ПОДОБНОЕ ПРИТЯГИВАЕТСЯ ПОДРОБНЫМ
НАД ЧЕМ СМЕЕШЬСЯ, ОТ ТОГО И СВИХНЕШЬСЯ
или
ЧТО СМЕШНО ВВЕРХУ, ТО ГРЕШНО ВНИЗУ
После ознакомления с этим видом творчества я перешла к изучению книжной полочки. Ловд читал книги крайне разнообразного содержания, но все больше самиздатовские. Магическое студенчество всегда черпало свои знания больше из самиздата, чем из официальной печати.
Я перебрала несколько книжечек: «Шприц и Нищий», «Над гнездом хохлушки», «Сага о сайтах», «Золотая палка», «Повесть о Роланде, Ямахе и злодее Корхе», «Так говорил Зоропусто», «Ор Фей», «Промискуитет раскованный», «Степной заяц», «Дантист Альтистов», «Униженные и оскопленные», «Беременские музыканты» и так далее.
Да-а, в общежитии дети взрослеют быстро и непоправимо. Честно говоря, помню по себе – за первый год своей жизни в общежитии я постигла столько, что до сих пор некоторые вещи осмысливаю с трудом.
Но не успела я предаться сладостным воспоминаниям, как взгляд мой упал на еще одну самиздатовскую книгу. Ручки мои задрожали, щечки запылали то ли от гордости, то ли от стыда. Автором книжки, а это был сборник стихов, значился Ловд! Называлась книга «Я – памятник себе, не рукомойник!».
Я пролистала брошюрку и наугад зачитала несколько строчек:
Среди мерцания витрин
Одной звезды я повторяю имя.
Не то чтоб я ее любил,
А просто не везло с другими.
Ничего на свете лучше нету,
Чем с ума пойти по белу свету,
Чуть прищуря оба своих ока
От сияния прекрасного далека.
Значит, Ловд пользуется у местной творческой молодежи некоторым успехом, и его заявления о том, что он пишет стихи, перестали быть заявлениями, а стали суровой реальностью. Кстати, а что это за листики на столе?
Я взяла в руки пару листочков со стола Ловда и обомлела от ужаса, точнее, от того, что в них прочла.
СТРАШНО, АЖ ЖУТЬ!
Интересно, это я сегодня что-то натворил, или мир всегда был таким, а я прежде этого не замечал, потому что делами был занят?
Д. Адамс
Тихо пройдя сквозь стену, я очутилась внутри ШИШа. Была ночь, и было жутко.
Осторожно левитируя по коридорам пустынного помещения, я то и дело улавливала какие-то странные и подозрительные шорохи.
Вдруг на подоконнике в лунном свете я увидела два силуэта, от которых по коже и одежде побежали мурашки. Это были два вампира. Один постарше, а другой поменьше. И тот, что постарше, сердился на младшего.
– Кровь на клыках еще не обсохла, кровосос несчастный, а уж туда же, за старшими тянешься!
– Ну-у… Дуракула! – затянул малыш.
– Что Дуракула?! Тебя утром послекровный синдром будет мучить!
– Не будет!
– А я говорю – будет!
Но малыш не успел во второй раз возразить, так как в лунном свете показался третий силуэт вампира.
– Мальсики, полетели дальсе, узе все в сбосе, нась сдуть с нетеспением!
– Кретикула, – засмеялся малыш, – когда у тебя вместо молочных клыков вырастут нормальные? Сколько можно сюсюкать и картавить одновременно?! Может, тебя к стоматологу сводить, чтобы он…
– Сам ты дуляк, Идиоткула! – огрызнулась, как я теперь поняла, маленькая вампирочка.
Они все втроем взмахнули крыльями и исчезли где-то во мгле коридора.
Я перевела дух. Конечно, читатель может обвинить меня в расизме, но, простите, я никогда не питала особой симпатии к представителям этого жанра, чего не скажешь о них по отношению ко мне. Был как-то у меня один такой поклонник, все по ночам прилетал под окна серенады петь. Впрочем, ладно, грустная история. Закончилась она лишь тем, что в числе моих медалей за литературные и ведьмины успехи на демонстрационной полочке покоится еще и значок «Почетный донор».
Я перелетела на второй этаж и медленно двинулась по коридору, где сразу же чуть не перестала соблюдать конспирацию от восторга.
По коридору двигалась очень странная процессия. Впереди весь в белом шел человек с дирижерской веточкой рябины, а за ним с музыкальными инструментами семенило семь гномих.
– Раз-два! – скомандовал человек, и гномихи застыли на месте. – Рас-с-с-читайся!
– Доона. Тромбон.
– Реона. Скрипка.
– Миона. Гитара.
– Фаона. Флейта.
– Сольона. Арфа.
– Ляона. Бубен.
– Сиона. Контрабас.
– Все в сборе, – сделал вывод человек, как вдруг рядом кто-то пропищал:
– Доон-диез. Кларнет.
– Что?
– Кларнет. Доон-диез, – снова повторил писклявый голос за спиной у человека.
Человек обернулся и увидел перед собой маленького гномика.
– Э-э, малыш, да ты из другой октавы.
– Ой!
– Ладно, иди с нами, там встретишься со своими.
После этих слов процессия снова двинулась дальше, исчезая во тьме коридора.
На третьем этаже я еле успела отскочить в сторону – мимо меня с шумом, треском и ругательствами пронеслись привидения-уборщики со швабрами наголо, несколько несущихся во весь опор избушек-на-курьих-ножках и еще что-то, что описать мне не представляется возможным.
На четвертом этаже было тихо, и я решила сделать несколько шагов по полу. Но как только я коснулась поверхности коридора, как тотчас подо мной что-то зашелестело и зашипело. Я в испуге отскочила в сторону, а на том месте, где я только что стояла, оказалась Ясна…
ТЕ САМЫЕ ЛИСТОЧКИ
Хулуву по торжественному случаю рефрактировалисъ в свободно стоящие призмы.
Д. Адамс
– Ясна?! – вскрикнула я от удивления.
– Йо?! – от удивления вскрикнула Ясна.
– Ты что тут делаешь?
– Как ты здесь оказалась?
– Не отвечай вопросом на вопрос! Куда ты пропала?
– Йо, – Ясна перешла на шепот, – прошу тебя, не шуми.
– Почему?
– Нас могут услышать.
– Хорошо, я не буду шуметь. Но за это ты честно ответишь на мои вопросы. Согласна?
– Ладно.
– Как ты здесь оказалась?
– Я шла в панамке-невидимке, пока ты не наступила на мой плащ.
– Господи, откуда у тебя панамка-невидимка?!
– Выменяла у Трататуна на молодильные финики.
– А у него как она оказалась?
– Он выменял их у Солей-Лукреция.
– А у них она откуда?
– Они выменяли ее у…
– Стоп! Хватит! Дальше можешь не продолжать. Скажи лучше, как ты исчезла из кабинета директора, меня чуть было инфаркт не схватил за сердце!
– Очень просто, надела панамку-невидимку и все.
– Зачем?
– Ну-у, я постеснялась…
– Постеснялась?
– Да, – краснея, ответила Ясна.
– Чего постеснялась?
– Йо, не заставляй меня еще и перед тобой краснеть. Я хотела в туалет, но не спрашивать же мне у директора, где тут у них… ну, сама понимаешь.
– Спросила бы у секретарши.
– Ага, конечно, там же Се Йф Сбум Гай сидел.
– Хорошо, а дальше?
– А дальше, когда я надела панамку-невидимку, мне перехотелось.
– Так ты и не выходила из кабинета?
– Нет.
– Все слышала?
– Да.
– А потом где ты пропадала?
– Нигде. С тобой была.
– Со мной? Но почему ты не сняла свою панамку-невидимку, когда мы остались одни?
– Я хотела, но ты нашла на столе у Ловда те самые листочки, ну и… я поняла, что если рассекречусь, в смысле стану видимой, то ты меня с собой не возьмешь, а оставишь дома.
– Правильно.
– Вот видишь. А я тоже не хочу пропускать…
Ясна не успела договорить, как позади нас раздалось несколько детских голосов:
