Неприятностей и в самом деле было много. Советское правительство заявило резкий протест правительству Польши. По всему Советскому Союзу прокатилась мощная волна гневных демонстраций. Отношения между двумя странами резко обострились. К счастью, до разрыва дипломатических отношений, как в Англии, дело не дошло-в том же двадцать седьмом году в Варшаву прибыл новый советский полпред Дмитрий Богомолов, которого через два года сменил В. А. Антонов-Овсеенко.

Ветераны внешней разведки России вспоминают, что сразу же после убийства Войкова Москва основную вину за него возложила на Великобританию: мол, это она усиленно финансирует белоэмигрантское движение. Террорист объявлялся поляком, работавшим на английскую разведку. Цель теракта — поссорить СССР с Польшей.

Такая интерпретация вполне вписывалась в канву непростых отношений с Англией, закончившихся, как помнит читатель, разрывом дипломатических отношений на два года. Досаду Кремля можно было понять — накануне налета лондонской полиции на советское торгпредство между ним и крупнейшим английским банком было заключено соглашение о предоставлении Советскому Союзу кредита на десять миллионов фунтов стерлингов, что было по тем временам астрономической суммой. И вот выгодная сделка сорвана.

До сих пор истинная подоплека налета полиции не выяснена до конца. Существует мнение, что правившая тогда партия тори настолько была встревожена сделкой Мидланд-банка с советским торгпредством, что не видела иного средства сорвать это финансовое соглашение. Польша в те годы была крупнейшим текстильным поставщиком Советского Союза, и это тоже беспокоило английское правительство. Словом, оснований для обвинения Британии в намерении поссорить Москву с Варшавой было предостаточно, притом по всем линиям.

Увы, Борис Коверда отношения к английской разведке не имел.

Он родился в окрестностях Вильны. С началом первой мировой войны его отец был призван в армию, а мать с детьми, как и многие тысячи других жителей прифронтовой полосы, эвакуировались из зоны боевых действий в глубь России, разделив горестную судьбу беженцев.

Поселились в небольшом поселке Зубчанинск под Са1Йарой. Там их застала сначала Февральская, потом Октябрьская революция. По словам матери, у Бориса было много неприятностей, его дразнили, называли буржуйским сынком. Во время гражданской войны сгорела школа, в которой он учился и где учительствовала его мать. Потом большевики сожгли церковь. Когда на место вандализма приехал священник, местная партийная ячейка заперла его в хлеву и морила голодом. Потом несчастного священнослужителя расстреляли на льду. На Бориса это произвело сильное впечатление — он был свидетелем этой дикой сцены.

В России семья Ковердыжиладо 1920 года. После заключения Рижского мира вернулись домой, в Польшу. Возвратились легально. Борис много читал. Большевикам он не симпатизировал.

Казалось бы, какое ему дело до того, что происходило вокруг? Его родители люди не богатые, большой политикой не занимались. Живи себе, как жили тысячи его сверстников. Ходили на танцы, ухаживали за паненками, веселились.

«Сдвиг по фазе на почве политики» — явление, чрезвычайно характерное в периоды бурных общественных потрясений, затронуло и этого впечатлительного юношу. Нет ситуации страшнее, когда отчаявшийся, обозленный, сбитый с толку противоречивыми газетными известиями подросток, принимающий их на веру, оказывается в расколотой стране и каждый день видит страдания и кровь. Трагична его судьба.

Последние семь лет после возвращения из России Коверда жил в Вильне. В Варшаву он приехал за две недели до убийства. У кого остановился? С кем общался? Почему подкараулил Войкова именно на вокзале? Откуда ему было известно, что советский посланник приедет туда именно утром седьмого июня?

Следствие искало ответ и на эти вопросы. Важно было установить, в одиночку он действовал или с участием других лиц, кто конкретно уговорил его на этот опрометчивый поступок. Нашли бедную торговку-еврейку, у которой Коверда проживал в качестве углового жильца, питаясь одной водой и баранками. Допросили виленских соседей и друзей. Выяснилось, что соучастников у него не было и ни к какой политической организации он не принадлежал. Убийство посла совершил самостоятельно.

Две недели выслеживал Войкова в районе железнодорожного вокзала, аккуратно приходил по утрам к московскому поезду, поскольку прочел в газетах о намечавшемся отъезде советского посланника. Седьмого июня долгое терпение было вознаграждено и он увидел человека, за которым охотился все это время.

Судили террориста спустя девять дней после совершения им преступления. Приговор был суров — бессрочные каторжные работы, то есть пожизненное заключение. Одновременно суд обратился к президенту Речи Посполитой маршалу Пилсудскому с ходатайством о замене бессрочных каторжных работ теми же работами на пятнадцатилетний срок.

Президент ходатайство удовлетворил.

О дальнейшей судьбе Бориса Коверды ничего не известно — пятнадцатилетний срок каторги у него заканчивался в 1942 году. Тогда вовсю полыхала вторая мировая война, территория Польши была оккупирована гитлеровской Германией, гибли десятки миллионов людей, и жизнь пылкого юноши закончилась, по всей вероятности, в безвестности.

Если версия о намечавшемся в 1927 году отзыве Войкова с поста посланника в Варшаве имела под собой твердое основание, то, наверное, правы те зарубежные историки, которые полагают, что выстрел Коверды не только избавил Войкова от многих неприятностей, но и «канонизировал» его похоронами у Кремлевской стены.

Решение о погребении Войкова на Красной площади безусловно принималось из политических соображений и было рассчитано в первую очередь на внешний мир. Неспроста в дипломатических кругах поговаривали:

— Если бы не Коверда, быть бы Войкову в тюрьме, а не в Кремлевской стене.

Так судачили недоброжелатели Войкова, завидовавшие его производству в герои. Впрочем, недоброжелатели — это вчерашние самые близкие друзья, потому что именно из горячей дружбы обычно произрастает жгучая вражда. А кому, как не лучшим приятелям, знать все о друзьях?

Трудно сказать, как сложилась бы судьба Войкова в будущем, останься он в живых. Возможно, его бы ждала блестящая карьера, но в это почему-то не верится. Даже если бы ему удалось выпутаться из неприятной истории с исчезнувшими долларами и валяющимися без присмотра документами Политбюро, тридцать седьмой год он вряд ли бы пережил.

В этом убеждают незавидные судьбы его коллег.

Розенгольц, ставший невольным свидетелем кровавой развязки на перроне Варшавского вокзала, впоследствии занимал высокие наркомовские посты в Москве, руководил всеми государственными резервами страны, но безвестно сгинул в тридцать седьмом.

Такая же участь постигла и Дмитрия Богомолова, сменившего Войкова на посту полпреда в Варшаве. После Польши он некоторое время пробыл в Англии, затем послом в Китае, и все — его биография оборвалась в 1937 году.

После этой трагической даты устрашающая пустота и в послужном списке Владимира Антонова-Овсеенко, сменившего Богомолова на посту, который когда-то занимал Войков. А ведь у Антонова-Овсеенко заслуг побольше — одна из основных фигур Октябрьского восстания в Петрограде, и прокурором, и наркомом юстиции успел побывать.

Где, на каких кладбищах похоронены эти люди?

Из судебного дела по обвинению Бориса Коверды в убийстве посланника П. Войкова

(Хранится в Варшаве. Перевод с польского)

Из показаний свидетеля А. Новаковского

(Альфред Новаковский — полицейский, производивший обыск на квартире Бориса Коверды)

В связи с совершением покушения на посланника Войкова я произвел обыск в квартире Бориса Коверды в Вильне. Обыск не дал никаких результатов. В политическом отношении Борис Коверда пользовался хорошей репутацией, ни к какой политической организации не принадлежал. Обыск был произведен для установления, не принадлежит ли Коверда к монархической организации. Коверда ни в каких отношениях с местными политическими деятелями не состоял и ни к какой организации не принадлежал.