При приближении мистера Краучбека мышевидная женщина улыбнулась с очарованием, какого Гай никогда бы в ней не заподозрил. Усач бросился двигать стулья, освобождать пространство.
– Добрый вечер, – произнес майор. – Извините, не могу вам руки подать. – (Майор держал над головою стул.) – Мы как раз собирались пройтись по магазинам. Это ваш сын?
Каким-то чудом майору удалось освободить место для двух стульев. Еще ему удалось отловить посыльного. Мистер Краучбек представил Гая.
– Значит, в рядах едоков лотоса пополнение? Я вот тоже супругу с дочерью здесь устроил. Дивное местечко. Жаль, что самому надо в казарму возвращаться, а то бы я недельку-другую тоже побездельничал.
– Я завтра уезжаю, – возразил Гай.
– Вот это жалко. Была бы хорошая компания моей женушке. Старички, конечно, сплошь миляги, только ей бы с ровесниками больше общаться.
Помимо великолепных усов, майора Тиккериджа отличали жесткие, как проволока, рыжие волоски, росшие на скулах пучками, точно кошачьи вибриссы. Волоски эти постоянно лезли ему в глаза.
Явился посыльный с подносом. Гай предпринял попытку напомнить о своем багаже, но посыльный бросил: «Одну минуточку, сэр» – и снова исчез.
– Проблемы с багажом? – сразу заинтересовался майор. – От этого молодчика вы толку не добьетесь. Что конкретно произошло?
Гай нехотя рассказал.
– Так это пустяки. Под моим началом бесценный, но имеющий привычку исчезать алебардщик Голд. Он сейчас в местном резерве. Его и пошлем.
– Ну что вы… Это неудобно…
– С момента прибытия Голд палец о палец не ударил. Единственное его занятие – будить меня ни свет ни заря. Размяться ему не повредит. К тому же он человек женатый, а тут вокруг него горничные так и вертятся – долго ли до греха? Пусть прогуляется, чувства причешет.
Гай проникся глубочайшей симпатией к этому славному волосатому усачу.
– Будем, – произнес майор, поднимая бокал.
– Будем, – пискнула его жена.
– Будем, – не моргнув глазом повторил мистер Краучбек.
Гая хватило только на нечто нечленораздельное.
– Первый за сегодня, – констатировал майор, опрокинув в глотку розовый джин. – Ви, милая, закажи еще, пока я буду Голда инструктировать.
И майор Тиккеридж, непрестанно натыкаясь на людей и принося глубочайшие извинения, проследовал к выходу.
– Не знаю, как и благодарить вашего супруга.
– Просто он не выносит, если люди без дела сидят, – пояснила миссис Тиккеридж. – Алебардщики все такие.
Ужинали Гай с отцом отдельно от Тиккериджей.
– Славные люди, верно? – произнес мистер Краучбек. – Дженифер ты завтра увидишь. На редкость воспитанная девочка.
Столики старых постояльцев располагались у стен, новичков посадили в середине. Словно нарочно, чтобы обслуживать их быстрее, подумал Гай. Согласно давнему уговору, мистеру Краучбеку дозволялось держать в гостиничном погребе свое собственное вино. На их с Гаем столике уже стояли бургундское и портвейн. Ужин из пяти блюд оказался куда лучше, чем ожидал Гай.
– Молодцы Катберты – такой наплыв гостей, а они марку держат. Вот бы и везде так было. Конечно, приходится ждать перемены блюда, но все равно, ужин достойный, и это целиком и полностью их заслуга. Мне только одно не по душе – Катберты просили не приводить Феликса в столовую. С другой стороны, их можно понять: Феликс – крупный пес.
Вместе с пудингом официант поставил на стол тарелку собачьей еды. Мистер Краучбек собственною вилкой проверил, чем нынче кормят его пса.
– Вполне, вполне, – прокомментировал он. – Большое спасибо. Гай, ты не против, если я на минутку поднимусь в номер? Феликс привык питаться именно в это время. Пей пока портвейн. Я мигом.
Мистер Краучбек с тарелкой прошел к себе в гостиную, которой на одну ночь предстояло превратиться в Гаеву спальню, и действительно очень скоро вернулся.
– Мы, Гай, попозже с Феликсом погуляем, часов в десять. Тиккериджи, кстати, уже поели. Вчера и позавчера мы после ужина вместе пили портвейн. Сегодня они стесняются подойти, наверно из-за тебя. Не против, если я их позову?
Тиккериджи были приглашены.
– Прекрасное вино, сэр.
– Да, неплохое. Из Лондона присылают.
– Хорошо бы вы как-нибудь к нам заглянули. Для гостей мы приберегаем отличнейший портвейн. И вы тоже приходите. – Последнее замечание относилось к Гаю.
– Мой сын, несмотря на то что давно не юноша, предпринимает отчаянные попытки поступить на военную службу.
– Вот как? Вам приключений хочется?
– Я бы не стал называть войну приключением.
И Гай, криво усмехаясь, поведал о разочарованиях и отказах, пережитых им за последние две недели.
Майора Тиккериджа несколько озадачила Гаева самоирония – он привык к иным оттенкам.
– Послушайте, так вы это серьезно? – переспросил майор Тиккеридж.
– Видимо, в шутку обратить не удалось. Да, серьезно. К сожалению, – отвечал Гай.
– Потому что, если вам правда хочется в армию, можете поступить в наш полк.
– Да? А меня уже всюду забраковали. Я до того дошел, что хотел в министерстве иностранных дел подвизаться.
Майор Тиккеридж выказал глубочайшее участие.
– По-моему, Министерство иностранных дел – последнее дело. Хм, каламбурчик получился. Так вот, о чем бишь я. Если вы правда хотите в действующую армию, я могу это устроить. Мы, алебардщики, не обязаны общим правилам подчиняться. В частности, Хор-Белиша[8] со своими идейками на тему «начинать надо с рядового» нам не указ. Мы свою бригаду формируем – войдут и кадровые военные, и приписные, вот вроде вас, и военнообязанные, и сверхсрочники. Конечно, пока все, так сказать, на бумаге, но со дня на день начнутся учения для новичков. Проект беспрецедентный. А мы в полку все приятели, так что только попросите – я за вас словечко замолвлю перед капитан-комендантом. Он буквально на днях говорил, что приписных не мешало бы сдобрить парой-тройкой солидных мужчин, а то там одни сосунки.
К десяти вечера, когда стемнело и Гай с отцом пошли выгуливать Феликса, майор Тиккеридж успел сделать энное количество пометок насчет Гая и пообещать при первой же возможности заняться им вплотную.
– Удивительно, – начал Гай, – я несколько недель без толку унижался перед генералами да членами совета министров. А приехал к тебе – и часа не прошло, как дело мое решилось, причем человеком, которого я первый раз в жизни вижу.
– Вообще-то так всегда и бывает. Я ведь говорил: Тиккеридж – просто золото, – отозвался мистер Краучбек. – А Полк алебардщиков – достойнейшее военное подразделение. Я их на параде видел. Они ничуть не хуже Ирландских гвардейцев.
В одиннадцать вечера огни в гостинице были погашены, прислуга ушла. Гай с отцом отправились спать. Гостиная мистера Краучбека пропахла табаком и псиной.
– Боюсь, тебе здесь будет не слишком удобно.
– Ничего: у Анджелы я вообще спал в библиотеке.
– Ну, спокойной ночи, сынок.
Гай разделся, лег на диван. Окно было открыто. Совсем рядом шумело море, комнату наполнял соленый воздух. Какая перемена по сравнению с нынешним утром, думал Гай.
Внезапно открылась дверь спальни, смежной с гостиной.
– Сынок, ты спишь?
– Еще нет.
– Вот медальон. Ты же сказал, хочешь его носить. А то я утром точно забуду.
– Большое спасибо, папа. С этой минуты я его не сниму.
– На столе будет лежать. Спокойной ночи.
Гай протянул руку, нащупал легкий металлический диск и шнурок. Надел медальон. Отец все не ложился, ходил по комнате. Дверь снова открылась.
– Гай, сынок, я вот что. Завтра утром мне придется пройти через твою комнату. Постараюсь не шуметь.
– Я тоже хочу на мессу.
– Вот как? Славно. Ну спи. Доброй ночи.
Вскоре до Гая донесся легкий отцовский храп. Перед тем как заснул сам, Гай успел задаться непростым вопросом: «Почему я не смог сказать майору Тиккериджу „Будем“? Отец – сказал. Джарвис – сказал бы. А мне что помешало?»
