывчатых ангельских становились определенными: обрюзгший мужчина лет пятидесяти, мясистый нос, седые волосы до плеч. Что-то смутно знакомое…

– Энрике Торес, – представился падший ангел, и я тут же вспомнил фотографию на столе у доктора Мартинеса.

– Энрике Торес! – ахнул я. – Черт побери, Энрике, это же все натворили вы! – Я оглянулся на дырявый пейзаж. – Но как такое пришло в голову ангелу?

Я пылал праведным гневом.

Энрике закрыл лицо руками. Он не видел, как я направил на него отражатель. И тут же опустил: надо быть палачом, чтобы убить беззащитного. Я чувствовал к нему брезгливую жалость. Я понял, что происходит: Атхарта отнимала у Тореса ангельскую сущность, он снова становился человеком. Хархуфий говорил, что такое возможно. Но это не могло исправить вред, причиненный всей Вселенной и, что куда важнее, дорогому моему сердцу Хани-Дью. Так что помогать Торесу я не собирался. Я поднял велосипед и сел в седло.

– Молодой человек! Постойте! – отчаянно закричал мне вслед Торес. – Спрячьте меня! Нельзя допустить, чтобы он опять меня нашел!

Я затормозил. Сердце екнуло от дурного предчувствия. Он? Кажется, я знаю, о ком идет речь. Ковыляя ко мне, Торес подтвердил мои подозрения:

– Председатель экологов Алан Нэй… он насильно удерживал меня в своей резиденции. Я ослабел, терял ангельскую силу и не мог вырваться. Нэй потребовал, чтобы я вернул его в прошлое. Я идиот, я подумал, его можно вразумить… Роковая ошибка интеллигента по отношению к… к малообразованному человеку.

– К быдлу, вы хотите сказать, – жестко поправил я. – Дальше.

– Я объяснил, что малейшее вмешательство в прошлое ведет к глобальному кризису во Вселенной. Что я сам Убедился в этом ценой преступного эксперимента… Нэй, по-моему, только обрадовался. Он заявил, что если я не соглашусь, то он устроит мне публичный суд и казнь. Он угрожал мне вот этим оружием. – Торес кивнул на отражатель в моей руке. – Он сказал: «Наконец-то в Атхарте есть оружие, с помощью которого можно проучить всяких негодяев». Он дал мне сутки на размышление, но мне удалось бежать. Мне помог один из экологов, он представился Юджином. Замечательный человек…

Услышав про Зануду, я не удивился. В последнее время наш приятель стал более критичен в отношении действий своего Председателя. Меня занимало другое.

– Как Нэй вас нашел?

– Мое лицо становилось человеческим. – Торес горько вздохнул. – Я ведь стал ангелом, потому что сумел обмануть Атхарту. Это было частью моего плана. Я психиатр, владею гипнозом… я убедил самого себя, что со всем земным для меня покончено. Я обманул всех, включая богов! Согласитесь, в «Шамбале» это поняли далеко не сразу…

Я хмуро смотрел на него, и Торес торопливо прибавил:

– Не думайте, я не горжусь… Алан Нэй каким-то образом выяснил, что это я сообщил на Землю сведения об Атхарте. Но это его не волновало, он надеялся с моей помощью попасть в прошлое… может быть, хотел сбежать из Атхарты на Землю. Он вел себя как одержимый. Вы знаете, если бы не благородство сеньора Юджина, я бы, скорее всего, спасовал перед грубой силой. Я не герой, молодой человек. Знаете, как не хочется во второй раз умирать!

Я знал. Уж кому-кому, но только не мне упрекать Тореса в малодушии. «Бог вам судья», – всплыла в памяти сакраментальная фраза. Нет… Боги нас не судят. Наши дела вообще их не касаются. Смерть сделала нас взрослыми, теперь мы предоставлены самим себе. Есть только мы и Атхарта…

Наш разговор затянулся. Солнце садилось. Вдали сверкали вспышки отражателей. Несколько раз мимо пробегали люди с оружием, подозрительно косясь на нас.

Я взглянул на Тореса. В нем уже ничего не оставалось от ангела: просто измученный пожилой человек… Вряд ли он сумел бы еще раз проникнуть в прошлое. И все же оставить его на заклание Нэю я не мог.

– Садитесь, – велел я.

Засуетившись, Торес по-женски, боком, взгромоздился на багажник. Дорога шла под гору, велосипед катился сам по себе. Я на ходу усовершенствовал его, добавив передачи и сделав более обтекаемый руль. Смакуя подробности, я рассказал Торесу о масштабах его «эксперимента». Пусть помучается совестью по полной программе! Тот разахался, а потом сказал:

– Алан Нэй – страшный человек. Вы знаете, как профессионал, я счел бы его сумасшедшим, если бы такое в Атхарте было возможно. Война его пьянит, он возомнил себя великим полководцем. И потом он явно страдает комплексом Герострата: ему все равно, какой ценой достичь славы. Я не умаляю своей вины, но нападение пришельцев целиком на его совести. Эта война нужна только Алану Нэю.

– И все же, Торес, ради чего все это? – спросил я, налегая на педали. – Смотрите: вы лишились ангельских крыльев, в Атхарте полыхает смута… Между тем даже судьбоносное открытие предстояло сделать не вам. Вы уступали эту честь своему другу Мартинесу. Не понимаю…

– Вы не ученый, – высокомерно произнес Торес. – Для истинного ученого утаивать знания – значит служить мракобесию.

– Ну знания всегда палка о двух концах, – возразил я. – Знания могут быть преждевременны…

– Все это болтовня! – буркнул Торес. В нем, кажется, проснулся задор. Он с пафосом заявил: – Никакие абстрактные рассуждения не стоят главного: мне почти удалось подсказать человечеству путь к бессмертию. Я ошибся в средствах, но не в цели. Знания об Атхарте помогли бы найти способ вернуть на Землю уже умерших. Это был бы просто вопрос времени. Что вы на это скажете? Вы не хотите обратно?