Я так и не нашел мужества встретиться с Самиром лицом к лицу. Фаина и Бэзил передали, что он не держит на меня зла. Я честно рассказал Фаине, что выманил у него доступ практически шантажом, и она обещала похлопотать за Самира в «Шамбале». Но, заметила Фаина, сейчас чтение книг доставляет ему большее удовольствие, чем соблазны курьерской работы…

Все равно при любой мысли о Самире моя совесть устраивала мне скандал. Вот и теперь я предпочел сменить тему и спросил Бэзила:

– А как у сэра Перси продвигается энциклопедия?

– Энциклопедия? – рассмеялся Бэзил. – Да никак. Я подозреваю, что в ближайшие двести лет сэру Перси будет не до науки. Любовь… – вздохнул он. – Эсме вертит им как хочет. Ревнует к фотографиям земных подруг и подозрительно косится на всех друзей. Хорошо, что мы уходим. Однажды она спустила бы нас с лестницы… Ничего, думаю, лет через пятьдесят это у нее пройдет.

Тяжелая волна ухнула прямо под нами. Причал застонал, загудел; волна откатилась с шипением.

– Знаешь, Грег, я тебе все-таки завидую, – сказал вдруг кот. – Я никогда не хотел быть адъютом. Но я хотел бы поболтать с богами о том о сем.

После того как я рассказал Бэзилу историю Сурок и ее последствия, он не раз ошарашивал меня неожиданными вопросами или заявлениями.

– Чему тут завидовать? – отозвался я. – Я сам до конца не понял, с кем говорил и встречался. И почему Алекс видел богов совсем другими. И почему у меня всегда было чувство, что все наши знания о мире, даже посмертные, – мистификация.

– Брось, – зажмурился кот. – Не усложняй. Ты все прекрасно понял. То, какими ты видел богов, есть результат духовной дилеммы…

– Ну ты-то, конечно, изъясняешься просто, как учитель начальной школы, – фыркнул я.

– Духовной дилеммы современных людей, – невозмутимо продолжил Бэзил. – С одной стороны, люди страстно жаждут святынь. С другой – неспособны на незамутненность веры, с какой старик-рикша кладет цветочную гирлянду к ногам бронзового Будды… Лично я думаю, между твоим Виратой и теми богами, кому люди молятся на Земле, нет никакого противоречия. Ведь что такое Бог?

– Что? – опешив, спросил я.

– Вирата тебе все сказал. Бог – то, что ты ищешь…

– Эй, на причале! – послышался звонкий голос издалека.

– Мы здесь! Гиппи! Мы здесь! – заорал кот.

На нас надвигалась огромная тень, еще темнее предрассветного мрака. Огромный корабль под черными парусами почти бесшумно приблизился к причалу. Сам собой перекинулся трап, и мы с Бэзилом поднялись на палубу.

Зинаида Гиппиус, завернутая в черный блестящий плащ, стояла на юте, подняв руку с фонарем. От него расходились острые лучи света, как от большой звезды.

Корабль качало, и мне с непривычки пришлось широко расставить ноги, чтобы удержать равновесие. Да! Вот об этом ощущении я читал в своих детских книжках! Когда моряк покидает твердую землю и чувствует под ногами живую плоть корабля… Я поднял глаза к светлеющему небу и вдруг почувствовал, как внезапным ушатом воды на меня проливается счастье. Оно ударяло в голову. От него щемило в груди, и катились слезы из глаз. Оно сжигало меня светлым, беспощадным огнем. И в этот костер я без сожаления кидал лохмотья прежней жизни, корявые сучья прошлого, свои неказистые мысли и поступки…

– Ну что, господа? – Голос Гиппиус казался совсем молодым. – Вам – счастливого пути, мне – счастливо оставаться. Когда-нибудь возвращайся, Базиль. – Проходя мимо, она коснулась сухими пальцами моей руки и шепнула: – Все к лучшему, Егор.

Трап скрипнул под ее ногой.

– Елочки зеленые! Зинаида Николаевна! – вдруг опомнился я. – А корабль… Бэзил, ты в курсе, как им управлять?

Кот зажмурил зеленые глаза.

– Грег… А как ты думаешь, зачем я тебя-то взял? Будешь у меня грести до седьмого пота… Да шучу, шучу! Ты что, забыл? Надо читать стихи – тогда корабль придет в движение. Будем читать по очереди.

– А ты много стихов наизусть знаешь? – забеспокоился я. – Я в школе знал, а теперь наверняка позабыл…

– Ничего, господа, – вмешалась Гиппиус, – когда вы исчерпаете свою память, вам придется сочинять самим. Только и всего!

– Только и всего! – пожимая плечами, подтвердил кот.

– Все, отчаливайте, – неожиданно строго сказала Гиппиус. – Уже светает, а уходить надо затемно. Тогда это похоже на побег. Не беспокойтесь, я почитаю вам вслед. Мои стихи приманивают очень хороший попутный ветер…

Черные паруса развернулись и заслонили от нас рассвет. Бушприт корабля, словно стрелка компаса, вытянулся к горизонту. Я встал у руля. Куда править? Впереди было только море. Впрочем, что еще нужно бродягам, в предрассветной мгле покидающим берег? Только хороший попутный ветер…

И вот паруса задрожали и напряглись. Мы медленно скользили прочь от причала. А следом неслись слова: