— Я не хочу купаться, — сказала Тамсин. — А ты, Льюис, ты ведь тоже не хочешь?

— Нет, не хочу.

— Ну, Льюис и не должен хотеть, — брякнул Эд.

— Вот и я не буду, — заявила Тамсин. — И если уж мы должны идти к реке, то я бы пошла в Уолтхэм, где мы могли бы выпить чая или поесть мороженого.

Все не сразу заметили, что Льюис остановился, и обратили на это внимание только потому, что Кит спросила:

— Что случилось?

Тогда уже все остановились и обернулись. Льюис стоял и смотрел на Эда.

Кит наблюдала за ними обоими. Она смотрела на Льюиса сбоку. Он почти не разговаривал, но до сих пор казался вполне нормальным. Теперь все морали, а Льюис продолжал пристально смотреть на Эда, которому все это в конце концов надоело.

— Ну, что?

— Почему это я не должен?

— Что ты имеешь в виду?

— Почему это я не должен хотеть идти на реку?

Наступила тишина. Все молчали. Льюис смотрел на него так, что в его взгляде и во всем облике чувствовалась реальная угроза, причем это было не обещание опасности, а сама опасность, сиюминутная. Кит испугалась, но Эд, похоже, не придал этому значения и получал удовольствие от такого противостояния.

— Почему это я не должен хотеть идти на реку?

— Да брось, Льюис, все ведь знают, почему.

— Нет, ты скажи.

Тамсин тронула Эда за руку:

— Эд…

— Из-за твоей матери, — сказал он, а потом насмешливо, нараспев добавил: — Потому что твоя мать умерла там.

Льюис резко направился к Эду, Тамсин быстро отступила назад, а Эд остался стоять на месте, он не сделал ни шагу вперед. Они выжидающие смотрели друг на друга.

— Ну и что? Ну и что из этого?

— Да ничего. Просто ты выглядишь смешно.

— А ты не смейся.

— Я и не смеюсь, — со смехом сказал Эд, — я просто говорю, что ты выглядишь смешно.

— А ну-ка, убери эту ухмылочку со своей физиономии!

— Какую еще ухмылочку? — Эд снова рассмеялся и оглянулся на остальных. — Должен сказать, что ведешь ты себя очень странно.

— Убери с лица эту хренову ухмылочку!

Кит никогда раньше не слышала, чтобы кто-то ее возраста произносил это слово. Она слышала, что так говорил ее отец, в другой комнате, слышала на улице, но это было совсем другое дело.

— Как ты смеешь говорить такое при девочках! — воскликнул Эд, и это прозвучало очень забавно, только почему-то никто не засмеялся, а Кит подумала, что Эд просто ужасный и что он ей никогда не нравился.

Льюис снова двинулся на Эда. Тот все же отошел в сторону и принял позу философа, а может комментатора, но он приготовился к нападению, и выражение лица у него было очень сосредоточенным.

— Мне кажется, что ты стал слишком чувствительным. Если идешь по лесу, через который протекают речки, да еще и в жаркий день, стоит ли удивляться, если возникает разговор о купании? Нам всем очень жаль, что твоя бедная пьяненькая мама…

Закончить фразу он не успел, потому что Льюис врезал ему кулаком в лицо. Эд знал, что Льюис собирается его ударить, и думал, что будет готов к этому, — он собирался тоже ударить его в ответ, — но он не ожидал, что удар у Льюиса окажется таким сильным и стремительным, и поэтому упал. Нос у него был сломан, боль была ужасная, он лежал на земле и кричал, и кровь сочилась у него между пальцами. В школе у них все было не так: во время драки никогда не били в лицо, и, даже если злились по-настоящему, это скорее походило на шоу, обходилось без серьезных повреждений. Больше хватали друг друга за одежду и боролись, чем собственно били.

Эд продолжал лежать, у него из носа текла кровь, и Тамсин повернулась к Льюису, который, похоже, готов был ударить противника ногой или накинуться на него, лежащего, чтобы добавить еще.

— Боже мой! Боже мой!

Энни расплакалась, близнецы выглядели изумленными и напуганными и жались поближе к Эду и подальше от Льюиса. Это было совершенно ненормально и выходило за рамки обыденного; в этом было что-то сюрреалистическое, все правила были нарушены, но Кит внезапно подумала, что для Льюиса, который никаких норм поведения не придерживался, это могло быть нормально. Это чувство ей было знакомо: когда отец бил ее мать, у нее всегда возникало головокружительное ощущение, что никаких правил нет.

Эд не вставал, и Льюис развернулся и пошел прочь, но не по тропинке, а напрямик, через заросли. Кит смотрела ему вслед. Она завидовала его жестокости и одновременно жалела его за это. Ей хотелось пойти за ним, но она только смотрела, как он уходит, а потом повернулась и двинулась к поляне, где Тамсин трогательно помогала Эду идти, а все остальные следовали за ними, словно группка ропщущих средневековых крестьян.

— Ужасно, просто ужасно, — приговаривала Тамсин.

— …еще получит по заслугам! — говорил Роберт.

«Все они, похоже, скоро превратятся в подобие своих родителей», — подумала Кит, ненавидя их за это.

Они вернулись на дорогу и направились к деревне. Кровь из носа Эда текла еще долго, но в конце концов остановилась. Он прикрывал нос рукой. Ближе всего к ним, после дома Олдриджей, был дом Тамсин и Кит, и Тамсин сказала, что Эд должен зайти к ним. Маленькую Энни она отослала домой с близнецами.

Тамсин отвела Эда в кухню, где тот умылся; это было немаловажное событие, поскольку Тамсин не была в кухне уже года два.

— Я сейчас позвоню доктору Страчену.

Эд убрал руку от лица.

— Плохо выглядит?

— Ужасно. Подожди здесь, я сейчас позвоню. Если нос сломан, доктор может вправить тебе его. Сам ты этого не сделаешь.

Она вышла через обитую сукном дверь, а Эд остался ждать за столом. Кит села напротив него, забравшись с ногами на стул. Одно колено у нее было сбито, но рана подсохла, и образовалась корка. Удастся ли ей когда-нибудь перерасти эти свои сбитые коленки, подумалось Кит; ее мама, похоже, считала, что это было и навсегда останется отличительной чертой ее дочки.

— Ты вел себя ужасно по отношению к Льюису, — сказала она.

Эд плохо говорил из-за того, что кровь сочилась из носа в рот, и он ее все время сглатывал, но это не помешало ему возмутиться.

— Он же меня ударил!

— Ты сам напросился. И прекрасно это знаешь.

— Он хотел подраться, — хрипло сказал Эд, — ты же видела это, я не мог отступить!

Она не могла больше сидеть здесь с ним. Она встала и направилась в холл. Рядом с Тамсин, которая только что отошла от телефона, стоял Дики.

— Нос сломан?

— Не знаю, папа. Похоже на то. Он ужасно распух.

— Где он?

— В кухне. Я не хотела, чтобы он залил нам вещи своей кровью.

— А что Льюис? Куда он пошел?

— Он убежал в лес.

— Ничего он не убежал, — уточнила Кит, — он ушел.

— Помолчи, Кит, — сказала Тамсин.

— О чем он, интересно, думал, вытворяя такое? — возмущенно произнес Дики, а Кит вспомнила случай, когда он сломал матери руку об угол камина в гостиной, и той пришлось всем рассказывать, что она упала с лестницы, когда собирала яблоки, что было полным абсурдом, потому что, во-первых, она ни разу в жизни не поднималась на лестницу, а во-вторых, потому что даже толком не знала, где у них сад.

Кит вспомнила слова Эда там, в лесу: «…твоя бедная пьяненькая мама».

— Папа, — сказала она, — Льюис ударил Эда, потому что тот кое-что сказал о его маме.

Ни Тамсин, ни Дики, казалось, не слышали ее.

— Позвони Гарри Роулинсу, Тамсин. Где Клэр? У нас должен быть лед, его следует приложить к ушибленному месту.

Кит видела, что для Льюиса все складывается плохо.

Дики вышел, чтобы поискать Клэр, а Тамсин принялась листать телефонную книгу, лежавшую на столе.

— Тамсин! Эд вел себя ужасно. Он сказал действительно жуткую вещь.

— «Р»… «Р». Роулинс. Я знаю, Кит, но такому все равно нет оправдания. Ты сама видела, каким был Льюис, как он смотрел. Он просто внушал ужас. Ты бы так никогда не поступила.

— Почему? Я бы сама ударила его, если бы он…

— Тс-с-с! Ступай. — Она подняла трубку телефона. — Гилфорд, 131, пожалуйста.