— Что? — крикнул он, и она опять закричала, но он все равно не мог разобрать этот девичий крик. — Что случилось?

— Ты — хороший! — Они оба на секунду остановились. — Я должна была тебе сказать…

Затем они оказались рядом, и его руки обняли ее, а она прижалась к нему.

— Ты говорил, что ты нехороший, но это неправда.

Он обнимал ее, целовал ее лицо и не мог поверить, что это она, но она действительно была здесь, и от нее исходил бесподобный аромат чистоты и красоты…

— Прости, — сказал он, — прости меня.

— Нет, нет, все в порядке…

— Ради тебя я стану лучше, я обещаю тебе.

— Нет, я люблю тебя. Я уже говорила…

— О, какая же ты красивая!

Он целовал ее и не разжимал объятий, они целовались еще целую вечность, целовались по-настоящему, с желанием и страстью.

— Поедем со мной.

— Я не могу.

— Я не могу оставить тебя здесь.

— Нет, с этим все в порядке, я тоже уезжаю, они отсылают меня в Швейцарию пораньше. Я уеду, и они не хотят, чтобы я возвращалась сюда.

— Я приеду туда, приеду и заберу тебя.

Теперь им приходилось кричать, потому что к платформе подходил состав, он был длинный, очень шумный, а паровоз оглушительно свистел.

— Постой! Смотри… — Льюис принялся рыться в карманах в поисках карандаша; поезд уже надвигался на них, карандаша нигде не было, и Льюис, вынув свою повестку, сунул ее ей в руки.

— Я буду здесь, я не знаю, куда они пошлют меня потом…

— Не волнуйся.

— Не буду, а ты не грусти.

— Я не грущу, — сказала она сквозь слезы.

Поезд остановился, и проводник пронзительно засвистел. Льюису было очень тяжело: он должен был уехать на этом поезде, он должен был оставить ее. Они держались друг за друга до последнего момента, а потом он с чемоданом поднялся в вагон, закрыл дверь, затем высунулся из окна, чтобы еще раз поцеловать ее, и они снова не отпускали друг друга. Все в ней было правильным: и то, как он ее воспринимал, и ее сила, и ее мягкость, и то, что она была ребенком, но уже таким взрослым. Для него было невероятным то, что она столько знала о нем и, даже несмотря на это, все равно так обнимала и целовала его, и он чувствовал ее ладонь у себя на щеке — на здоровой щеке — и ее руку у себя на шее, и он снова целовал ее, и во всем мире не было ничего, кроме них двоих. Они забыли о том, что расстаются, но поезд тронулся, и она начала идти за ним, и на мгновение это показалось им смешным, но только на мгновение. Она побежала. Он отпустил ее. Они больше уже не касались друг друга. Она остановилась и смотрела на него, и он тоже смотрел на нее влюбленным взглядом.

— Смотри, Льюис! — крикнула она и широко развела руки в стороны. — Мы спасены!

Поезд набирал ход, и очень скоро он видел лишь крохотную фигурку, таявшую вдали, но он все равно ждал, пока ее голубенькое платье не скрылось из виду, и только тогда перестал высовываться из окна и прислонился спиной к стенке вагона.

Наступили неподвижность и тишина; даже несмотря на быстрый ход и шум поезда, Льюис ощутил умиротворение. Ему стало жарко. Он расстегнул рукава и, чтобы стало прохладнее, высоко закатал их, не заботясь о том, что кто-то может увидеть его иссеченную руку.

Кит стояла на платформе и смотрела, как поезд исчезает вдали. Когда он совсем скрылся из виду, она постояла еще немного. Ее тело и ее губы еще помнили, как Льюис обнимал ее, как целовал, как крепко он это делал и как нежно. Она чувствовала себя другой, хотя и осталась прежней. Она чувствовала, что о ней заботятся. Она знала, что после его отъезда еще придет боль, но пока ее переполняла только радость. Через некоторое время она услышала шум подъезжающих к вокзалу машин и топот ног пассажиров, отъезжающих в Лондон; Кит не хотела сейчас никого видеть, и поэтому она, уходя от всех них, маленькими шажками спустилась с платформы в высокую траву. Домой она пойдет напрямик, через поля, и очень медленно.

Льюис стоял, прислонившись к стенке вагона, пока к нему не подошел проводник и не попросил его предъявить билет. Это был высокий пожилой мужчина, он немного прихрамывал, словно у него плохо сгибались ноги, и странно поглядывал на Льюиса, что сначала было непонятно; Льюис привык, что так на него смотрят только те люди, которые его знают, а этого человека он не знал. Затем он понял, что, должно быть, выглядит, словно вернулся с войны — лицо разбито, рука изрезана, и при этом улыбается, будто все в порядке и весь мир принадлежит ему. Он решил, что мужчина не догадывается, каким образом можно получить такого рода повреждения, и порадовался этому.

Он показал проводнику свой билет, постаравшись быть предельно вежливым, чтобы не напугать его, а затем пошел искать свободное место. Не задумываясь, он выбрал место лицом по ходу поезда, чтобы можно было видеть, что ждет его впереди.

Я хотела бы поблагодарить Клару Фармер и всех сотрудников издательства «Чатто энд виндовс» за проявленное участие к этой книге.

Большое спасибо Кэролайн Вуд за ее доверие и благосклонность, а также Джоди Шилдс за веру в «Изгоя» во всех ее проявлениях.

Хочу высказать слова любви и признательности своему мужу Тиму Бойду, моей семье, а также Беки Харрис.